Послы

— Да, два дня назад.

— Вы ее уже видели?

— Нет. Я собираюсь к ней сегодня. — Однако задерживаться на этой теме Стрезер не стал. — Твоя матушка предъявила мне ультиматум. Если я не могу тебя привезти, велено оставить тебя здесь. И в любом случае мне приехать самому.

— Но сейчас как раз вы можете меня привезти, — успокоил его сидевший на диване Чэд.

— Кажется, я отказываюсь тебя понимать, — ответил, помешкав, Стрезер. — Тогда зачем всего месяц с небольшим назад ты так добивался, чтобы я выслушал мадам де Вионе, выступившую в роли твоего адвоката.

— Зачем? — переспросил, будто бы задумавшись, Чэд, хотя ответ явно был у него на кончике языка. — Да затем, что знал, как хорошо она ее исполнит. Это был способ вас успокоить, да и вам тем самым мы принесли только пользу. К тому же, — пояснил он, — я и вправду хотел, чтобы вы поближе узнали ее и составили о ней собственное мнение — и вот видите, сколько вы обрели.

— Не спорю, — сказал Стрезер. — Только то, как она говорила о тебе и твоих делах — в той мере, в какой я это допускал, лишь показало мне, что она хочет тебя удержать. Если ты не придаешь этому никакого значения, то, извини, не могу понять, зачем тебе понадобилось, чтобы я ее выслушал.

— Напротив, дорогой мой сэр! — воскликнул Чэд. — Я придаю этому огромное значение! Неужели вы сомневаетесь?

— Некоторым образом. Сомневаюсь, поскольку ты сейчас явился ко мне с тем, чтобы подать сигнал к отправлению.

Чэд с недоумением уставился на него, потом рассмеялся.

— Разве сигнал к отправлению не то, чего вы от меня только и ждете?

Стрезер хотел было ответить прямым ударом, но предпочел обходный маневр.

— Если я весь этот месяц чего-то и ждал, так прежде всего такой вот депеши.

— Вы хотите сказать — все время боялись ее получить.

— Я выполнял свою миссию, как считал нужным. И, думается, твое сегодняшнее заявление, — продолжал он, — вызвано не только тем, как ты понимаешь, чего я жду от тебя. Иначе ты вряд ли стал бы сводить меня… — И он, сдержав себя, замолчал.

— Ее нежелание отпустить меня, — запротестовал Чэд, — тут ни при чем! Просто она боится… боится, что там сумеют меня заарканить. Только страхи ее напрасны.

Его собеседник вновь остановил на нем изучающий взгляд.

— Она тебе наскучила?

В ответ на это Чэд, качнув головой, посмотрел на Стрезера с непонятной медленной улыбкой, с какой ни разу на него не смотрел.

— Ничуть. Никогда.

Его улыбка ошеломила Стрезера: она произвела на него такое глубокое, такое отрадное впечатление, что в первый момент он только ее перед собой и видел.

— Никогда?

— Никогда! — с готовностью твердо повторил Чэд.

И тут наш друг решился еще на один шаг.

— Значит, ты не боишься?

— Не боюсь ехать?

Стрезер вновь сдержал себя.

— Не боишься остаться.

Молодой человек взглянул на него с крайним удивлением.

— Как? Теперь вы хотите, чтобы я «остался».

— Если отсюда немедленно не отбуду я, сюда немедленно двинутся Пококи. Вот что я имел в виду под ультиматумом твоей матушки, — пояснил Стрезер.

Чэд еще больше удивился, однако нисколько не испугался.

— Так к коренному она пристегивает Сару и Джима?

— И, можешь быть уверен, еще и Мэмми, — тут же подхватил метафору Стрезер. — Вот кого она пристегивает.

Чэд мгновенно уловил суть дела.

— Мэмми? Чтобы меня соблазнить? — И он расхохотался.

— О, Мэмми очень привлекательна.

— Вы мне это уже говорили. Право, я буду рад на нее поглядеть.

Было что-то веселое и легкое, сверх того, что-то неосознанное в том, как он это сказал, и Стрезер в который раз уже почувствовал все преимущества такого его взгляда и всю прелесть его положения.

— Погляди, погляди. Кстати, учти, — продолжал Стрезер, — что, допуская свою сестрицу до себя, ты оказываешь ей истинное благодеяние. Даришь два месяца в Париже, где она, если не ошибаюсь, не была с того времени, как вышла замуж, и который ей, без сомнения, нужен только как повод сюда приехать.

Чэд внимательно слушал, но выказал собственное знание света.

— Этот повод существовал у нее все эти годы, только она ни разу им не воспользовалась.

— Ты имеешь в виду себя? — осведомился Стрезер после секундной паузы.

— Разумеется — одинокого изгнанника. А вы кого имеете в виду?

— Себя. Для нее тут повод — я. Вернее — что, впрочем, сводится к тому же — для твоей матушки.

— В таком случае, — возразил Чэд, — почему она не приедет сама?

Стрезер посмотрел на него долгим взглядом.

— А ты этого хотел бы? — И потом, так как его гость на это ничего не сказал, прибавил: — Никто не мешает тебе самому послать ей телеграмму.

Чэд замялся:

— И она приедет, если я пошлю?

— Вполне возможно. Попробуй — и увидишь.

— А почему вы не попробуете? — помолчав, спросил Чэд.

— Не хочу пробовать.

— Вам ни к чему ее присутствие здесь?

Стрезер принял вызов, и ответ его на этот вопрос прозвучал особенно выразительно:

— Это называется, милый мой, — с больной головы на здоровую.

— О, понимаю, на что вы намекаете. Не сомневаюсь — вы будете с нею великолепны. Только вам вовсе не хочется ее здесь видеть. Ладно, не стану учинять вам подлость.

— Почему «подлость»? Ты в своем праве и не сделал бы этим ничего дурного, — заявил Стрезер и уже другим тоном добавил: — К тому же ты сможешь порадовать ее интересным знакомством в лице мадам де Вионе.

Высказывая эту блестящую идею, наш друг смотрел своему гостю прямо в глаза, но Чэд ни на мгновение не дрогнул, не отвел своих и отвечал ласковым, но бестрепетным взглядом. Наконец, встав с дивана, он заговорил, и сказанное им поразило Стрезера:

— Матушка ее не поймет, но это не имеет значения. Мадам де Вионе непременно захочет с нею встретиться. Она захочет испытать на ней свое обаяние. Полагает, что сумеет ее завоевать.