Последняя тайна храма
Шрифт:
– Не знаю! – завизжала она вдруг пронзительным голосом и, растерявшись, махнула рукой. – Кто-то подбросил, наверное.
– Поганая врунья! – зарычал израильтянин, уже не пытаясь сдерживать эмоции. – Не верь ни слову из того вздора, что она несет. Разыгрывает тут комедию, а сама сдала нас аль-Мулатхаму. Она убийца. Халифа! Она убила Галю!
– Да мы все тогда убийцы, получается! – издевательски бросила в ответ Лайла. – Каждый палестинец и вообще араб. Мы все виноваты в том, что аль-Мулатхам убил его невесту. Поэтому он и продался Хар-Зиону.
– Чушь!
– Они идут по нашим следам!
– Не верь ей.
Раздался третий выстрел, и их громкие голоса мгновенно смолкли. Лайла осела, прислонившись спиной к ящику, Бен-Рой в замешательстве остановился в стороне. Оба неподвижно смотрели вверх, на каменный выступ, словно подсудимые перед вынесением приговора. Халифа моргнул и стряхнул капельку пота, упавшую на веко. В начавшейся перебранке он чувствовал себя уже не так уверенно, как прежде. Хотя он не сомневался, что Лайла невиновна, глаза израильтянина искрились чем-то еще, кроме слепой злобы и ненависти, каким-то страстным призывом, мольбой…
Точно такие же глаза были у Мохаммеда Джемаля на допросе по делу Шлегель много лет назад: тот же яростный протест, то же настойчивое отстаивание своей невиновности. Джемаль, как выяснилось позднее, был прав. А вот Бен-Рой… «Остерегайся их, Юсуф. Остерегайся евреев», – пронеслось в памяти давнее наставление отца.
Он сморгнул еще одну каплю пота, переводя взгляд с Лайлы на Бен-Роя и обратно, и снова щелкнул затвором.
– Бросай «пушку», Бен-Рой!
– Нет!
– Бросай и вставай на колени!
– Ты спятил! Не понимаешь, что делаешь, тупая арабская…
Не дав ему договорить. Халифа выстрелил. Пуля застряла в камнях всего в дюйме от правой ступни Бен-Роя. Израильтянин посмотрел вниз, затем наверх и по сторонам; глаза его сверкали, словно бурлящая сталь, рот перекосился – казалось, нижняя часть лица вот-вот отвалится. Наконец с отчаянным воплем, который издает раненый лев, полицейский швырнул «шмайссер» и опустился на колени. В ту же секунду Лайла подскочила к нему, схватила автомат и, отойдя на пару шагов назад, жестом заставила Бен-Роя лечь на живот.
– Эти «воины Давида», – произнес Халифа, – когда они…
Он осекся, почувствовав толчок холодного дула, внезапно упершегося в его шейный позвонок.
– Думаю, этого достаточно в качестве ответа. А теперь положи винтовку на землю и подними руки.
В первый момент Халифа хотел предупредить Лайлу, но в его положении, с дулом у затылка, один звук означал бы самоубийство. Не пытаясь сопротивляться, он, как и было велено, отложил «маузер» и скрестил ладони на голове. Дуло автомата тотчас убрали, чья-то грубая ладонь схватила руку инспектора и выкрутила ее, вынудив его встать на ноги и обернуться.
Вокруг стояли шестеро мужчин, включая того, кто держал Халифу. Все были крепкого сложения, с суровыми непроницаемыми лицами, на всех были лыжные куртки и черные шапочки, довольно нелепо выглядящие. У пятерых на груди висели автоматы «узи», а шестой – самый старший, только что говоривший с Халифой – сжимал пистолет марки «Хеклер и Кох». Он был низкорослый, мускулистый, с бледным, сильно заросшим лицом. На руках у него были перчатки. Кристальной ясности догадка, какие осеняют в моменты крайней опасности, пронеслась в голове у Халифы: перед ним стоял тот самый человек, портрет которого он видел на обложке журнала «Тайм»
в гостиной виллы Пита Янсена, – Барух Хар-Зион.«Вот подонок этот Бен-Рой, – подумал инспектор. – Лживый еврейский подонок».
Обменявшись полушепотом короткими репликами на незнакомом Халифе языке (вероятно, на иврите), мужчины пошли к краю выступа. Державший инспектора за руку снова дернул ее, на этот раз заставив египтянина повернуться обратно, лицом к ящикам. К тому времени Лайла уже заметила, что наверху что-то стряслось. Она спряталась за одним из ящиков и, не шевелясь, бледная от волнения, по-прежнему направляла дуло «шмайссера» на лежавшего лицом вниз Бен-Роя. Халифа подумал, что израильтяне сейчас откроют пальбу, однако они лишь молча смотрели вниз, держа наготове «узи». Один из них, высокий, со стриженными «под ежик» волосами, подошел к самому краю и, нагнувшись, принялся разглядывать подъемник.
Израильтяне снова посовещались, затем стриженый перекинул автомат на плечо, встал на колени спиной к выступу и начал карабкаться вниз по одному из стержней подъемника. Через полминуты послышался шум заработавшего механизма, а вскоре показался и сам боевик – он медленно поднимался к краю уступа. Поравнявшись с товарищами, он отключил двигатель, и, по кивку Хар-Зиона, четверо мужчин шагнули на платформу. Их командир кивнул еще раз, и платформа, содрогаясь и скрипя давно не смазанными шарнирами, начала опускаться, пока не остановилась у основания пещеры.
Халифа остался наверху вместе со сторожившим его мужчиной, железной хваткой сжимавшим руку инспектора и приставившим ему автомат к уху. Внизу Бен-Рой ворочал прижатой к земле головой, пытаясь разглядеть, что происходит. Лайла вышла прямо на середину пещеры и приподняла «шмайссер», как бы преграждая путь сошедшим с платформы людям. Халифа старался привлечь ее внимание, чтобы предостеречь от глупостей, но она ни на мгновение не спускала взгляда с Хар-Зиона. Какое-то время их глаза – серые и тяжелые, как гранит, у него, изумрудно-зеленые и дерзкие у нее – были словно прикованы друг к другу; затем с коротким кивком Лайла отдала автомат подчиненному Хар-Зиона и, смахнув кровь с разбитого носа, отошла в сторону.
– Однако вы не особенно торопились.
Для Халифы ее слова прозвучали слишком неожиданно – он не сразу сообразил, что они значат. А когда понял, открыл от потрясения рот. Бен-Рой также не смог сразу оценить роковой смысл этой короткой фразы. Он упорно выкручивал шею, наблюдая за разыгрывавшейся на его глазах сценой, корчил причудливые гримасы, пока, наконец, на лице его не застыло ужасное сомнение в реальности происходящего.
– О Господи, – пролепетал Арие, прикрыв глаза и прижавшись лбом к холодным камням. – О Господи, только не это.
Пролежав так несколько секунд, он медленно встал на колени, затем на ноги и остался на месте, пошатываясь, словно в дурмане. Лайла отошла назад и стояла теперь рядом с израильтянами. Оглянувшись на Халифу, она слегка покраснела: то ли от стыда, то ли по какой-то иной причине. Бен-Рой уже не смотрел на нее, все его внимание теперь было обращено на Хар-Зиона.
– Палестинцы разучились действовать так же слаженно, как прежде, – глухим голосом сказал Арие. – Ни одна их подпольная ячейка не смогла бы одна создать ничего подобного такому безукоризненному механизму, как «Братство».