Последняя жертва Розы Ветров

Стоя здесь, я вновь ощутила уже знакомый, если не сказать привычный, холодок страха.

– Пойдем отсюда? – предложил Стив, словно прочитав мои мысли. – Я хотел показать тебе галерею, и думаю, до обеда мы больше ничего не успеем.

По пути к галерее мы миновали несколько комнат, куда он даже не предложил заглянуть.

– Как Мария умудряется содержать в порядке такой огромный дом? – спросила я его, насчитав пять дверей.

– Я же тебе говорил, она уникальная. На самом деле жилых помещений в доме осталось совсем немного, – как-то сразу погрустнев, пояснил Стив. – Западное крыло, например, вообще закрыто, и мы туда не пойдем. Ричард распорядился не трогать его во время ремонта, и о нем просто забыли, благо сообщающихся коммуникаций, от которых зависел бы комфорт всего остального дома, там нет. Отапливаемых и пригодных для проживания комнат для гостей всего две – твоя и моя спальни. И еще есть комнаты на первом этаже, где живут Мария с Гордоном. Все.

– Но дом кажется таким огромным!

– Да, так и есть, но большая его часть сейчас никому не нужна. Дед строил его для большой семьи, клана Логанов, как он любил повторять. А вышло так, что Ричард живет здесь один.

Из окон верхней галереи открывался потрясающий вид на океан, штормовой, недобрый, но все равно притягательный в своей грозной мощи. В простенках между оконными нишами висели картины, в основном это были сцены рыбацкой жизни и северные пейзажи – работы Анны, матери Стива. Она действительно была талантлива – все ее полотна напоминали фотографии, до того тщательно были прорисованы детали: лица людей, листва и облака.

Рассмотрев несколько картин, я обратила внимание на то, что здесь совсем нет портретов, как это принято в семьях с такой историей, как у Логанов.

– Роза ненавидела семейные портреты, – объяснил мне Стив, – и запрещала фотографировать или рисовать кого-либо из членов семьи.

– Странная прихоть.

– Согласен. Хотя один портрет у нас все-таки есть.

Он подвел меня к самому концу галереи, где у лестницы висел великолепный поясной портрет внушительного на вид мужчины лет сорока-сорока пяти. Он опирался рукой о камин, очень похожий на камин в гостиной, и смотрел в сторону источника света, скорее всего, окна.

– Это наш отец, – тихо прокомментировал Стив, но я бы и сама об этом догадалась. Несмотря на отсутствие явного сходства, несложно было предположить в нем ближайшего предка Стива. Гораздо меньше на него походил Ричард, вернее, совсем не походил, разве что их связывал какой-то особенный взгляд, но и только.

«В конечном итоге, у нас разные матери…»

Эта фраза многое объясняла, и я не стала задавать Стиву лишние вопросы.

«Пол Джейсон Логан» – гласила медная табличка на раме.

– Красивое имя. А как тебя зовут полностью? – спросила я, удивляясь, как мне раньше не пришло в голову поинтересоваться этим.

– Меня? – Стив ответил не сразу, как будто вспоминая свое полное имя. – Стивен Юджин Логан. Честно говоря, Юджин мне не нравится, поэтому я его не использую.

– А Ричард?

– Ричард Грегори Логан. Тогда и ты мне скажи, Спящая красавица, как зовут тебя?

– Селена Лилиан.

– Ну вот, значит, я не ошибся, когда сравнил тебя с цветком! – воскликнул Стив и, склонившись в церемонном поклоне, поцеловал мою руку. – Знакомство с вами – честь для меня, мисс Лилиан!

– Перестань! – я едва успела отнять пальцы, как на площадке галереи показался Гордон. То, как он умел бесшумно передвигаться по дому, для меня оставалось загадкой. Этим он напомнил мне Мартина, однако в отличие от садовника Логанов, официант «Касла» был приветливым и радушным, и с ним приятно было общаться.

– Прошу прощения, если помешал, мистер Логан, но вам опять звонят из Портленда, просят подойти как можно скорее.

– И зачем я только оставил этот номер? – обреченно покачал головой Стив.

– Значит, вопрос действительно серьезный. Пойдем, я подожду тебя внизу.

Мы спустились на первый этаж и, пройдя через один из боковых переходов, остановились у довольно ветхой на вид деревянной лестницы.

– Селена, я поговорю в библиотеке, хорошо? Подождешь меня в гостиной?

– Конечно, иди, не задерживайся.

Когда Стив скрылся за поворотом, я осмотрелась и заметила дверь наверху, на небольшой площадке, которой оканчивалась лестница.

Сама не знаю, что меня потянуло туда, может, подсознательный детский интерес к «самой дальней комнате в самой высокой башне», а может, я еще не до конца пришла в себя после обморока в оранжерее и не отдавала себе отчет в том, что делаю. Так или иначе, я начала подниматься наверх.

Ступени скрипели, перила угрожающе шатались, поэтому мне приходилось держаться не столько за ограждение лестницы, сколько за шершавые каменные стены. Где-то на середине пути я пожалела о том, что поддалась искушению и решила забраться в башню без Стива. Ведь дверь вполне может оказаться запертой, и тогда мое восхождение будет не просто рискованным, а еще и бессмысленным.

Ближе к цели подниматься стало труднее: ступени основательно рассохлись, а в верхней части лестницы двух штук вообще не хватало. Это показалось мне странным. С одной стороны, не такой уж и старый этот дом, чтобы основные конструкции так разрушились, а с другой – непонятно было, почему эту лестницу не починили во время ремонта, ведь его делали не более двух-трех лет назад. А в этом уголке дома все находилось в угнетающем взгляд запустении, словно никто не появлялся здесь в течение долгого времени. Сам воздух наверху казался обветшалым: тяжелым и пахнущим тленом.

Наконец мой непростой подъем закончился. Я осторожно толкнула дверь, и, на мое счастье (Боже, как же я ошибалась!), она поддалась.

Мне в лицо сразу пахнуло затхлой сыростью. Внутри было пусто и пыльно, но не составило большого труда догадаться, что это помещение когда-то служило студией Анны Логан. В дальнем углу к стене были прислонены старые рамы, потрескавшиеся и кое-где покрытые плесенью. Пол устилали потертые циновки. У огромного окна, выходящего на океан, стоял мольберт.

Все свидетельствовало о том, что сюда давным-давно не заходили: каждый мой шаг оставлял на полу отчетливый след, а звуки долго бродили меж обшарпанных стен.

Я подошла к незаконченной картине на мольберте и задумчиво провела кончиками пальцев по засохшим мазкам. Судя по выбору цветов, Анна начала рисовать грозу или шторм, а может, ночной дождь. Потускневшие краски осыпались и производили такое же гнетущее впечатление, как и сама студия.

Окно, рядом с которым я стояла, было закрыто занавеской, но, несмотря на это, комната казалась очень просторной и светлой. Не напрасно мать Стива выбрала эту башню для своих занятий живописью. Оконный проем смотрел на юг, благодаря чему свет заливал бледные стены большую часть дня, хотя из-за этого здесь было достаточно прохладно, ведь башня выдавалась вверх над особняком, и ничто не защищало ее от ветров с океана.

Должно быть, работая здесь, Анна забывала обо всем на свете. Я посмотрела вдаль, за потемневшие от времени и налипшей соли стекла. Из окна открывался потрясающий вид на водные просторы, и создавалось впечатление, что студия парит над океаном.

Я сдвинула занавеску в сторону, чтобы лучше рассмотреть панораму. То, что я увидела, заставило меня вскрикнуть от изумления: за пыльной тканью скрывалась дверь, ведущая на малюсенький балкончик, окруженный разрушенными от времени деревянными перилами с балясинами, похожими на кегли. На нем мог уместиться лишь один человек. Для чего придумали этот балкон, было непонятно.