Последняя тайна храма

Все происходило настолько стремительно и неестественно, что Халифа еще не мог найти подходящее объяснение этой безумной сцене.

– Не понимаю, – пробормотал он, глядя то на Бен-Роя, то на Лайлу, то на Хар-Зиона. С лица израильского полицейского сошла краска, оно стало прозрачно-белым, как мореный алебастр.

– Все как я говорил, Халифа. Она работает на аль-Мулатхама. Вербует для него смертников, пишет лживые статейки. Все так и есть, как видишь. Только одно я упустил. – Он сжал кулаки, не спуская глаз с Хар-Зиона. – Похоже, аль-Мулатхам убивает своих собственных соплеменников.

Халифе вновь потребовалось немало усилий, чтобы уследить за сказанным.

– Ты хочешь сказать, что…

Бен-Рой задрожал всем телом.

– Он и есть аль-Мулатхам. Это он нанимает смертников, это он организует теракты. Арабские смертники и их израильский командир. Он – людоед, пожирающий собратьев!

Халифа не верил своим ушам. Ни в одном кошмаре не могло ему привидеться, что человек способен на такие низости. Тем временем Бен-Рой, издав дикий, пронзительный вопль, бросился вперед. Мощный и коренастый, он все же был очень изможден и к тому же страдал избытком веса, так что охранникам Хар-Зиона не составило особого труда двумя хирургически точными движениями вырубить его: один с силой вонзил дуло автомата полицейскому в живот, другой, когда он скорчился от боли, стальной хваткой сдавил его шею. Сердце Халифы сжалось от злости и беспомощности, а Лайла потупила глаза, еще больше покраснев.

– Почему? – прохрипел Бен-Рой, пытаясь глотнуть воздуха и высвободиться из обхвативших его ручищ. – Бога ради, почему?

Хар-Зион усиленно двигал плечами, пытаясь смягчить невыносимый зуд в местах многочисленных ожогов.

– Чтобы спасти наш народ, – холодно ответил он.

– И перебить его?

– Просто доказать раз и навсегда, что с арабами мир невозможен. Что они стремятся и всегда стремились уничтожить нас, а наш единственный шанс – отвечать им тем же.

Бен-Рой брыкался изо всех сил, но вырваться не удавалось.

– Это ты убил ее! – задыхаясь, выпалил он. – Мерзкая тварь, ты убил ее!

Хар-Зион продолжал вращать плечами, не меняясь в лице.

– Я бы никогда этого не сделал, если бы был возможен иной путь. Однако иного пути нет, а наш народ должен знать, кем являются на самом деле арабы.

– Тебе мало ХАМАС? – прорычал Бен-Рой. – Или «Исламского джихада»?

– К сожалению, мало.

– К сожалению?

– Да, к сожалению, – сказал Хар-Зион, и в первый раз за все время его голос слегка дрогнул. – К сожалению, потому что сколько они ни убивают, мы упрямо вбиваем себе в голову: стоит начать переговоры, ну, может, уступить чуток здесь и там, – и все будет прекрасно, и никто больше не тронет нас и наших детей.

– Да ты просто свихнулся!

– Нет! – отрезал Хар-Зион с уже нескрываемым раздражением. – Это те, кто желает компромиссов и уступок, свихнулись. В свое время такое миротворчество привело к печам Освенцима и Бабьему Яру. Но мы не учимся на уроках прошлого. Мы в который раз повторяем главную ошибку евреев, которые испокон веков убеждали себя, будто гоям можно доверять, будто с ними можно дружить и будто они не хотят во что бы то ни стало загнать нас в газовые камеры и стереть с лица Земли!

Он говорил все громче; слова, словно пули, вылетали у него изо рта.

– Нам не нужны переговоры, международные конференции, планы урегулирования – этот балаган нам не поможет. Мы выживем, только если наполнимся лютым гневом, тем гневом, который не покидал нас в самые мрачные периоды прошлого. Только в гневе, только в ярости наше спасение. И для этого нам был нужен аль-Мулатхам.

Лоб его покрылся потом, тело гудело и ныло, как бывало всегда, когда он не смазывал кожу успокоительным бальзамом. Бен-Рой уже не пытался вырваться; тусклыми, пустыми глазами он смотрел на Хар-Зиона; губы у него беспрестанно двигались, он будто не мог подобрать слов, чтобы выразить всю глубину своего презрения.

– Мозер , – прошептал он наконец. – Родеф [86] .

Хар-Зион поджал губы и махнул защищенной перчаткой кистью стриженному «под ежик» мужчине, который молча подошел к Бен-Рою и, даже не отводя для разгона руку, ударил его по почкам.

– Аллах акбар, – еле слышно произнес Халифа, морщась и беспомощно сжимая кулаки.

Бен-Рой захрипел и рухнул наземь. Его поставили на ноги и снова ударили, на этот раз в верхнюю часть груди, почти под самым горлом. Он упал на колени, затем на локти, и рвотная слизь потекла изо рта.

86

Мозер (идиш), родеф (иврит) – предатель, изменник

– Здесь только один предатель, – ровным, холодным голосом сказал Хар-Зион, подходя к нему. – Это ты. И, насколько я понимаю, твоя невеста была не лучше. Мне жаль некоторых погибших, но только не ее.

Бен-Рой пробормотал что-то и попытался вытянуть руку, однако силы окончательно покинули его. Хар-Зион снова махнул рукой, и стриженый ударил Бен-Роя толстой подошвой ботинка по голове; ухо Арие было рассечено, сам он отлетел к ящику.

– Прекратите! Ради всего святого, прекратите!

Циничная жестокость избиения так потрясла Халифу, что он забыл о прижатом к его собственной шее дулу «узи». Хар-Зион резко повернулся и, посмотрев на египтянина недобрым взглядом, сказал что-то на иврите. Дуло автомата опустилось, и Халифа внезапно почувствовал удушье, сознавая, что его шея зажата в плотные тиски. Бен-Рой силился сесть, из рассеченного уха лилась кровь.

– Отпусти его, – проскрежетал он. – Он тут ни при чем.

Хар-Зион презрительно фыркнул:

– Слыхали? Он осуждает нас, борцов за свободу Израиля, а сам хлопочет за своего арабского дружка. Нет, такой кусок дерьма недостоин называться евреем.

Он кивнул, и стриженый с размаху ударил Бен-Роя ботинком в пах. Инспектор забился в агонии. Затем подручный Хар-Зиона поднялся к Халифе и с каменным лицом нанес острый и хирургически точный удар в солнечное сплетение. Халифу били много раз – половина детства прошла в бесчисленных драках с местной шпаной в Гизе, – но никогда ему не было так больно, как в этот момент. Кулак израильтянина будто встряхнул его внутренние органы и смял легкие. В голове беспорядочно закружились смутные мысли и образы: Зенаб, подтаявший сугроб на бензоколонке, голубоглазый незнакомец в каирской синагоге; вдруг боль на миг отступила, и он заметил, что смотрит в глаза Лайле аль-Мадани.

– Лей? [87] – прошептал он.

Он не слышал, произнесла ли она что-то в ответ, так как в то же самое мгновение в глазах его потемнело, в ушах раздался звон, и он провалился в беспамятство.

Халифа не знал, сколько времени он провел без сознания. Очнулся он уже внизу, в центральном проходе пещеры. Двое пособников Хар-Зиона волокли его по каменистой поверхности. («Мои новые ботинки!» – едва придя в себя, испугался инспектор.) Повернув голову, он увидел ковыляющего впереди Бен-Роя; куртка и шея полицейского были в пятнах запекшейся крови, шедший сзади мужчина толкал его в спину дулом автомата. Хар-Зион и Лайла стояли в дальнем конце пещеры, глядя на стриженого, который орудовал фомкой у ящика с менорой. Когда доски отвалились, они увидели плотный слой соломы, через просветы которой маняще поблескивало золотом содержимое.

87

Почему? (араб.)