Последняя осень. Буря

– Есть и нормальные работодатели, – возразила Динара. – Разве ты собираешься поступать на госслужбу?

– Вдруг передумаю? Последний год я словила мотивацию, многое переосмыслила, училась как проклятая и бегала по собеседованиям. Для чего? Чтобы Волгин все разрушил?

– Зачем тебе портфолио? – спросила Маша. – У моделей тяжелый график, они часто рекламируют нижнее белье или купальники. Как ты планировала совмещать с юриспруденцией?

Яна замялась, смущенно проговорила:

– С детства мечтаю об этом. Думала, засвечусь с классным буком, попаду в журнал или, если повезет, на обложку, наберусь опыта в праве и позировании, изучу индустрию изнутри, потом стану популярным фешен-юристом.

– Так только в фильмах бывает, – хмыкнула Динара. – Серьезно, модное право? Почему не спортивное или эльфийское?

Она поворчала на новые, абсурдные, по ее мнению, отрасли.

– Тогда предпримы тоже не существует, – сощурилась Яна.

– Это заблуждение, – с жаром возразила Динара. – Предпринимательские отношения…

Маша перебила новоиспеченную лекторшу, бросив Яне:

– Значит, у тебя не было умысла? В это сложно поверить. Мертвый шантажист лучше, чем украденная флешка. Волгин наверняка сделал копии, мог заявить о себе в любой момент, попросить большего.

– Тебя это не касается, – осадила Яна. – Глеб был редкостной мразью. Плевать, как он сдох, кто именно и зачем его прикончил… Без Волгина мир станет лучше.

– Ты убила человека, – строго отчеканила Динара. – Совершила деяние, за которое предусмотрена уголовная ответственность.

– Не надо цитировать УК, я в курсе, – огрызнулась Яна и смерила «актрис» гневным взглядом. – Потрачусь на адвоката, зато не опозорюсь. Волгин все равно требовал в два раза больше. Даже не вздумайте обвинять меня. Да, сглупила, понадеялась на честность, обрадовалась, что исполню детскую мечту. А он… Манипулировал мной, издевался, всячески намекал на фотосессию… В этой ситуации я – жертва, а он – преступник.

Яна поникла, прижала ладони к груди, с горечью прошептала:

– Вот и все? Вы расскажете следователю?

– Конечно, – твердо заявила Динара. – Мы же на юрфаке. Закон одинаков для всех. Какие могут быть исключения?

На миг Маше представилось, как ее осудили за смерть Кадошова и подруга в черной мантии с презрением огласила обвинительный приговор. По телу побежали мурашки, подумалось: «Обо мне она бы так же сказала?» Груз вины за смерть Артема будто потяжелел. Не осталось сомнений в том, что давнее решение не посвящать Динару в свою тайну было абсолютно верным, ведь дружить с преступницей было серьезным испытанием.

В отличие от Эмилии Яна не умоляла, не угрожала, а просто ушла. Маша восхитилась ее выдержкой, отметив: «У меня бы, наверное, так не получилось». Молча собрав реквизит, подруги покинули помещение, пересекли коридор, замерли в необжитом холле.

За разбитым окном свирепствовала буря. Сугробы взметались до свинцовых туч, снег кружился, отрезая лагерь от леса. Метель бушевала, ветер скорбно пел, трепал белые деревья. Сердце будто сковывало ледяной коркой, в мысли заползали страхи: «Мы отсюда не выберемся. Настя и Эмилия умрут первыми». Гибель Авдеевой распутала бы клубок из самокопания, лицемерия, борьбы между правильным и расчетливым поступками. Яне, хоть та и не сталкивала Волгина с лестницы, почему-то было сложнее сочувствовать. Возможно, Маша сильно очерствела за безумную пятницу. Динара, стиснув в ладонях свечи, спросила:

– Ты не согласна?

– С чем? – удивилась Маша.

– С наказанием для Яны, – вздохнула та. – По-твоему, мы должны отдать ей снимки и не высовываться?

– Тогда будем покрывать убийство.

– Мы столько горбатились, расследовали… Почему именно нас сделали виноватыми? – сердито скривилась Динара. – Паршивый осадок. Некоторые скелеты должны оставаться в шкафах.

– Забавно, что Волгин писал нечто похожее, – устало хмыкнула Маша и, вынув из кармана страницы рукописи, процитировала: – Иногда секреты не стоит раскапывать.

Динара встала рядом. Они принялись читать и погружаться в мрачную историю:

«…Пути назад нет. Я должен поведать миру о грехах Анатолия Волгина. Начну с его детства. В последний год жизни дед вел дневник, откуда я взял сведения. Должен предупредить, что некоторые факты могут быть ложью, потому что у меня нет иных источников, кроме записей убийцы.

Толя родился в сорок первом году в колхозе. Отец умер на войне, мать и бабушка едва тянули четверых детей, с малых лет приучали их к тяжелому и усердному труду. Когда мальчику исполнилось семь, его близкий друг утонул в реке. Толя пытался спасти приятеля, но не смог. Тихий ребенок стал еще более замкнутым, нелюдимым. Сверстники его сторонились, а взрослые не могли нарадоваться мальчику, ведь он всегда послушно выполнял то, что ему велели, не жаловался и не перечил старшим. В школе Толю хвалили за усердие, но братья смеялись над трусливым, болезненным толстячком. Примерно в девять лет он попал на петушиные бои. К сожалению, подробной информации о том, кто именно их устраивал, найти не удалось. Анатолий лишь упомянул, что его привели туда, чтобы «сделать мужчиной». Мальчика напугали крики зрителей, но ему не разрешили уйти, заставили смотреть. В момент, когда один петух до крови клюнул другого и алые капли брызнули на землю, Толя испытал нечто удивительное: ужас, волнение, прилив сил. Он вспотел и задрожал всем телом.

Повзрослев, Анатолий понял, что тогда, среди мужчин, жаждавших зрелища и крови, впервые пережил опыт половой жизни – оргазм, как сказали бы сейчас. Будучи ребенком, он не осознавал происходящего, стремился к жестокости, поэтому втайне измывался над цыплятами, забивал их камнями, желая вновь ощутить нечто подобное. Кровь быстро перестала будоражить, и он, случайно подглядев, как кто-то из соседей топит котят, вспомнил о гибели друга. Боязнь воды и возможность видеть, как мучительно умирают маленькие беззащитные существа, подарили ему новые впечатления. Когда и это наскучило, он стал бросаться на мальчиков помладше, сжимать их шеи руками, чтобы получать удовольствие. Пострадавшие пожаловались родителям, обидчика наказали, он затаился и пару раз тайно сорвал злость на соседских питомцах.

Пока Толя рос, зверь, запертый в его теле, требовал жертв, но боялся последствий. Чтобы не нарваться на неприятности, он погрузился в фантазии, где сначала топил обидчиков в реке, потом все чаще представлял удушение. Парни-ровесники встречались с девушками, но Толя сторонился женщин. В восемнадцать лет его чуть ли не насильно расписали с дочерью маминой подруги. Возможно, родные чувствовали, что с ним что-то не так, надеялись, будто семейная жизнь исправит странности мужчины. Этого не случилось. Он – согласно дневнику – не бил, но тихо ненавидел навязанную жену, брезговал ложиться с ней в одну кровать. Молодоженам пришлось завести ребенка. Чтобы меньше появляться дома, Анатолий задерживался на работе, занимался давним увлечением – футболом, словно преображался, когда бегал по полю с мячом. Усердные тренировки не прошли бесследно, его заметили, даже предложили переехать в город, приняли в сборную.

Анатолий ухватился за шанс, против воли перевез жену и сына в городскую коммунальную квартиру, отлично показал себя в матчах, но в двадцать шесть лет получил травму голени, ушел из спорта, затем окончил институт физической культуры и стал тренером. Работа в школе и пионерских лагерях пробудила в нем дремавшее чудовище. Первое убийство он совершил, когда приехал в родной дом на похороны матери. Увидев ее в гробу, Анатолий впал в лихорадочное состояние, ночью тихо выбрался на улицу, побродил по окрестностям и наткнулся на девятилетнего Ярика. Ребенок выглядел истощенным, побитым, жаловался доброму дяде на пьющих родителей, голод и жестокость. Анатолий без труда заманил его в лес, где велел раздеться, сделал из майки кляп, изнасиловал и задушил мальчика. Труп закопал под деревом, помолился о невинной душе, поклялся, что утром придет к участковому. Однако, проснувшись, он повременил с признанием. Через пару месяцев, узнав из письма, что Ярика даже не ищут, он почувствовал безнаказанность».

Рукопись не имела продолжения. Девушки шокированно молчали. Из пакета капала краска. Маша, заметив красные брызги, поежилась.

– Пять жертв, – тихо проговорила Динара, посмотрев на предыдущую страницу. – Жестоко убивал, а умер от старости. Почему его не поймали?

– Наверное, хорошо скрывался, – мрачно произнесла Маша.

– Очень жаль замученных ребят и всех, кому этот урод испортил жизнь.

Маша вспомнила слова Эмилии о том, что Глеб планировал издать и экранизировать биографию Анатолия. В мыслях заворошились сомнения.