Последняя осень. Стихотворения, письма, воспоминания современников

Утро на море

1

Как хорошо! Ты посмотри! В ущелье белый пар клубится, На крыльях носят свет зари Перелетающие птицы. Соединясь в живой узор, Бежит по морю рябь от ветра, Калейдоскопом брызг и света Сверкает моря горизонт. Вчера там солнце утонуло, Сегодня выплыло — и вдруг, Гляди, нам снова протянуло Лучи, как сотни добрых рук.

2

Проснись с утра, со свежестью во взоре Навстречу морю окна отвори! Взгляни туда, где в ветреном просторе Играют волны в отблесках зари. Пусть не заметишь в море перемены, Но ты поймешь, что празднично оно. Бурлит прибой под шапкой белой пены, Как дорогое красное вино! А на скале, у самого обрыва, Роняя в море призрачную тень, Так и застыл в восторге молчаливом Настороженный северный олень. Заря в разгаре — как она прекрасна! И там, где парус реет над волной, Встречая день, мечтательно и страстно Поет о счастье голос молодой!

* * *

«Эх, коня да удаль азиата…»

Эх, коня да удаль азиата Мне взамен чернильниц и бумаг, — Как под гибким телом Азамата, Подо мною взвился б аргамак! Как разбойник, только без кинжала, Покрестившись лихо на собор, Мимо волн обводного канала Поскакал бы я во весь опор! Мимо окон Эдика и Глеба, Мимо криков: «Это же — Рубцов!» Не простой — возвышенный, в седле бы Прискакал к тебе в конце концов! Но, должно быть, просто и без смеха Ты мне скажешь: — Боже упаси! Почему на лошади приехал? Разве мало в городе такси? — И, стыдясь за дикий свой поступок, Словно Богом свергнутый с небес, Я отвечу буднично и глупо: — Да, конечно, это не прогресс… 1961 Ленинград, лето

Утро утраты

Человек не рыдал, не метался В это смутное утро утраты, Лишь ограду встряхнуть попытался, Ухватившись за колья ограды… Вот прошел он. Вот в черном затоне Отразился рубашкою белой, Вот трамвай, тормозя, затрезвонил, Крик водителя: — Жить надоело?! Было шумно, а он и не слышал. Может, слушал, но слышал едва ли, Как железо гремело на крышах, Как железки машин грохотали. Вот пришел он. Вот взял он гитару. Вот по струнам ударил устало. Вот запел про царицу Тамару И про башню в теснине Дарьяла. Вот и всё… А ограда стояла. Тяжки колья чугунной ограды. Было утро дождя и металла, Было смутное утро утраты… <1960>

В океане

Забрызгана крупно и рубка, и рында, Но румб отправления дан, — И тральщик тралфлота треста «Севрыба» Пошел промышлять в океан. Подумаешь, рыба! Подумаешь, рубка! Как всякий заправский матрос, Я хрипло ругался. И хлюпал, как шлюпка, Сердитый простуженный нос. От имени треста треске мелюзговой Язвил я: «Что, сдохла уже?» На встречные злые суда без улова Кричал я: «Эй вы, на барже!» А волны, как мускулы, взмыленно, пьяно, Буграми в багровых тонах Ходили по нервной груди океана, И нерпы ныряли в волнах. И долго, и хищно, стремясь поживиться, С кричащей, голодной тоской Летели большие клювастые птицы за судном, пропахшим треской! Июль 1961

Утро перед экзаменом

Тяжело молчал Валун-догматик В стороне от волн… А между тем Я смотрел на мир, Как математик, Доказав с десяток Теорем. Скалы встали Перпендикулярно К плоскости залива. Круг луны. Стороны зари Равны попарно, Волны меж собою Не равны! Вдоль залива, Словно знак вопроса, Дергаясь спиной И головой, Пьяное подобие Матроса Двигалось По ломаной кривой. Спотыкаясь Даже на цыпочках, — Боже! Тоже пьяная… В дугу! — Чья-то равнобедренная Дочка Двигалась, Как радиус в кругу… Я подумал: Это так ничтожно, Что о них Нужна, конечно, речь, Но всегда Ничтожествами Можно, Если надо, Просто пренебречь! И в пространстве, Ветреном и смелом, Облако — Из дивной дали гость — Белым, Будто выведенным мелом, Знаком бесконечности Неслось… 1961

Сто «нет»

В окнах зеленый свет, Странный, болотный свет… Я не повешусь, нет, Не помешаюсь, нет, Буду я жить сто лет, И без тебя — сто лет Сердце не стонет, нет, Нет! Сто нет! Сентябрь 1961

Жалобы алкоголика

Ах, что я делаю, зачем я мучаю Больной и маленький свой организм? Ах, по какому же такому случаю? Ведь люди борются за коммунизм! Скот размножается, пшеница мелется, И все на правильном таком пути… Так замети меня, метель-метелица, Ох, замети меня, ох, замети! Я пил на полюсе, пил на экваторе — На протяжении всего пути. Так замети меня к едрене матери, Метель-метелица, ох, замети… Декабрь 1961

На берегу

Однажды к пирсу Траулер причалил, Вечерний порт Приветствуя гудком! У всех в карманах Деньги забренчали, И всех на берег Выпустил старпом… Иду и вижу — Мать моя родная! Для моряков, Вернувшихся с морей, Избушка Под названием «пивная» Стоит без стекол в окнах. Без дверей! Где трезвый тост За промысел успешный? Где трезвый дух Общественной пивной? Я первый раз Вошел сюда, безгрешный, И покачал кудрявой Головой. И вдруг матросы В сумраке кутежном, Как тигры в клетке, Чувствуя момент, Зашевелились Глухо и тревожно… — Тебе чего не нравится? Студент! — Послушайте! — вскипел я. Где студенты?! Я знаю сам Моряцкую тоску! И если вы — Неглупые клиенты, Оставьте шутки, Трескайте треску! Я сел за стол С получкою в кармане. И что там делал, Делал или нет, Пускай никто Расспрашивать не станет… Ведь было мне Всего шестнадцать лет! …Очнулся я, Как после преступленья, С такой тревогой, Будто бы вчера Кидал в кого-то Кружки и поленья, И мне в тюрьму Готовиться пора! А день вставал! И музыка зарядки Уже неслась из каждого окна! И, утверждая Трезвые порядки, Упрямо волны Двигала Двина. Родная рында Звала на работу! И, освежая Головы опять, Летел приказ По траловому флоту: — Необходимо Пьянство пресекать! Январь 1962

* * *

«Среди обыденного окруженья…»

Среди обыденного Окруженья, Среди обыденных гостей Мои ленивые движенья Сопровождает Скрип костей. Среди такого окруженья Живется легче Во хмелю, И, как предмет воображенья, Я очень призраки люблю… 1962

Пародия

Куда меня, беднягу, завезло! Таких местов вы сроду не видали! Я нажимаю тяжко на педали, Въезжая в это дикое село! А водки нет в его ларьке убогом, В его ларьке единственном, косом… О чем скрипишь передним колесом, Мой ржавый друг? О, ты скрипишь о многом!.. 1962

Не пришла

Из окна ресторана — свет зеленый, болотный, От асфальта до звезд заштрихована ночь снегопадом, Снег глухой, беспристрастный, бесстрастный, холодный Надо мной, над Невой, над матросским суровым отрядом. Сумасшедший, ночной, вдоль железных заборов, Удивляя людей, что брожу я? И мерзну зачем? Ты и раньше ко мне приходила не скоро. А вот не пришла и совсем… Странный свет, ядовитый, зеленый, болотный, Снег и снег без метельного свиста и воя, Снег глухой, беспристрастный, бесстрастный, холодный, Мертвый снег, ты зачем не даешь мне покоя? 1962

* * *

«На душе соловьиною трелью…»

На душе соловьиною трелью Не звените, далекие дни! Тихий дом, занесенный метелью, Не мани ты меня, не мани! Неужели так сердце устало, Что пора повернуть и уйти? Мне ведь так еще мало, так мало, Даже нету еще двадцати…

* * *

«Пора любви среди полей…»

Пора любви среди полей, Среди закатов тающих И на виду у журавлей, Над полем пролетающих. Теперь все это далеко. Но в грустном сердце жжение Пройдет ли просто и легко, Как головокружение? О том, как близким был тебе, И о закатах пламенных Ты с мужем помнишь ли теперь В тяжелых стенах каменных? Нет, не затмила ревность мир. Кипел, но вспомнил сразу я: Назвал чудовищем Шекспир Ее, зеленоглазую. И чтоб трагедией души Не стала драма юности, Я говорю себе: «Пиши О радости, о лунности…» И ты ходи почаще в луг К цветам, к закатам пламенным, Чтоб сердце пламенело вдруг, Не стало сердце каменным. Да не забудь в конце концов, Хоть и не ты, не ты моя: На свете есть матрос Рубцов, Он друг тебе, любимая. 1962

Элегия

Брату Алику

Стукнул по карману — не звенит. Стукнул по другому — не слыхать. В тихий свой, таинственный зенит Полетели мысли отдыхать. Но очнусь и выйду за порог И пойду на ветер, на откос О печали пройденных дорог Шелестеть остатками волос. Память отбивается от рук, Молодость уходит из-под ног, Солнышко описывает круг — Жизненный отсчитывает срок. Стукну по карману — не звенит. Стукну по другому — не слыхать. Если только буду знаменит, То поеду в Ялту отдыхать… Март 1962