Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума

Мы сидели в чем-то вроде комнаты отдыха: диван, старинная радиола, несколько кресел, на стене картина и очень кривая сабля. Я завидовал хронолетчикам: парни беззаветно спали. Хасановна разобрала свой «браунинг» и протирала детали кусочком замши. Ираида выпросила у нее блокнот и что-то рисовала там. Мне показалось, что рука ее дрожит. И смотрит она не на страницу, а сквозь нее.

— Непросты дела твои, господи… — раздумчиво протянул Сильвестр, разглядывая бокал. — Значит, Дора Хасановна, старые это ваши знакомцы, да? И что же там дальше-то происходило, не помните?

— Как не помнить, — Хасановна усмехнулась. — Вернулись гаврики и такой отчет написали, что вывели весь проект из-под крылышка Феликса Эдмундовича и перевели в непосредственное подчинение Рабкрину. В ОГПУ зачистку провели, всех посвященных, а Рабкрину ненужных — в распыл. Да и сам Феликс долго не зажился после этого, через полтора месяца всего заказал Шопена…

— Молочка, говорят, несвежего выпил? — спросил, криво усмехаясь, Сильвестр.

— Может, и молочка, деталей не знаю. Потому как именно в те дни вторую экспедицию послали, на сверку данных. Но — не долетели товарищи наши до цели, и потом Шпац со Стрыйским вычислили, что упали они где-то году в восемьдесят третьем, поздней осенью или зимой. Искать их после пытались, да не нашли. Третью экспедицию только полтора года спустя сладили, к десятой годовщине Революции приурочили — ну и отправили, понятно, в две тысячи семнадцатый год… Один только вернулся живым, да и то скоро от инфлюэнцы сгорел. Но рассказать успел, что там голод, монархия и поповское засилье. Да… Ты, Сильвестр, не обижайся, говорю как есть.

Тот кивнул. Очень серьезно кивнул, без тени усмешки.

— Проект, понятно, запретили и материалы по нему уничтожили, сотрудников всех в расход пустили, один только Панкратов исчез. Долго его потом искали по всей стране, но — сумел укрыться от карающих органов…

— А сама? — тихо спросил Сильвестр.

— Я была секретным комиссаром Рабкрина, и меня санкциям подвергнуть мог только председатель товарищ Потапкин. Пришлось, конечно, некоторое время потрудиться на бумажном фронте, не без того, но потом вновь вернулась к живому делу: техником-электриком в лабораторию спецотдела ОГПУ к товарищу Гопиусу и профессору Барченко. Необыкновенно интересная работа была ими проведена в области некробиотики. Можно сказать, экспериментально доказано было существование души…

И тут меня будто качнуло какой-то волной.

— Хасановна! А эти парни в своем рапорте встречу с тобой отметили?

Она прервала на полуслове свой рассказ и посмотрела сначала на меня, потом на спящих.

— Нет… Скрыли, значит. Они вообще не упоминали об остановке в девяносто восьмом году. Вот ведь… уклонисты скользкие…

— Постой-постой-постой… Крис, который встречался с ними в будущем, не упомянул про все это, — я махнул рукой, как бы очерчивая круг, — они тоже не упоминают про встречу с нами… ладно, это можно объяснить какими-то конспиративными моментами, но — последняя-то экспедиция вернулась не из тогобудущего, в котором побывали они! А значит…

— Это значит, что все меняется, — тихо и медленно проговорила Ираида. — Я тоже это поняла, да не знала, как сказать. Но перемены происходят только от каких-то непрямых действий… наверное. От тех, которые целят совсем в другую сторону…

— Спокойно, — сказал я, помахивая руками, — спокойно…

У меня был, наверное, идиотский вид. Но какой еще вид может быть у человека, которому показалось, что вот сейчас он все объяснит и все на свете поймет, — и показалось, и показалось, и еще раз показалось… А потом спряталось.

— Уточним, — сказал Сильвестр.

Он допил виски, подошел к спящим, присмотрелся к ним и тронул за плечо Маркова. Тот распахнул глаза:

— Что?!

— Ш-ш… — приложил палец к губам Сильвестр. — Мы тут на коллизию наткнулись. Ну-ка, ответь: вы там, в будущем, последовательность исторических событий освоили?

— А как же. За этим и посылали нас…

— Была в две тысячи семнадцатом году монархия с поповским засильем?

— Да ну, что ты, батя! Нет, конечно. В семнадцатом власть была у Народного Конгресса во главе с генералом Расторгуевым… А что?

— Все нормально, боец. Спи дальше. Похоже на то, что гражданскую войну и интервенцию вы уже предотвратили. Не знаю, правда, как…

— Неужели просто напугав этого клоуна? — привстала Ира-ида.

— Да какое тут может быть «спи»! — возмутился Марков. — Когда такое происходит!..

— Ничего не происходит, — сказал я. — Умствования сплошные. Хасановна, на пару слов — приватно?

Мы вышли в боковой коридор — кафельный, полутемный, похожий на бесконечную душевую. И пахло здесь как-то похоже: дезинфекцией, сыростью и мылом.

— Этих ребят тоже пустили в распыл? — спросил я шепотом, поднося огонек к жуткой ее папиросе.

Хасановна покачала головой.

— Это они и есть — пропавшие. В восемьдесят третьем.

— То есть — это именно ихискали тогда по баням и магазинам?

— Да.

— А нашли?

— Вот этого я не знаю… — До какого года просуществовал Рабкрин?

Она мрачно усмехнулась.

— Можно сказать, что к сороковому он был уже безвластен. И безопасен для Кобы. Формально же — существует и по сей день… Вам лучше всего этого не знать, Иван Петрович. На всякий случай. Хотя… — перебила она себя; губы ее, и без того тонкие, поджались еще больше. — Возможно, что терять нам уже нечего.

Тут по главному, ярко освещенному коридору мягко зазвучали шаги, и мимо нас прошли несколько мужчин в дорогих гражданских костюмах. Идущий впереди — седоватый, залысый, с мягким дрябловатым лицом — чуть прихрамывал. Двое из свиты были с портфелями, один — со сложенным зонтом. Кто-то покосился на нас, курильщиков, но так, мельком, по обязанности, без интереса. Они уже прошли, когда я почувствовал, что Хасановна изо всех сил сжимает мой локоть.

Я посмотрел на нее и впервые увидел на ее лице страх.

— Это же Панкратов, — прошептала она. — Сам… здесь …

— Я восхищен! — Илья Кронидович сидел в кресле очень свободно и в то же время с достоинством, как старый дипломат на даче. — Даже не ожидал, Петр Васильевич, что вы примените столь нестандартный подход. Как-никак, лженаука парапсихология не поощряется ныне… или я ошибаюсь?

— Не поощряется, но и не возбраняется, — сказал генерал. — Взгляды начальства стали заметно шире. Справедливости ради скажу, что и в прежние времена исследования такие велись… впрочем, результатами их мы не имели возможности пользоваться. Все уходило соседям.

— Понятно, понятно… А вы, Кристофор Мартович, позвольте узнать — тоже через научные исследования к этому пришли или природный дар имеете?

Крис пожал плечами:

— Не все ли равно?

— Кристофор Мартович имеет наилучшие рекомендации, — сказал генерал. — К его услугам прибегали… — он замолчал на секунду. — Очень многие. Я думаю, если вам понадобится что-то найти…

— Боюсь, что потерянное мной не под силу найти никому, — сказал Илья Кронидович и встал. — Вы принимаете чеки? — спросил он Криса.