Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
Невдалеке от нас прошествовал слон без хобота и бивней, и на этом парад-алле завершился.
— Ты чего, дурак, стрелял? — спросил я не оборачиваясь.
— Я? Стрелял? — удивился Коломиец. — В кого?
— Хотел бы я это знать, — пробормотал я, а сам подумал: не хотел бы. Ибо то, чему я повторно оказывался свидетелем и что в «Некрономиконе» именовалось арабским словом «аль-джах», считалось искусством давно утраченным и запретным даже для адептов некромантии.
Но вот проползли и змеи. Ненадолго стало почти тихо.
Странный свет почти погас. Лишь под двумя деревьями будто бы тлели угли.
— Степаныч, — жалiсно казав Коломиец, — я з глузду з'iхав чi нi?
—
— Но так же не бывает.
— Бывает, только редко.
— Не, не бывает, — уверенно сказал Коломиец. — Ну, вон: чего воно пухнет?
— Кто пухнет?
— Та дерево же!
И в этот момент одно из тех деревьев, что подсвечены были несуществующими углями, лопнуло с костяным хрястом, расселось от вершины до комля — и из щели кто-то стал осторожно выбираться.
Коломиец напрягся.
Это был паук. Сначала мне показалось, что он с лошадь размером.
За ним выбрался еще один и еще.
Каким-то чудом я успел поймать Коломийца за лодыжки. Он грохнулся плашмя и задергался. Я навалился сверху и крикнул: «Читай!» — для вящей доходчивости стукнув его ладонью по оттопыренному уху.
— Не слухала Катерина, — начал он, запнулся, забыл, проскочил через строфу и продолжил: — Пiшов Москаль в Туреччину, Катрусю накрили…
Мертвое негритянское семейство двинулось со стороны храма навстречу паукам.
Рядом с людьми пауки оказались чуть поменьше, чем померещилось вначале: по грудь мужчине. Они в долю секунды запеленали женщину и малышей в паутину, вскинули на спины и понесли к дереву. Мужчина поднял копье негнущейся рукой и судорожными скачками последовал за ними. Один из пауков развернулся ему навстречу, поднял передние волосатые лапы и прыгнул.
Несколько секунд мужчина изображал сопротивление, потом сдался. Паук поволок его за собой.
И тут лопнуло второе дерево.
В белом искристом блеске оттуда шагнул некто тонкий и стройный. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы воспринять увиденное.
Похож на человека, но не человек. Ноги с очень длинными ступнями, движется на носках, колени чуть согнуты. Гибкий сильный хвост. Небольшие руки вытянуты вперед, блестят кривые клинки. И — совершенно змеиная голова на удлиненной шее…
Когда он повернулся в профиль, я разглядел аккуратный костяной гребень от затылка до крестца.
Пауки попятились от него, но он неуловимо быстро настиг одного, короткий высверк — и паук осел бесформенной кучей. Два других, бросив ношу, попытались спастись бегством, но в этой погоне по кругу человек-змея оказался быстрее. Потом, покончив с пауками, он встал над людьми, подняв к небу руки с мечами.
Паутина опала с людей, они зашевелились и начали подниматься, будто их не слишком умело тянули за веревочки.
Барабаны вступили внезапно и веско. Странный свет померк, и в пришедшей тьме не стало видно ни людей, ни серебристого их избавителя. Зато над храмом занялось туманное сияние, похожее на подсвеченный дым.
Порыв ветра ударил в лицо. Зашевелились кроны.
Начиналась новая гроза.
Первая молния ударила совсем рядом с силой пушечного залпа. Потом — началось: Наверное, все грозовые тучи Центральной Африки собрались в эту ночь над нами. Дождя почти не было, но ветер бушевал — и непрерывно, страшно, с истошным воем, с клекотом били, и били, и били в башни храма бесчисленные молнии. Огненная дорога соединила небо и землю: Так продолжалось часа четыре.
Мы оба настолько одурели от грома, что не заметили, когда это кончилось.
Просто в какой-то моммент обнаружилось, что вновь рокочут только барабаны — тихо, устало, — а одна из башен храма светится, как гнилушка на болоте…
Уже
под утро — умолкли крики и барабаны стихли, — из-за храмовой стены послышался знакомый рев, в небо поднялся стлб белого света, и в этом свете огромный, как океанский пароход, поднялся над кронами деревьев дракон: искалеченный, трехлапый: Он взлетел высоко и распался зелеными искрами, медленно растаявшими в первых лучах еще невидимого солнца.4
Неведомое не похоже ни на что из того, что мы можем о нем предположить.
— Почему ж ты мне всего этого не сказал тогда? — не поднимая глаз и продолжая катать по столу монетку, спросил Николай Степанович. — Если знал и видел — то почему не сказал? Доверия не испытывал?
— Был грех, — кивнул Брюс. — Спекулировал я про себя: слишком предан Колька, слишком чист, чтобы ему татьское, предательское дело предлагать. А ну как решит взвесить, кто ему дороже: старый Брюс либо весь Орден? А и то: как бы поступил?
— Не знаю. Задумался бы.
— То и дело, что не знаешь. Я и сам не знал до последнего часа, что решусь на такое: А уж после весточку слать и вовсе дурью выходило.
— Н-да…
Исчезновение Брюса было инсценировано им же самим. В какой-то момент он выяснил — совершенно случайно, а потому достаточно достоверно — что деятельность Пятого Рима весьма приветствуется иезуитами, которые, по идее, являются естественными противниками мозаичников и когда-то возникли именно как противоборцы. Он из чистой осторожности и перестраховки предпринял собственное расследование (обратившись к прогностикам Союза Девяти), и оказалось: последовательная и точная реализация планов Капитула Ордена приведет к тем же результатам, что и деятельность орденов антифутурального толка, иезуитов и масонов: установлению всемирного государства и всемирного правительства. Он постарался осмыслить это и пришел к не слишком радостному выводу: противостоящие друг другу ордена Евразии исполняют чью— то единую волю, работая старый, как мир, номер «борьба нанайских мальчиков».
Поисками этого носителя единой воли Брюс и посвятил себя с того момента, как вышел в январском тридцатого года городе Стамбуле и растворился в толпе: («Выяснил?» — с непонятной самому усмешкой перебил его Николай Степанович во время этого рассказа, и Брюс кивнул рассеянно:)
Странствия по миру (Персия — Индия — Китай — опять Индия — Южная и Северная Африка — зачем-то Австралия — и опять Индия — Ирландия — Шотландия -
Северная Америка — Австрия:) обогатили его новыми впечатлениями и просветлили разум. Мы занимались деянием, упершись в стену лбами, говорил он, ничего перед собой не видя, опричь старого кирпича…
В одном из буддийских монастырей Гоби он обнаружил древний манускрипт, где аккуратист переписчик явно скопировал откуда-то неведомые иероглифы, сопроводив многие из них китайскими эквивалентами. С помощью Махендры Брюс перевел рукопись вначале на санскрит, а затем и на русский. Махендра и сказал тогда Брюсу, что исходный язык рукописи, тайный сакральный молитвенный язык змеепоклонников, есть ни что иное, как язык цивилизаций асуров, живших в местах нынешних великих пустынь, и что жили там асуры «минуту Брахмы» назад, потом исчезли с лица земли, но еще «мгновение Брахмы» назад последние асуры писали свои последние книги, после чего прятали их в несокрушимые футляры из черного стекла и уходили на морское дно: «Секунда Брахмы», это Брюс знал, составляла чуть более миллиона лет. Минута, следовательно…