Последняя песнь трубадура
Шрифт:
– Я скажу так. Вы изучили дело лучше, чем я. Если вы решили бороться – боритесь. Будет что-то получаться – мы пойдем вам навстречу и всегда выслушаем.
Дина боролась. Она возила свой материал в самые независимые газеты, его хватали, собирались ставить в ближайший номер, а потом редактор бормотал кодовые фразы: «Был звонок», «Это заказное дело».
– Какой звонок? – допытывалась Дина. – Из Кремля или от бандитов?
И только Стражников, обожавший щекотать нервы зрителей угрозой грядущих высоких разоблачений, с удовольствием предоставил ей эфир. После передачи стали звонить из газет, но тут произошло несчастье. Алешенька отдыхал в кардиологическом санатории перед операцией на сердце. В тот день Дине позвонили и сказали, что мальчика похитили прямо с террасы, во время послеобеденного сна. Сергей поднял всю Генпрокуратуру, Стражников
Филипп Нуаре купил для строительства салона «Черный бриллиант» приличный кусок земли в отличном месте – у Никитских Ворот. Затем встретился с президентом золотоплатиновой компании. Обсуждал возможность общих проектов, стараясь не выходить за пределы частных вопросов и не вдаваться в область теории. Потому что это путь в темноту.
Филиппу много раз торжественно объясняли, что недра земли в России принадлежат государству. Какой в этом смысл, если все, что извлекается, оказывается в руках частных компаний, это вопрос риторический. Так называются вопросы, на которые, говоря по-русски, хрен найдешь ответы.
Филипп позвонил Сергею: он как-то втянулся в местный обычай отмечать удачные сделки с другом.
– Поздравляю, – сказал Сергей. – Давай заеду за тобой минут через сорок, и мы поедем в одну потрясающую обжираловку. А то мне твое варенье в страшном сне снится.
Через час они сидели в какой-то непонятной «Траттории» и заказывали блюда в порядке их перечисления в меню. Начали обед с супа из мидий с фокаччей. Последняя оказалась итальянской лепешкой с сыром и чесноком. Запили все белым вином и заказали отличное красное. Им сопроводили жареного осьминога в остром соусе. Наконец, подошли к самому главному, как сказал Сергей, – к «филе Россини», вырезке, приготовленной с гусиной печенью и марсалой.
Перед этим блюдом им понадобилась передышка.
– Как идут твои дела? – поинтересовался Филипп.
– Получил отчеты ребят, которые присматривают за родственниками Тамары. Представляешь, ее зять вчера зачем-то ходил в квартиру, где живет одна моя знакомая.
– Она киллер?
– Она девчонка семнадцати лет. Может многое, но только по вдохновению или по пьяни.
– Может, это роман?
– Трудно себе представить, но исключать ничего нельзя. Вообще, девчонка – это мягко сказано. На самом деле – это несчастный случай, который не может не состояться. Она возникает в разных местах, что, как правило, имеет тяжелые последствия. Так что если наш хитрый Князев, который сам ни одной бумаги не подписал, не даст нам другого повода, мы прихватим его за совращение малолетней.
– О! Мы не должны допустить, чтобы совращение состоялось.
– Успокойся. Похоже, оно состоялось давно и многократно. Я имею в виду – с другими фигурантами. Кстати, могу тебя с этой пигалицей познакомить. Она завтра приедет в клинику: ей Дина деньги дает на лечение одной жертвы.
– Она…
– Она обварила ему кипятком зад.
– Серж, я в шоке.
Они немного повеселились, покончили с «филе Россини» и, удивляясь возможностям своих организмов, перешли к десерту: черничному пирогу, итальянскому миндальному торту и кофе ристретто.
В конце обеда осоловевший Филипп вспомнил:
– Я говорил сегодня с Ричем. Он просил пару маленьких снимков Дины.
Алисе сделали операцию. Никто не обсуждал результаты, но в самом воздухе клиники, кажется, витала весть о том, что все плохо. Метастазы обнаружены там, куда хирурги не добрались. Целый день у ее палаты сидел осунувшийся Виктор, ждал, когда Алиса придет в себя после наркоза. Врачи и сестры рассматривали новый номер журнала «Элита». От портрета на обложке невозможно было оторвать глаз. Тот случай, когда под снимком не нужно ставить подпись: «Это красивая женщина», как поступают сейчас журналы во избежание разночтений. Алиса была прекрасной и неповторимой. «Алиса Голдовская, – писала в тексте Дина, – всю жизнь несет тяжесть высказанного и невысказанного упрека в том, что она настолько красивее других людей. Мало кто знает, насколько это способно усложнить судьбу. Но простите ей, женщины и мужчины, что она так победно и недемократично прекрасна. Ведь она редкая, изысканная, большая актриса. Нам так повезло: мы ее современники». Алиса открыла глаза, поморщилась
от боли, но не застонала. Она поискала взглядом врача и, когда тот подошел, просто внимательно посмотрела ему в глаза. Она прочитала там сочувствие и, стало быть, приговор. Алиса вновь опустила длинные ресницы. Чуть-чуть передохнуть, чтобы хватило сил улыбнуться Виктору.ГЛАВА 15
Ричард Штайн разложил на столе фотографии, собранные для него дизайнерами и менеджерами по рекламе. Около трехсот моделей и актрис со всего света. Из этого количества нужно было выбрать одно лицо. Эмблему и символ новой ювелирной линии «Черный бриллиант». Это была блестящая компания – самые знаменитые женщины и те, кому только предстоит такими стать. Специалисты постарались, чтобы были представлены разные типы внешности, прочитывались разные характеры, и чтобы каждый снимок являл собой какую-то эстетическую концепцию. Благородное достоинство, ослепляющая роскошь, классическая соразмерность, стильное своеобразие. Ричард отобрал около двадцати снимков. Это были лица, ни в чем не оскорблявшие его вкуса. Что само по себе очень сложно. Ибо вкус Ричарда психолог назвал бы синдромом совершенства. Он искал совершенство людей и вещей, затем находил в нем изъяны и без всяких сожалений продолжал поиск. Он знал, что это занятие опасное, способное вывести эмоции из-под контроля. И потому старался обеспечить устойчивость своей позиции наблюдателя. Он не хотел привязываться и страдать. Он надеялся, что исчерпал свою меру страданий. Ведь горе измеряется не только, а может, и не столько трагизмом событий, сколько способностью человека отдать горю на растерзание свое сердце. Сердце Ричарда не было обыкновенным. Оно унаследовало двойную преданность, феноменальную привязчивость. Любовь и страсть близнецов, продолживших себя в самом нежном возрасте.
В раннем детстве Ричард, спрятавшись от всех, горько оплакивал прелестную девочку, которую видел только на снимке. Свою мать, которая умерла в момент его рождения. Прекрасный юноша, как будто сошедший со старинного полотна – его отец, – вызывал у него невыносимые жалость, тоску и страх. Из-за этого страха Ричард никогда не задерживается ни в одном из своих домов больше чем на неделю. Отец, Мирон, после смерти своей сестры и любовницы, перестал выходить из комнаты. Исаак приносил ему горы книг и журналов. Он читал, решал какие-то задачи, что-то изобретал на бумаге, но даже не пытался, не хотел преодолевать ту панику, которая появлялась в его душе у порога. Там, где начинался жестокий мир с чужими жестокими людьми. Врачи объявили Исааку диагноз: «аутизм» и посоветовали отдать сына в специальную клинику. Исаак только пожал плечами, удивляясь: своего ребенка, который так хочет быть дома, отдать в чужие руки?
Мирон умер, когда Ричарду было одиннадцать. Вскоре к своим детям отправилась ослабевшая от горя Рива. Дед стал для Ричарда семьей, опорой, защитой. И он спешил стать сильным, самостоятельным, могущественным, чтобы построить для Исаака крепость, в которой тот наконец отдохнул бы. Об Исааке думал Ричард, когда строил свой первый особняк во Флориде. Он привез туда деда. Тот так восхищался домом, убранством, бассейном, океаном, пальмами. Так скрывал, что почти ничего не видит. Вместе с Исааком закончилась для Ричарда семья.
Однажды, на фотовыставке, он увидел снимок русского фотографа «Девушка у реки». Его поразило лицо модели, и он велел узнать все о ней и авторе. Вскоре ему доложили: Дина Петренко, по отцу Кравченко, родилась в Москве. Ее мать – в девичестве Штайнбух – родилась в Харькове. Так же, как и бабушка. А прабабушка оказалась Розой Штайнбух. Дочерью Исаака, подозреваемого в ритуальном убийстве.
В холле клиники Дина разговаривала с Галей и Наташкой. Она попросила их приехать за деньгами. Медсестра Таня поглядывала в их сторону с растущим раздражением. Наконец не выдержала.
– Здесь не зал приемов, между прочим. Посторонним вообще находиться запрещено. Это даже не посетители.
– Но они ко мне пришли, – сказала Дина.
– А ты здесь кто такая? К ней они пришли.
У Наташки опасно сверкнули глаза. Галя больно дернула ее за руку, но она все же звонко произнесла:
– А она кто такая, ебеныть? Жопе слова не давали.
Таня издала какой-то сдавленный звук, шваркнула на стол пачку историй болезни и побежала жаловаться. Дина быстро сунула Гале в руку тысячу долларов, и та поволокла Наташку к выходу. Таня вернулась со старшей медсестрой. В холле никого не было.