Послы

— Вы хотите сказать, письмо с просьбой вернуться?

— Если бы так. Телеграмму — она у меня в кармане: «Первым пароходом домой».

Собеседница Стрезера, как можно было заметить, разве что не побледнела. Но, спохватившись, на время сохранила хладнокровие. Возможно, именно это обстоятельство и помогло ей сказать с напускным равнодушием:

— И вы собираетесь?..

— Что вы почти заслуживаете, бросив меня на произвол судьбы.

Она покачала головой так, словно его упрек был не достоин ответа.

— Мое отсутствие пошло вам на пользу — достаточно взглянуть на вас. Каюсь, я сделала это намеренно, и расчет мой оправдался. Вы уже не тот, каким были. И для меня теперь главное, — она улыбнулась, — быть вам под стать. Вы уже стоите на собственных ногах.

— Сегодня я все еще чувствую, — любезно вставил он, — как вы мне нужны.

Она снова внимательно на него посмотрела.

— Обещаю впредь не бросать вас, но с тем, чтобы только слегка приглядывать за вами. Вы уже получили импульс и способны передвигаться без посторонней помощи.

— Да, пожалуй, — благоразумно согласился он, — передвигаться худо-бедно я могу. Вот что, по правде говоря, и вывело нашего друга из себя. Он — особенно глядя, как яхожу, — не может этого вынести. Последняя капля, переполнившая чашу. Он жаждет, чтобы я убрался отсюда, и, надо думать, написал в Вулет, что я нахожусь на краю гибели.

— Ах, полноте, — пробормотала она. — Но ведь это только ваша догадка.

— Догадка, вы правы. Но она все объясняет.

— А он все отрицает? Или вы еще его не спрашивали?

— У меня не было времени, — сказал Стрезер. — Только вчера вечером, сопоставив различные факты, я догадался, а с тех пор мы с ним не пересекались.

Такой ответ ее не убедил:

— Вы крайне раздражены — за себя не ручаетесь?

Он поправил очки.

— Неужели я выгляжу таким разъяренным?

— Вы выглядите лучше некуда.

— Да мне и не на что сердиться, — заявил он. — Напротив, Уэймарш оказал мне услугу.

— Доведя ситуацию до предела? — заключила она.

— Как превосходно вы все понимаете! — воскликнул он почти ворчливо. — Во всяком случае, Уэймарш не станет ни под каким видом отрицать или выкручиваться. Он действовал по глубочайшему убеждению, с чистой совестью и после многих бессонных ночей. Он признает, что это его рук дело, и будет считать, что оно ему удалось; в итоге любое наше объяснение закончится полным примирением: мы опять будем вместе, наведя мост через темный поток, который нас разделял. Наконец-то благодаря тому, что он сделал, нам будет о чем поговорить.

Она помолчала.

— Вы бесподобно это воспринимаете! Впрочем, вы всегда бесподобны.

Он тоже выдержал паузу — такую же, как она; затем на той же высокой ноте выразил полное с ней согласие:

— Вы совершенно правы. Я бесподобен, удивителен, особенно сейчас. Смею сказать, просто неподражаем и даже не удивлюсь, если окажется, что выжил из ума!

— Так расскажите мне все, — уже серьезно потребовала она. Но, поскольку он некоторое время безмолвствовал, лишь ответив взглядом на ее взгляд, который она с него не спускала, ей пришлось зайти с другого конца, где ему было легче удовлетворить ее любопытство: — Что такое мистер Уэймарш, собственно, сделал?

— Написал письмо. Одного оказалось достаточно. Он сообщил в Вулет, что за мной нужен глаз.

— В самом деле нужен? — спросила она с интересом.

— В высшей степени. И он будет мне обеспечен.

— Иными словами, ни якоря, ни рук вы не поднимаете?

— Нет, не поднимаю.

— И уже дали телеграмму?

— Нет. Но подвигнул на это Чэда.

— Что вы отказываетесь ехать?

— Что он отказывается ехать. Сегодня утром мы поговорили начистоту, и я его убедил. Он заявился ко мне, когда я еще не встал, — объявить, что готов… готов возвратиться. Ну, а после десяти минут разговора со мной ушел с намерением сообщить, что остается.

Мисс Гостри слушала, не пропуская ни слова.

— Стало быть, вы остановили его.

Стрезер вновь опустился в кресло.

— Да, остановил. На некоторое время. Вот видите, — он поискал слова более выразительные, — к чему я пришел.

— Вижу, вижу. А мистер Ньюсем? Он ведь готов был ехать.

— Да, вполне.

— И искренне считал, что вы тоже?

— По-моему, да. Более чем. Он был крайне удивлен, когда обнаружил, что рука, которая должна была тащить его домой, внезапно превратилась в механизм торможения.

Такой отчет о событиях не мог не захватить мисс Гостри.

— Он считает это превращение внезапным?

— Право, не уверен, что он так считает. Относительно него я вообще ни в чем не уверен, разве только в одном: чем больше я его вижу, тем меньше нахожу его таким, каким поначалу ожидал увидеть, Мне многое в нем непонятно; вот почему я решил ждать.

— Ждать? Чего собственно? — удивилась она.

— Ответа на его телеграмму.

— А что там — в его телеграмме?

— Не знаю, — отвечал Стрезер. Он ушел от меня с тем, что составит ее по собственному разумению. Я сказал ему: «Мне хочется остаться, а я могу сделать это только при одном условии: ты остаешься тоже». Мое желание, видимо, произвело на него сильное впечатление, ну и определило все остальное.

Мисс Гостри мысленно перебирала слово за словом:

— Стало быть, сам он тоже хочет остаться?

— И хочет и не хочет. Вернее, ему хочется ехать. Отчасти. Увещевания, которыми я досаждал ему вначале, в этом смысле оказали на него свое действие. Тем не менее, — закончил Стрезер, — он не поедет. По крайней мере до тех пор, пока я остаюсь здесь.

— Но вы же не можете остаться здесь навсегда, — возразила его собеседница. — Жаль, что не можете.

— Никоим образом. И все-таки мне хочется понаблюдать его еще немного. Ведь он совсем не то, что я ожидал, совсем иной. И тем особенно мне интересен. — Стрезер излагал свои соображения так взвешенно и ясно, словно отчитывался перед самим собой. — Я не хочу его уступать.

Мисс Гостри, однако, жаждала подтолкнуть его к еще большей ясности. Правда, тут требовались осторожность и такт.