Последняя Патриотическая

– Мы твою Америку на дрова разнесем, - оборачиваюсь я к ней.

БЕРКУТ

Несколько дней мы собирались "зайти". "По-черному" ночью через границу с проводником или "по-белому" днем через погранпосты. Но с той стороны были проблемы с приемом. Некому было брать группу, а идти на удачу, как в мертвое царство, никто не решался. "Там - Батько Махно!
– помнили мы слово Орды.
– Арестуют всех на хрен и посадят в подвал. Вот тебе и помог Новороссии!" А еще нужно было определиться, куда "заходить", в Луганск или Донецк. Сошлись на едином мнении: в Луганске много центральной власти и более-менее относительного порядка, а потому - трясина. В Донецке нет никакой власти, а при хаосе проще плавать в мутной воде. К тому же в Донецке тянутся бои за аэропорт. Его не взял Моторола, по слухам, положив за три дня около семидесяти бойцов. И нам хоть прямо в аэропорт, лишь бы не в поле в окопы, воспитывать вшей.

А еще оказалось, нет её, никакой 1-й Интернациональной Бригады Юго-Востока. Это всего лишь красивая военная сказка. Написанная для тех, что, прожив жизнь, до сих пор еще верит в справедливость и доброту. Верит, чтоб идти за ними на смерть.

Хочешь стать "воином-интернационалистом"? Хочешь продолжить подвиг "испанцев", "монголов", "египтян", "афганцев"?... Вступай в ряды 1-й Интернациональной! Иди, сражайся за счастье других, и будь счастлив, оставшись без своего. И знай, что попав в эту сказку, ты тоже станешь сказочным принцем, царевичем и королевичем, в чью жизнь не поверит никто.

Нет её, 1-й Интербригады. Она начинается здесь, в этом доме, но кончается сразу за выходом из дверей. Бригада не посылает своих бойцов в какую-то часть, батальон или город. Пройдя границу, они разбредаются сами, кто куда хочет, кому и как повезет, по всем рубежам Новороссии. И если где сбилась группа, еще продолжают называть себя "интернационалистами", а чаще забывают себя в бесчисленных местных армиях.

На связь с Базой выходят бывшие командиры временных групп, освоившиеся на месте. Нигде нас не ждут. Одним самим не хватает оружия, другие застряли в глубоких тылах, третьи ушли в запой по общей анархии, четвертые тупо сидят в окопах и не сделали ни одного выстрела, пятые едва собирают себе на хлеб, шестые сами с усами... Один, кто зовет в свою группу, в спецназ Новороссии "Беркут", Находка. Ушел с Базы чуть раньше нас, и где-то крепко схватился.

– У меня люди круглые сутки не спят!
– нагнетает он обстановку.
– Мы замотались на боевые ездить!.. Каждый день в бой... Дайте людей! Оружие есть! Кормежка есть! Казарма под крышей!

Раз не приглашают в аэропорт, то лучше Находки выбора нет.

Мы уезжаем из города рано утром командой в девять бойцов в закрытом салоне "Газели". На кочках подпрыгивают набитые вещмешки, спальники, а мы летаем вперед до дверей на каждом повороте дороге.

– Куда летишь-то?! Не чурки везешь!
– отряхивается в углу Сапог.

– ...Америке невыгодно, с точки зрения долларовой политики, данное перемирие. У нее вся экономика завязана на поставке вооружений, - присев на полу, поднимает геополитические вопросы Хант.

Вставляют свои пять копеек Замполит и Связист:

– Временный стратегический расчет для наращивания военного перевеса...

– Необходимый, кроме того, для установления экономической блокады...

– Если такие умные, что, вы, делаете среди пушечного мяса в этой "Газели"?

– ломаю я тему.

Речка в лесу у самой границы. Еще не вышел на связь Находка, и мы здесь открыли привал. На земле хлеб и тушенка, минералка и вареная колбаса.

– Напиши про меня в книге!
– упав на походном коврике, протянув до стола длинные тонкие ноги, пристал ко мне Замполит.

– О том, как тебя не научили хорошим манерам, свинья?
– обходит кто-то его башмаки.

– Про это уже писали... О том, какой я талантливый замполит. Какой умный из себя офицер...
– собирает он всё, что имеет.

Над лесом восхитительно плывет небо; теплое и голубое, словно сбежало из лета. Криво-накриво - всю жизнь на ветру, да так и не научился летать, - долго падает в зеленую воду золотой лист. Медленно движется время реки. Заросли кашкой и ряской ее берега, и забрала скользкая тина холодное дно. Сев у самой воды, неторопливо перебирает спички для большого пожара желтушная осень. Горят ржаво-красным, зажженные ей вчера верха ясеней и осин. Катится гибель на сонный лес, а он, встав по краям берегов, околдовано смотрит желтыми глазами в зеленые струи воды.

Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть...

...Погранзастава российской границы. Мы в камуфляжах, разгрузках, с полными ранцами за спиной. Остановлены, как невыездные, Лоренц и Замполит. Ничего серьезного для препятствий, один пустячок: нужно оплачивать штрафы ГАИ. Оба стоят в десяти метрах до места, где кончается Россия, оглушенные поражением. Остальные сидят в десяти метрах за постом, в сторону Украины, и тоже не знают, что делать: контроль позади - когда так удачно зайдешь!

Через пост пролетает мужик. В модных очках, с охраной, и с гонором - в два мешка не влезет.

– Кто старший группы?
– ревет, словно маршал, а палец в перстнях и в наколках вперед себя вытянул: лети, мол, ко мне.

– Ты, еще, кто такой?
– гавкает на него Орда.

Мужика, как мухи уволокли.

– Кто это?
– не понял Орда, куда он исчез.

– "Блатовка по возможности". Есть возможность - блатует. Нет возможности -даже не дышит, - лежу я на ранце, один сидящий в тюрьме.

Блатной появился через десять минут. Подошел первым:

– Я замминистра обороны Хмурый. Какие проблемы, ребята?

– Помоги двоих провести.

– Сейчас уладим.

Больше его мы не видели. А Лоренц с Замполитом остались в России, оплачивать штрафы дорожной инспекции. Не знаю, заплатили они или нет.

Идем по ничейной полосе между двумя государствами. Оборачивается назад и размашисто крестит себя Орда:

– Ну, бывай, матушка-Россия!

"Гляди-ка, татарин, - смотрю я, - а сам православный..."

Изрешеченный металлом погранпост Украины. Превращена в сито железная крыша, на бетоне борозды от осколков разной величины. В небе флаг Донецкой Народной Республики, черно-сине-красное полотно, на пропуске людей и машин военные в горках с георгиевскими лентами на груди. На дороге колонна, которой не видно конца. Беженцы, беженцы, беженцы... Груженые под завязку авто, из открытых окон и с крыш свисают тряпочные, перехваченные веревкой, тюки. Отрешенные, безразличные лица людей. Прошла война, а они всё бегут, от безысходности, от хаоса, от грядущей верной нужды...