Последняя теория Эйнштейна

Дэвид покачал головой:

— И люди это принимают всерьез?

— Идея, конечно, экстравагантная, не спорю. Работают над этим очень немногие. Но это классическая теория поля, такая, которую мог бы построить Эйнштейн. И в ней есть потенциал объяснения неопределенностей квантовой механики.

— Какого объяснения?

— Ключевой момент — ЗВК. В мельчайших масштабах пространства-времени причинность искажается, и на частицу влияют события не только прошлого, но и будущего. Но внешний наблюдатель не может измерить событие, которое еще не произошло, и потому не знает состояния частицы полностью. Самое большее, что мы можем — это считать вероятности.

Дэвид попытался себе представить частицу, которая каким-то образом знает свое будущее. Это звучало абсурдом, но светлые стороны такой гипотезы он уже увидел.

— То есть будущие события и есть скрытые параметры Эйнштейна? И полное описание вселенной существует, но в каждый данный момент времени недоступно?

Она кивнула:

— В конце концов выходит, что Бог не играет в кости с вселенной. А людям приходится, потому что мы не видим будущего.

Больше всего Дэвида поразило, что Моника так взволнована. Она во время разговора переступала с ноги на ногу, почти приплясывала от энтузиазма. Физики-теоретики — народ прирожденно консервативный. Хотя их работа — строить новые модели реальности с помощью таинственных уравнений, а иногда — фантастических геометрий, они еще и подвергают эти модели тщательнейшей критике. Дэвид подозревал, что Моника уже проанализировала возможные возражения к теории геонов и не увидела фатальных дефектов.

— А взаимодействие частиц? — спросил он. — Как оно будет выглядеть в этой модели?

— Любое взаимодействие должно будет вызывать изменение в топологии локального пространства-времени. Представь себе две петли, сходящиеся вместе и образующие…

Ее прервал громкий хлопок ладони по столу.

— Проклятие! — вскричал профессор, сердито глядя в экран.

— Что вы нашли? — бросилась к нему Моника.

Гупта в досаде сжал кулаки.

— Сперва я проверил все файлы на знак равенства. Безрезультатно. Потом на знак интеграла. То же самое. Тут мне пришло в голову, что Ганс мог ввести информацию в операционную систему компьютера, а не в документы. Но только что я проверил построчно и не нашел изменений в программах. — Он повернулся к Дэвиду, нахмурившись: — Боюсь, что вы ошиблись. Мы зря проделали весь этот путь.

От разочарования голос его стал почти больным. Было понятно, что и старик тоже жаждал глянуть на единую теорию, быть может, даже сильнее, чем Дэвид или Моника. Но слишком легко Гупта сдается, подумал Дэвид. Ответ где-то рядом, он уверен.

— Может быть, спрятано где-то в доме? — спросил он. — Может быть, доктор Кляйнман написал теорию на бумаге и положил в какой-нибудь ящик? Надо начать искать.

Моника немедленно стала оглядывать комнату, высматривая возможные тайники. Но Гупта, не вставая с кресла, покачал головой.

— Ганс бы такого не сделал. Он знал, что преподаватели из Карнеги-Меллон ездят сюда на каникулы, и не хотел бы, чтобы кто-нибудь из них наткнулся на его теорию, разыскивая сахар в кухонном шкафу.

— Может быть, он хорошо спрятал свои записки? — возразил Дэвид. — В щели стены или под полом.

Профессор снова покачал головой:

— Если так, то теории больше нет. Дом кишит мышами, они бы сгрызли уже всю Einheitliche Feldtheorie, и уравнения, которые писал Herr Doktor, рассеяны в их экскрементах.

— Ну, Кляйнман мог положить записки в какой-нибудь металлический контейнер. Банку из-под печенья, например, или пластиковую коробку для продуктов. Я хочу сказать, что от попыток найти вреда не будет.

Гупта запрокинул голову и вздохнул. Глаза у него остекленели от усталости.

— Умнее, наверное, будет пересмотреть наши допущения. Почему мы так уверены, что Ганс спрятал теорию именно здесь?

— Мы это уже проходили. Кляйнман не стал бы ничего прятать у вас на работе или дома — слишком очевидно. Теория могла бы попасть прямо в руки военным, если бы они пришли…

— Притормозите, пожалуйста. Давайте рассмотрим каждый шаг вашей аргументации. — Гупта повернулся вместе со стулом лицом к Дэвиду. — Начнем с кода, который Кляйнман вам дал. Двенадцать первых чисел были географическими координатами института робототехники, если я правильно помню?

— Да, широта и долгота. — Дэвид закрыл глаза и снова увидел эти числа, плавающие под веками. Эта последовательность навеки впечаталась в кору головного мозга. — А последние четыре цифры — ваш добавочный номер.

— Таким образом, мы знаем, что Ганс хотел, чтобы вы связались со мной. Но это еще не значит, что теория находится на одном из моих компьютеров или под полом какой-то хижины, куда мы ездили на каникулы четыре года назад.

Гупта откинулся в кресле, потирая подбородок. Он вернулся в образ преподавателя и теперь пытал Дэвида, будто студента на семинаре по булевой логике. Моника внимательно слушала, не сводя глаз со старого физика, но Дэвид по-прежнему думал о тех шестнадцати числах, которые нашептал ему в ухо Кляйнман. Цифры плавали перед глазами, скользя на фоне коричневого лица Гупты и компьютерного экрана у него за спиной. И на этом экране совершенно случайно Дэвид увидел другую последовательность чисел — аккуратным столбиком слева в папке документов. Это были имена телефонных справочников, которые Гупта скачал для своего внука: 322, 512, 845, 641, 870 и 733.

Он шагнул вперед, показывая на экран:

— Эти имена файлов — коды зон? По одному на каждый справочник?

Профессор досадливо поморщился — Дэвид оборвал нить его размышлений.

— Да-да. Но я же вам сказал, в этих файлах никаких уравнений нет.

Дэвид придвинулся ближе к экрану и постучал пальцем по верхнему имени файла, числу 322.

— Это не может быть код зоны, — сказал он. И тронул еще число 733. — И это тоже.

Гупта повернулся вместе с креслом:

— О чем вы?

— Мой сын когда-то спросил меня, сколько есть кодов зон. Я поискал и выяснил, что их не может быть более 720. Код зоны не может начинаться с нуля или единицы, и две последние цифры не могут совпадать: телефонные компании резервируют такие номера для специальных целей. Вроде 911,411 и тому подобных.

Гупта прищурился на экран, но без особого интереса.

— Наверное, я ошибся при вводе имен.

— Или доктор Кляйнман их изменил. Это объясняет, почему номера бессмысленные. Изменить все шесть имен он мог за несколько секунд.

— Но зачем? Вы думаете, Ганс сумел сжать единую теорию поля до полудюжины трехзначных чисел?

— Нет. Это еще один ключ. Вроде того, что он мне дал в больнице.

Теперь Моника шагнула вперед, наклонилась над Гуптой и всмотрелась в экран.

— Но здесь восемнадцать цифр, а не шестнадцать.

— Давай сосредоточимся на первых двенадцати, — предложил Дэвид. — Можешь выйти на сайт с картами, где есть широта и долгота?

Обойдя стул Гупты, Моника взялась за мышь, щелкнула браузер, нашла карту и наклонилась к клавиатуре.