Последняя улика (сборник)
Шрифт:
– Иван Александрович, - тихо сказал Сорока, - как бы Балуткин в шалаше нас не стал дожидаться, время потеряем.
– Я думал уже об этом. Придется сходить к шалашу. Там нужно и обыск сделать, может быть, вещи еще найдем. Я оставить его, - Николаев кивнул на Андрея, - не могу. Вадим заплутается, геологов наши ребята не знают, остается вас просить.
– Господи, зачем меня просить, - обиделся Сорока, - зачем просить, когда я сам хотел предложить. Я до свету уйду налегке, а ты Колбину напиши, что нужно сделать. Дождусь их, сделаем, что положено, и вернемся.
– Что бы я делал без вас, Семеныч?
– благодарно ответил Николаев.
– Брось, парень, общее дело делаем.
– Конечно, общее. Я очень рад, что познакомился с вами.
Николаева клонило
Сменили друг друга геологи. Выполз из палатки заспанный Вадим, глаз у него заплыл окончательно.
– Это он меня сапогом стукнул, - пожаловался он, прикладывая к щеке намоченный в озере платок.
– До свадьбы заживет, парень, не горюй, зато как лихо ты его оседлал, - утешил и похвалил его Сорока.
Ночь проходила. Начинало светлеть за Саянами небо. Засобирался в путь Сорока.
– Вы, Семеныч, Колбину передайте, чтобы тщательно осмотрели шалаш и вокруг тоже, пусть протокол составят. Пока они там будут работать, вы отдохните, это просто приказ, - как можно строже сказал Николаев.
– Когда вас ждать?
– Ладно, приказ, - усмехнулся Сорока, - ты за меня не волнуйся, я свои силы знаю. А ждать нас...
– Он задумался.
– Когда они подойдут? Спешить будем, но только раньше полудня не поспеем.
Ушел Сорока.
Геологи рядышком сидели у костра, молчали.
Николаев подсел поближе к Игошину, который, запрокинув голову, тоскливо глядел в розовеющее небо. Всю ночь он тоже не спал, неподвижно и молча сидел, то уставившись в небо, то прикрывая глаза набухшими от слез веками.
– Пить дайте, - вдруг сказал он.
Геолог принес ему кружку остывшего чаю, Игошин жадно выпил.
– Воды дайте, - попросил он еще. Дали воды.
Напившись, Игошин тихо спросил:
– Как вы про меня узнали?
– Уж узнали, - ответил спокойно Николаев, - все про тебя узнали. И как из отпуска не вернулся, и как в тайгу ушел, как с геологами встретился.
– Не хотел я... геологов, - Игошин отрицательно закачал головой, - не хотел я их убивать, так получилось, я сейчас расскажу...
– Давай-ка по порядку все, - посоветовал Николаев.
И Игошин начал свой рассказ.
– В море я с охотой пошел. Надоело дома. Мать, сестры сперва приставали - учись, учись. Потом стали приставать - иди в колхоз работать или в леспромхоз. Ну, я жить хочу, как хочу, а они - нет, зудят меня. Один раз Балуткин - это участковый наш, прискакал: "Нехорошо, - говорит, Андрей, надо трудовую книжку заводить, чего ты, как босяк, живешь?" Надоели мне. Списался с дядькой, думаю, избавлюсь от зануд, буду самостоятельный...
Андрей помолчал, потом продолжил:
– Я и учиться не хотел, не по мне это было. Подрос - в тайгу пошел, там мне только хорошо и было. Сам себе хозяин и вокруг всему хозяин. Вот меня и прозвали "Андрей - Медвежье сердце".
– Почему прозвали?
– А потому, что характер у меня такой. Я в тайге хочу - казню, хочу милую... Ну вот, дали мне отпуск, приехал домой, сходил в тайгу - ну, не хочу больше никуда. Думаю, не поеду обратно. Сестре сказал, а та в слезы. Виталий заругался. Плюнул я на них, наврал, что обратно еду, а сам - в тайгу. Боеприпасов взял потихоньку у Виталия - это зять мой, Татьянин муж. А ружье оставил, чтобы не подумали, что я в тайге. Возле Васильевской я раньше косарей видел, у них ружья были в шалаше... там на лагерь геологов наткнулся, - продолжал Игошин, - а в лагере один завхоз. Степан его звали. Ночевать меня оставил, накормил. Я смотрю - ружье у него отличное, такое для тайги - клад. Стал думать, как ружье это взять. А тут вижу под брезентом ящиков полно, укрыты. Ну, я решил, что продукты там - тушенка, молоко, мука. Геологов, я знаю, хорошо снабжают. Вот бы, думаю, мне эти продукты да ружье, так бы год из тайги не вышел. Переспали ночь, утро пришло - надо решать. Я поначалу хотел прихватить ружье - и тягу, а вот когда мне продукты взять захотелось, тут я и надумал. Вроде в шутку подумал, а прицепилась
эта мысль ко мне. Думаю, кто узнает? Какие следы в тайге? А геологи решат, что обворовал их завхоз и сбежал. Утром Степан чай вскипятил. Банку тушенки с ним разогрели. А ружье у него в палатке было. Оба ствола заряжены, я видел. Пошел Степан к речке посуду мыть, а я - в палатку, взял ружье. Он и не оглянулся - я ему в спину... Он - бульк в воду. Подбежал к речке - его уж нет. Я как-то и не расстроился. Стал ружье смотреть. Гильзу пустую вынул, свой патрон вставил в ствол - с картечью. Собираюсь. Поднял брезент с ящиков, а там - камни! Зло меня такое взяло! Ну, думаю, возьму что есть. Брезент снял, палатку, вещи собрал, какие поцелее. Хотел подальше в тайге спрятать...Игошин замолчал. Он молчал долго, потом зло сверкнул глазами, выкрикнул:
– Не хотел я геолога! Я и сам не пойму, как это получилось.
Передохнул, хватил ртом воздуха, продолжил:
– Когда я уже почти собрался, слышу - мотор на реке. Я ружье сграбастал и - по берегу навстречу. Чуть отошел, вижу из кустов - он в лодке плывет, не стережется. Это меня взбесило. Думаю, сейчас все прихватит и зря я старался. Распалился, а тут и он - напротив. Поднял ружье - картечью. Он в воду. Гляжу, на берег лезет, как раз напротив лагеря. Я бегом к лагерю, схватил патроны, зарядил стволы, жахнул. А он голову поднял и смотрит. Я еще раз выстрелил - он и упал там... Но я же не знал, что он приплывет, откуда мне знать? А он приплыл. И под горячую руку... Страшно, - выдохнул он.
– А одежда?
– напомнил Николаев.
– Почему одежду-то снял? Могла мне пригодиться. Мне надолго надо было в тайге залечь, вот я и решился. Я вначале за лодкой побежал. Мотор у лодки заглох, она недалеко ушла, быстро по берегу догнал, ее к завалу прибило. Мотор завести не мог, с шестом на лодке вернулся к тому, что на берегу. Он неживой был, у самой воды лежал. Посмотрел - часы на руке, идут. Снял часы, ножик взял, ну и другое. А тело потом в воду. Переехал на лодке в лагерь, отошел малость - тайник вырыл, там вещи зарыл, мотор с лодки.
– Нашли мы твой тайник, - сказал Николаев.
– Лодка где?
– На лодке я вниз спустился почти до Кирея.
"Вот почему и следов не было, - отметил Николаев, - угадал дед Сорока про лодку".
– Палатку я вез, - продолжал Игошин, - она тяжелая. А в устье вода спокойная, там я лодку притопил. Думал, сгодится. И тайник там же палатка и вещи. А сам налегке сюда, к озерам. У меня патронов маловато, хотел разжиться и на гольцы податься. Уж там бы меня не нашли!
– Нашли бы мы тебя, Игошин, и под землей бы нашли, - устало сказал Николаев.
– Тайга таких не прячет, а земля не держит. Перелюбил ты себя.
Игошин молча опустил голову.
Позади бессонные ночи и трудные дни.
Игошин благополучно доставлен на базу геологов к Васильевской заимке. В сложнейших условиях тайги преступление было раскрыто. Прилетел вертолет. Николаев и Колбин прощались с людьми, которые стали для них близкими за эти дни. Пожимали руки геологам.
Балуткин отказался лететь в райцентр:
– Мне здесь до дому - рукой подать!
Николаев представил себе это "рукой подать", засмеялся, обнимая Ивана Михайловича.
А Сорока успел набрать спелой голубики и теперь совал туесок с ягодой в руки Николаеву:
– Отвези своей дочке, прошу!
Николаев смущенно отказывался, а Сорока обиженно вскидывал брови:
– Что ты за человек, задавит тебя туесок, что ли?
Так и пришлось Николаеву лететь с подарком охотника. Голубика, закрытая в тонкой бересте, вобравшая в себя свежесть леса, источала тонкий аромат, нежный и стойкий, как сама жизнь.
ПОСЛЕДНЯЯ УЛИКА
На высоком деревянном крыльце магазина "Ткани", высушенном и прогретом весенним солнцем, толпились покупатели. Магазин должен был вот-вот открыться после обеденного перерыва. Апрель радовал хорошей погодой, ярким солнцем. Едва проглянув, оно принялось за работу, уничтожая в городе следы долгой зимы. Таял почерневший снег, подсыхали дороги, легкий парок клубился на скатах тесовых крыш. Люди стояли на крыльце, спокойно переговаривались.