Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума

Люди медленно и легковесно пролетали мимо, совершенно ненужные и пустые.

Впервые в жизни он перестал их чувствовать. Это было как внезапная глухота. Поначалу — даже не страшно…

Он сидел там, когда зазвонил телефон. Лень было лезть в карман — лень и противно.

— Дядя, — сказала девочка, доедающая сосиску, — у тебя тамагочи обкакался.

Но это была Хасановна.

— Приходите, — сказала она, и голос был испуганный и обрадованный одновременно.

— Что такое?

— Гости.

— Клиенты? Я не принимаю. Гоните в шею.

— Гости. Настоящие…

Крис оставил недопитое пиво, подмигнул девочке и пошел вниз по бульвару.

За месяц квартира опустела: Альберт снял под офис «Аргуса» один из кабинетов своего бывшего НИИ, перевез туда технику; в том же направлении укатились Рифат и Нинка-Впотьмах; из старой команды лишь Паша Бурчало, переименованный за полное отсутствие растительности в Ёжика, заходил, пил чай с Хасановной и мечтал попасть к Крису в обучение. Но и он понимал, что если это и произойдет, то не скоро.

Дверь вновь не запиралась…

Слышались голоса.

На кухне сидели трое, уже вполне навеселе: Панкратов — в джинсах и не слишком свежей белой майке с плейбоевским кроликом на груди, и Марков с Терешковым — оба в безрукавых тельняшках, Терешков дочерна загорелый, плечи пятнистые, Марков не по-летнему бледный. Оба казались значительно, на многие годы старше, чем месяц назад… впрочем, Крис ни в чем не был решительно уверен. На столе возвышалась двухлитровая бутыль «Чивас Ригал» — культового виски чикагских мафиози.

Панкратов остался сидеть, а эти двое вдруг полезли обниматься, чего Крис вообще-то не любил, но тут вдруг — подкатило к горлу.

Они не видели его очень давно, очень давно… Сколько лет? Это смотря как считать. Туда-сюда-обратно…

— Да, — сказал Крис, когда объятия поутихли, а бутыль только наклонила горло к граненым стаканам, набитым льдом. — Пока не увлеклись…

Он сходил в бывшую приемную и выудил из ящика стола брошюрки, уже весьма помятые и захватанные. «Пролетарская машина времени…»

— Автограф, пожалуйста. Сами-то видели?

Марков и Терешков переглянулись.

— Ты первый.

— Нет, ты.

— Ты старше.

— Зато ты был начальник.

— Ну, ладно…

Они расписались: Марков изысканно, Терешков криво.

— А полный комплект хотите? — хитро спросил Марков.

— Ксерокопию, правда, — Терешков подпортил эффект. — В «дурке» был, его потом Ткач домой забрал… Но можно попросить.

— А чем все кончается? — спросил Крис.

— Наши победили, — засмеялся Марков, — как же иначе… Ну что, за встречу?

— Может быть, Дору Хасановну дождемся? — предложил Панкратов. — А то отправили женщину за закуской, а сами…

— Да мы ей отдельно нальем…

— Все равно нехорошо.

Возникла неловкость.

— Милиционер народился, — сказал Марков.

— Да… — Крис покивал. — Взамен убывших… Про наших что-нибудь слышно? Про Ираиду, про Ивана? Нашлись они?..

— Ну, Кристофор Мартович! — Панкратов раскинул руки. — В десятках томов сие описано, а вы вопросы задаете…

— И все же? Хочу прямой ответ, не в метафорах.

— Нашлись, конечно. Без осложнений, разумеется, не обошлось…

— Но вернуться не смогли? Или… не захотели?

Панкратов уставился на свой стакан.

— Мне — отсюда — трудно судить об этом, — сказал он наконец. — Там… захватывает. И очень трудно потом захотеть… или смочь. Понимаете?

— Наверное, — сказал Крис. — А почему вы все еще здесь?

— Вы еще спросите, не еврей ли я, — сказал Панкратов. — Убирайся в свой Израиль… Нет?

Крис неохотно засмеялся:

— Почти да. Какого черта, Панкратов? Вы ведь, в сущности, разорили Россию… а я тут с вами пью. И почему-то без отвращения. Кстати, плесните-ка… Чем вы это объясните?

— Я? Разорил? Сильно сказано… Хотя …Надо будет посчитать. Но, конечно, отщипнули порядочно. Спорить не буду. Да только и без нас… — Он вдруг задумался. — Черт его знает, что стало бы без нас. Не столько в том наша вина, что хапали себе, сколько в том, что других хапать учили.

— Чтобы спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес? — спросил Крис.

Панкратов продолжительным взглядом посмотрел на него, потом несколько раз кивнул — уже думая, похоже, о другом.

— Вот и Хасановна! — вдруг обрадовался Марков.

Он вскочил и побежал помогать.

— Если честно, то мне это так надоело… — сказал Панкратов. — Достали они меня, паразиты, как сорок тысяч братьев достать не могут… Ладно, когда жратву им туда, коньяк и лопаты посылаешь, а когда еще и танки… нет. Не желаю участвовать. Асы, ваны, пандавы, кауравы, титаны… надоели. И все.

— А чем там все кончилось у Сережи с Эши… с этим …с Эдом?

— Ничем хорошим, как вы понимаете. Не хочу об этом. Сережа… я чувствую, что виноват перед ним. Не нашел сразу, не узнал… моя вина. А потом, когда узнал, где он и кто он… надо было более настойчиво пробиваться к его памяти, к той, забытой личности. То есть я старался, но вижу, что недостаточно. Испугался, что у него начнется раздвоение. Он и без того… — Панкратов пошевелил пальцами у виска. — С проблемами. Вот я и решил тогда: буду поддерживать исподтишка… Он ведь и Эшигедэя не узнал, когда тот к нему пришел.

— Узнал, — сказал Крис.

— Нет. Он его возненавидел — не сразу, постепенно, — но сам не знал, почему…

Шумно вернулся Марков, принялся раскладывать по столу какие-то свертки, банки… Хасановна, взяв предложенный стакан, прищурилась на Панкратова:

— Ну, что, Илья Кронидович? Ваша карта бита? Рухнула вековая мечта о мировом господстве?

Панкратов встал.

— Я хочу выпить за то, — сказал он, — чтобы наши мечты всегда оставались мечтами. Так они гораздо красивее. Особенно когда видишь все это с изнанки.