Последыш. Книги I и II
Шрифт:
— Варвара, ты до геликоптера дотянешься? — спросил он вслух, поскольку прятаться надоело и остро хотелось приложить кого-нибудь так, чтобы мало не показалось.
— До которого? — Варвара подняла взгляд к небу и начала высматривать возможную цель атаки.
— До любого.
— Думаю, что вот того смогу, — показала она пальцем на один из геликоптеров, — когда он ближе подлетит…
— А ты, Лена?
— Нет, — мотнула та головой. — Слишком высоко. Но вот танк, который они поставили напротив ворот, поджечь смогу.
— Тогда, по местам! — улыбнулся Бармин. — Как только Варвара ударит по геликоптеру, поджигай танк. А я попробую достать транспортник. И сразу после моего удара обнимаемся и перемещаемся в другое место.
— Потискаться мы всегда рады, — хохотнула княжна Збаражская.
— А ну цыц, женщина! — остановил ее веселье Бармин. — Мы, между прочим, на войне, если кто не понял.
— Я готова! — сообщила между тем Варвара. — На счет пять. Раз…
— Готова! — Построжала лицом Елена.
— Первой бьет Варвара, — напомнил Бармин.
— Пять!
Далеко или нет, но Варвара, похоже, превзошла саму
— Есть! — радостно взвизгнула сестра.
— Отстрелялась! — сообщила Елена, указав рукой на горящий танк.
«Все-таки магия — это нечто! — подвел итог Бармин, только что взорвавший транспортный вертолет и переживший сразу после этого проход болевой волны. — Мы втроем сработали за зенитную батарею и за противотанковый комплекс. Недаром здесь рулят колдуны!»
Подмога добралась до Надозерья только через три с половиной часа. Как позже выяснилось, нападавшие, — а это была так называемая, Союзная Рать Ярославского, Галицко-Дмитровского и Ростовского княжеств, — сковали боем ту часть дружины княгини Кемской, которая квартировала в Гдове, и перекрыли все дороги, ведущие к замку. При этом они ссылались на Право удельных княжеств объявлять войну неприемлемому наследнику. Право это, видят боги, лет двести, как никем не использовалось, кроме — барабанная дробь! — Карла Менгдена со товарищи. Только они тогда не успели даже мобилизацию объявить. Так и сгинули бедолаги, но след в истории оставили, напомнив кое-кому о древнем праве имперской аристократии. И вот теперь три удельных князя, узнав из своих источников, что грядет возвращение Менгденов, решили эту нежелательную реконкисту пресечь на корню. Зачем, почему? Что им сделал несчастный юноша, и чего они все так опасались — тайна сия велика есть. Однако же собрались, сговорились и атаковали, поставив имперские власти перед фактом. Ингвар не император и не член императорского дома, на него наезжать разрешено, — в особенности, если закон дозволяет, — вот они и атаковали. Другое дело, откуда взялось такое рвение в настолько мелком по имперским понятиям вопросе? Кто он такой, Ингвар Менгден, чтобы рвать из-за него жилы и рисковать головой? Как говорится, «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?»
Впрочем, обо всем этом Бармин стал думать много позже, — когда время прошло и страсти улеглись, — а тогда он в компании своих валькирий три с лишним часа вел бой с неопознанным на тот момент противником. Метались с одной удобной локации на другую, перемещаясь туда, где их никто не ждал. Громили технику, убивали и калечили чужих воев, ставили заградительный огонь в прямом и переносном смысле слова, но вот какое дело: Бармин до этого дня никогда столько не колдовал и просто не знал, что магия, не говоря уже про боль откатов, «пьет» силу колдуна и ею же живет. Первой спеклась Елена. Это случилось где-то через полтора часа после того, как он нашел девушек в казематах замка. К этому времени княжна Збаражская выглядела, как тень самой себя. Окруженные траурным крепом глаза потемнели и ввалились, губы потеряли свой природный цвет, кожа стала похожа на выскобленный старый пергамент, подготовленный под палимпсест [128] . Роскошные волосы висели паклей, и вскоре стало очевидно — долго Елена не продержится. Поэтому, оставив Варвару отдыхать на берегу лесного ручья километрах в семи от замка, Бармин подхватил Збаражскую на руки и перенес в имение Смолница на северном берегу Чудского озера, но не в господский дом, где когда-то родилась его мать, а к дому Аграфены — управительницы этого маленького имения. Сдал бедолагу, оказавшуюся на поверку сильным и выносливым магом [129] , с рук на руки, попросил позаботиться и, прихватив двухлитровый бидон с молоком, горшочек с липовым медом и ковригу еще теплого белого хлеба, вернулся к сестре. Варвара тоже выглядела не ахти как, но утверждала, что у нее есть еще порох в пороховницах. Бармин соглашался, но тем не менее, волевым решением объявил «перерыв на обед». Ели хлеб, отрывая куски прямо от каравая и макая их в мед, и запивали молоком. Молоко, — об этом Ингвар буквально полчаса назад впервые услышал от Варвары, — оказалось крайне действенным средством восполнения сил, как для обычных магов, так и для такого стихийного колдуна, как Бармин. А пшеничный хлеб с медом утолил голод и дал организму дополнительный заряд энергии. Во всяком случае, Ингвар почувствовал себя гораздо лучше, хотя, честно говоря, тоже порядком устал, да и вымотанная боем Варвара, вроде бы, «воспряла со смертного одра». Но продержалась она недолго. Уже через четверть часа с копейками окончательно выдохлась и далее продолжать бой не могла. Ее Бармин, отмахнувшись от протестов, тоже отнес к Аграфене. Однако и сам вынужден был понизить градус своего энтузиазма. Силы уходили, и сколько он еще продержится, было неизвестно.
128
Палимпсест — в древности так обозначалась рукопись, написанная на пергаменте, уже бывшем в подобном употреблении.
129
Два часа непрерывного боя — не пустяк. Обычно, маги, не прошедшие специальную боевую подготовку, выдыхаются быстрее.
Собственно, именно в этот момент, то есть, тогда, когда, оставшись в одиночестве, он поджег полевой штаб атакующих в
усадьбе Кярово, и прыгнул в лес у Заклинья, с ним произошло нечто странное и крайне занимательное, если не вдаваться конечно в сопутствующие этому мрачные подробности. В этот лес, вернее на опушку леса близ дороги, Ингвар прыгнул в третий раз за день, что было с его стороны крайне неосмотрительно. По другую сторону прицела тоже не дураки собрались. Напротив, нападающие были профессионалами, и среди них, по-видимому, было довольно много магов. Пусть эти колдуны и не могли ровняться силой с Еленой и Варварой, — не говоря уже о самом Бармине, — кое-что, как выяснилось, они все-таки умели и могли. Так что неудивительно, что, переместившись в третий раз за сорок минут в одно и то же место, неопытный в такого рода делах Бармин сходу влетел в мышеловку. Его ждали и сразу же открыли огонь. Все произошло настолько быстро, что Ингвар не рассмотрел даже кто в него стрелял, и сколько их было. Прыгнул с испугу, не раздумывая, «куда глаза глядят», и оказался в лабиринте, образованном кустами сирени. Во время прошлого нападения именно здесь прятались его девушки, пока он геройствовал на шоссе. Но в этот раз он здесь еще не появлялся, поскольку лабиринт едва ли не вплотную примыкал к замковому комплексу, и при той интенсивности огня, какой достиг бой, перестал отвечать требованиям безопасности. Пули свистели прямо над головой, и осколки мин и гранат срезали верхушки кустов.«Вот черт!» — это была запоздалая мысль, относившаяся к прошлому месту высадки.
«Ох, ты ж!» — А вот это была уже другая, куда более актуальная мысль, потому что, едва он оказался среди кустов, как почувствовал сильный толчок в грудь и живот, отчего его повело назад, и в этот момент у него подломилась левая нога, так что Бармин сразу же завалился на спину. Но за спиной у него оказались кусты, и поэтому он не грохнулся оземь, а достаточно аккуратно, — не считая порванной рубашки и покрытой царапинами спины, — сполз вниз. Боли не было, так что-то несущественное, чуть раздражающее с левой стороны груди и где-то пониже диафрагмы. И сначала Бармин на это даже внимания не обратил, удивившись тому что упал, и испугавшись, что подвернул ногу. Попытался сесть и даже, вроде бы, смог, но не удержал равновесия и свалился набок. В глазах начало темнеть, и по телу прошла волна озноба. Он все еще не понимал, что же такое с ним приключилось, и ему потребовалось какое-то время, чтобы увидеть кровь, текущую по ноге, — рана находилась сантиметров на десять выше колена, — и осознать наконец, что он ранен, а, возможно, даже убит. О смерти Бармин подумал, дотащив — вопреки неожиданно обрушившейся на него слабости, — правую руки до груди. Его грудь была вся в крови, и кровь быстро, толчками вытекала из раны, находившейся как раз напротив сердца. На животе он тоже нащупал рану, и в первый момент все пытался ее локализовать, но то ли забыл за давностью лет общую анатомию, то ли поплыло сознание, но ничего путного из этой попытки не вышло. Удивительно, но он все еще не чувствовал боли. Может быть, ощущал легкое жжение, но никак не боль.
Когда-то давно, учась в Питерском 1-ом Меде, Бармин, как и все прочие студенты-медики прошел курс военно-полевой хирургии. Прошел, ушел и забил, как говорили тогда. Но по факту, он действительно все забыл, ну или голова начала отказывать. А между тем, кровь вытекала, силы уходили, становилось все холоднее, и заканчивалась жизнь. Причем на этот раз, похоже, окончательно. Боли все еще не было, страха, впрочем, тоже. А вот сожаление объявилось, куда же без него? Не успел! — вот каков был лейтмотив его последних мыслей. И в самом деле, столько планов, и все коту под хвост. Не станет теперь графом, а значит и князем не станет тоже. Не женится на пяти красавицах и не объяснится с той единственной, что стояла сейчас перед его внутренним взором.
«Оно и к лучшему», — уже почти равнодушно отметил Бармин, и в этот момент с ним и вокруг него начало вершиться чудо.
По-видимому, как он предположил много позже, сработало древнее заклятие, и возможно, случилось это, только потому что, приехав на охоту в Беров кром, Ингвар откликнулся на Зов и спустился в колодец Источника под Медвежьей башней замка Усть-Угла. И сейчас этот правильный с точки зрения наследника рода поступок неожиданно принес свои плоды. Магия горячей скалы признала в Ингваре плоть от плоти Бера Менгдена по прозвищу Тяжелая рука и пришла ему на помощь. Мгновение, и Бармин нашел себя стоящим в подземной галерее, опоясывавшей Протуберанец Источника.
Здесь было жарко, и жар этот довольно быстро согрел Ингвара. Придал ему сил и позволил, наконец, осмотреться. Стены, пол и потолок коридора излучали неяркий зеленоватый свет, которого Бармин совершенно не помнил по прошлому своему посещению этого места. А вот скелеты людей, принесенных здесь когда-то в жертву, напротив, светились алым. Зрелище необычное, тревожное, но никак не опасное. То есть, возможно для кого-нибудь другого это место смертельно опасно, но только не для него. Откуда-то Бармин это знал, как знал и то, что это не самообман, а истинная правда. Однако Ингвар был сейчас не в том состоянии, чтобы рефлектировать и заниматься самоанализом. По ощущениям он был уже мертв, а трупы, как известно, тугодумы. У него вот тоже не получалось думать. Было трудно сосредоточиться на чем-нибудь определенном, но Бармин даже не пытался этого делать, потому что ему было как-то все равно.
А потом в проходе появилась женщина. Молодая, как весна, и такая же прекрасная. Высокая, светлоокая и светловолосая. Чем-то она напоминала Варвару, но была выше ростом и несколько крупнее.
— Ты и твоя сестра похожи на меня, — словно прочитав его мысли, сказала женщина, и голос у нее был под стать внешности: красивый, грудной, богатый обертонами. — Не я на нее, а она на меня, потому что вы часть меня, детки, мое послание из прошлого в будущее.
Ингвар стоял напротив нее, смотрел, слушал, но, кажется, ничего не понимал. Слишком сложные мысли высказывала женщина, слишком длинные предложения строила, обращаясь к нему.