Последняя теория Эйнштейна

Вывернув левую руку из-под воздушного мешка, Саймон схватил горца за запястье. Тот вздрогнул, отдернулся:

— Ты смотри, живой! — воскликнул он.

Саймон не отпустил тощую руку старика.

— Помоги выбраться, — приказал он.

Дверца «феррари» не открывалась, и потому горец вытащил его через окно. Коснувшись правой ногой земли, Саймон вздрогнул от боли — щиколотку растянул. Старик помог ему добраться до своего полугрузовичка.

— Я уж точно думал, что ты мертвый, — восхитился он. — Поехали, надо тебя в больницу везти.

От старика воняло потом, табаком и дымом дров. Саймон, исполняясь отвращения, схватил его за плечи и припечатал спиной к борту грузовика. Держа весь свой вес на левой ноге, он обеими руками схватил придурка за горло.

— Серый «хендай» тут видел? — спросил он. — С вмятиной на заднем крыле?

Старик рот разинул от изумления. Взметнул к горлу старческие руки, попытался разжать хватку Саймона бессильными дрожащими пальцами.

— ОТВЕЧАЙ! — рявкнул Саймон прямо ему в лицо. — МАШИНУ ВИДЕЛ?

Словами ответить старик не мог — с пережатой трахеей, — но резко, судорожно замотал головой.

— Тогда ты не нужен.

Саймон сжал пальцы и почувствовал, как хрустнула гортань. Старик дергался и бился о борт грузовичка, но Саймону его совсем не было жаль. Кусок извивающейся грязи. С чего бы ему жить и дышать, если Лариса и Сергей гниют в могиле? Это недопустимо. И непростительно.

Когда старик умер, Саймон разжал пальцы, и тело упало на землю. Саймон, хромая, подошел к «феррари», взял «узи» и пистолеты — к счастью, оружие не пострадало. Он переложил стволы в пикап, потом вынул сотовый телефон и набрал номер из памяти. Непонятно, есть ли здесь связь — очень уж далеко отовсюду, — но через несколько секунд начались звонки, потом пришел ответ:

— Брок слушает.

Профессор Гупта вел поиск в огромных файлах, а Дэвид пока подошел к окну хижины. Он был слишком взволнован, чтобы спокойно смотреть на экран, где Гупта прочесывал гигабайты данных. Надо было как-то успокоиться.

Сперва за окном ничего не было видно из-за темноты, но, прислонившись к стеклу лбом и затенив глаза руками, можно было разглядеть силуэты деревьев и эффектную полосу ночного неба над ними. Как все ньюйоркцы, Дэвид всегда поражался, сколько звезд видно в небе за городом. Сперва он заметил Большую Медведицу, висящую вертикальным вопросительным знаком, Летний Треугольник — Денеб, Альтаир и Бегу, — и зигзаг Кассиопеи. Потом посмотрел прямо вверх и увидел Млечный Путь, невообразимо огромный спиральный рукав галактики.

Примерно сорок лет назад именно наблюдение за звездами зажгло у Дэвида интерес к науке. У бабушки в Беллоуз-Фоллз в Вермонте он научился узнавать планеты и самые яркие звезды. Пока мать мыла после ужина посуду, а отец мчался в город, чтобы напиться, он сидел на заднем дворе и пальцем рисовал в небе созвездия. Погружаясь мыслью в законы физики — теории Кеплера и Ньютона, Фарадея и Максвелла, — он выяснил, что может отстраниться от пьяной ярости отца и немого отчаяния матери. Всю свою юность он готовился стать ученым, грызя в старших классах геометрию и анализ, а в колледже — с тем же усердием термодинамику и теорию относительности. И когда его демоны все же настигли его в возрасте двадцати трех лет и выбросили из мира физики в темный бар Вест-Энда, это было больше, чем профессиональный крах: он потерял великий источник радости в жизни. И хотя потом он сумел выбраться из ямы и сделать успешную карьеру на окраинах науки, создавая книги о Ньютоне, Максвелле и Эйнштейне, все же ощущение провала осталось. Он знал, что никогда у него не будет шанса встать на плечи этих гигантов.

А вот сейчас, здесь, в «Приюте Карнеги», Дэвид, глядя в небо, почувствовал, как возвращается в сердце часть прежней радости. Огромную череду звезд и планет он видел как крошечную каплю космической волны. Около четырнадцати миллиардов лет назад взорвался квантовый котел размером с целую вселенную, оставив после себя огромные следы материи и энергии. Ни один ученый в мире не знал, почему произошел Большой Взрыв и что ему предшествовало или чем все это кончится. Но ответы на эти вопросы, быть может, наконец-то лежат рядом, прячутся в электронных схемах компьютера Гупты. И Дэвид увидит их одним из первых.

Он так увлекся, что, когда его слегка похлопали по плечу сзади, чуть не упал. Дэвид резко повернулся, ожидая увидеть за спиной профессора, но Гупта сидел за дубовым столом, щурясь в экран, а перед Дэвидом стояла Моника. И вид у нее был такой же обеспокоенный, как и у него.

— Хотела задать тебе еще один вопрос о твоей статье про Флэтландию, — сказала она. — О модели двумерной черной дыры.

Вопрос показался совершенно неожиданным, но мгновение спустя Дэвид понял: Моника хочет сделать последнюю попытку угадать Теорию Всего до того, как профессор вытащит ее на свет божий.

— Что ты хочешь знать?

— В твоей черной дыре были ЗВК?

Этот термин Дэвид не слышал уже лет двадцать, но помнил, что он значит. ЗВК — замкнутая времениподобная кривая. В сущности, это путь, позволяющий частице передвигаться вперед и назад во времени, прибывая в ту же точку, откуда она вылетела.

— Да, мы нашли в этой модели ЗВК, но это было не слишком удивительно — увидеть их в двумерном пространстве-времени. Флэтландия полна странных и абсурдных вещей, которые могут и не существовать в трехмерной вселенной.

— А у пространства была «кротовая нора»?

Дэвид снова кивнул. «Кротовая нора» — это туннель через холмы и долины пространства-времени, космический путь напрямик, позволяющий предметам мгновенно перемещаться из одной части вселенной в другую. В двумерном пространстве, которое они с доктором Кляйнманом рассмотрели, частица, нырнувшая в черную дыру, вынырнула бы в отдельной вселенной на другой стороне.

— Да, была. Удивлен, что ты это все знаешь. Ты же говорила, что не помнишь статьи?

— Я и не помнила. Но пока мы сюда ехали, я стала думать, отчего Кляйнман сказал, что ваша статья была близка к истине. Сейчас я думаю, не может ли тут быть связи с геонами.

Вот этот термин был Дэвиду незнаком. Либо он его никогда не слышал, либо забыл начисто.

— С геонами?

— Так обозначается «гравитационно-электромагнитная сущность». Старая идея, восходящая еще к пятидесятым годам. Предположение таково, что элементарные частицы не являются объектами, расположенными в пространстве-времени, а представляют собой узлы самой ткани пространства-времени. Как миниатюрные кротовые норы.

Дэвид начал смутно что-то вспоминать. Он эту идею уже когда-то слышал, может быть, в аспирантуре лет двадцать назад, на лекции.

— Да, я думаю, Кляйнман мог когда-нибудь об этом упомянуть на лекции. Но у меня было впечатление, что физики это направление оставили.

— Это потому, что никто не смог придумать стабильного геона. По уравнениям получалось, что энергия либо разлетится взрывом, либо утечет. Но несколько лет назад некоторые исследователи оживили эту идею как возможную унифицирующую теорию. Их работа еще очень приблизительна, но то, что они пока предлагают, — это частица, которая выглядит как микроскопическая кротовая нора с ЗВК.