Пособие по укладке парашюта
Шрифт:
Впрочем, через день мамашки шарахались еще дальше. Шоу «Катечкина, закапывающая нож для очищения кармы» было прямо-таки мышиным писком по сравнению с представлением «Катечкина, ищущая очистившийся нож». Судя по всему, нож очистился настолько, что исчез вовсе.
Стоит ли говорить, что всю дорогу до дома я суммировала наказание за потраченный аванс с наказанием за утрату кухонной утвари, и укоризненный чугуниевый коржик был как нельзя близок к моей светлой голове. От отчаяния я засунула руки в карманы куртки, дабы достать сигарету. И вы не можете себе представить степень моего удивления, когда вместе с куревом на свет выползла мятая купюра. Купюра
Поэтому когда Сидорова пожаловалась мне, что Лешик на нее «уже не смотрит», я точно знала, как пособить сидоровскому горю.
– Ты понимаешь, Лека, у меня есть такая чудная книжка, что вот хоть завтра Лешик до дыр тебя проглядит, – хвалилась я Сидоровой. – Там, правда, закопать чего-нибудь придется, но зато результат ошеломляющий…
Как оказалось, слово «закопать» Сидорову не страшило, а вовсе даже наоборот. Ради Лешика Лека была готова предать земле не только нож, но и видеомагнитофон с холодильником и пылесосом и даже престарелых родителей в придачу…
Впрочем, к Сидоровой Подметкин оказался неожиданно милостив: ничего зарывать не требовалось. «Лучший способ восстановить чувства – это магическое зелье со специальными направленными на любовь компонентами», – гласила книга. В качестве спецсоставляющих Подметкин предлагал укроп огородный, петрушку кудрявую и ромашку аптечную. И если в силу укропа я верила с трудом, то спирт как катализатор любви сомнений не вызывал.
В качестве пробного эксперимента мы выбрали «Эликсир Ангелика». По словам Подметкина, Ангелик должен был проснуться в Лешике сразу после принятия наперстка означенного зелья. Зелье же состояло из литра спирта «Рояль», настоянного на смеси ромашки и дубовой коры в течение двух недель с момента шабаша. Все это время Сидорова томилась, вздыхала и очковала, как бы родители не изыскали сей целебный нектар. Поэтому ко дню Х у нее напрочь пропала любовь к Лешику и к жизни вообще.
– Кать, а может, ну его этого Ангелика? – пораженчески выговаривала мне она.
– Что ты, Лекушка, с ума, что ли, сошла? Кто же в здравом уме от своего счастья отбрыкивается? – песочила я Сидорову. О своем корыстном интересе, а именно посмотреть на чудесные метаморфозы Лешика, я злодейски умалчивала.
Так в прекрасном томлении мы провели две недели. И если Сидорова ждала втыка от родителей, а Лешик – результатов абитуриентского экзамена, то Катечкина ждала чуда.
Чудо не замедлило себя явить.
– Дуй сюда, сука, он мне весь ковер заблевал! – визжала в трубку Сидорова.
– Что, прям с наперстка? – искренне изумилась я.
– Да нет, он, блин, полбанки от любви улакал! Сейчас вторую половину глохчет.
– Да что ж ты ему, дура, банку-то выдала? Там же чуть-чуть надо было!
– Я тебе, дрянь, покажу Ангелика! Сюда дуй! Вдвоем замутили, вдвоем и расхлебывать.
Явившаяся моему взору картина была печальна, но тем не менее любовь в ней присутствовала. Восседавшая на краешке дивана Сидорова стыдливо прикрывала газеткой разорванную юбку. У сидоровских ног, точно большая макака, обожравшаяся прокисших кокосов, валялся Лешик. Рядом
с Лешиком стояла пивная кружка с остатками Ангелики. В воздухе пахло летальным исходом и блевотиной.– Он, блин, экзамены завалил, урод, – оправдывалась Сидорова. – Ну нельзя же было не налить! Может быть, пить обоим надо было…
– Нет уж, Лека, если Лешика мы как-нибудь вдвоем поднимем, то вместе с тобой навряд ли, – проскрипела я, пытаясь отодрать подопытного от пола.
В момент перемещения подопытный открыл один глаз и произнес сакраментальную фразу.
– Хочу трахаться, – сказал Ангелик и икнул.
– Будешь, – хором ответили мы с Сидоровой и выволокли тело на улицу.
На улице Лешик вел себя тихо и сексуальных предложений не высказывал. Более того, должно быть, от свежего воздуха во вьюноше проснулась скорость. Едва мы привалили Любовь к лавочке, как она поднялась и свинтила.
– Б… и, б… – иии! – орала Любовь, обгоняя троллейбус.
– Пошли, Сидорова, кажется, получилось, – печально сказала я.
– Может, кору не с того дуба брали? – предположила Сидорова.
– Нет, не того дуба поили, – еще раз вздохнула я, и мы отправились драить ковер.
Но если на этом наши с Сидоровой приключения закончились, то Лешик заработал «Оскара» несколько позже. Гонимый жаждой от Ангелики, подопытный направился к дому, по пути неосмотрительно заглотив банку «Амстердама навигатора». И хотя навигация не провела его мимо родительской двери, триумфальный блев в воскресный суп вошел в анналы Лешиковой истории почище провала вступительных экзаменов.
Так войска обогатились новым универсальным солдатом, Сидорова поняла, что проще дать, чем чистить заблеванный ковер, а Катечкина потеряла веру в чудеса.
Да, а деньги в моем кармане были от бабушки. Потому что коржиков, как известно, много, а внучка одна.
Пятьдесят и один факт обо мне
Социальная позиция.
1. Я не борюсь за мир во всем мире.
2. Я не состою ни в одном движении.
3. Я не хожу на выборы и не знаю, кто такой Вешняков.
4. Зато меня запросто можно засылать к врагам, дабы посеять панику в рядах противника.
5. Гражданская позиция позаимствована у Бодрова: «Сила – в правде».
6. Я знаю, где правда. Она за шкафом.
7. До тех пор, пока он стоит на своем месте.
Характер.
8. Холерик. Могу служить чучелом безымянного холерика при каком-нить институте.
9. Ленива. Никогда не пойду в магазин за сигаретами и буду ковырять бычки из пепельницы до последнего.
10. Когда я молчу, это не предвещает ничего хорошего.
11. Но молчу я редко. И это тоже ничего хорошего не предвещает.
12. В вопросах быта, семьи и денег имею самые традиционные взгляды. Если с последними все в порядке, то быт отпадает сам собой.
13. В семье главное – взаимопонимание. Я понятлива, как Каштанка, посему проблем не имею.
14. Ругаюсь матом. С легкостью могу и не ругаться.
15. Завистлива. Как-то одного взгляда на пиджак подруги хватило для того, чтобы она сказала: «Не обтекай, я купила его за пятьдесят рублей в сэконд-хэнде».
16. Итог: в принципе на меня можно опереться. Хотя я буду долго ругаться и плеваться ядом.
Не люблю.
17. Снобов и дураков. Хотя это почти синонимы.