Посол эмира

Вокруг поста бродило много солдат, в большинстве индийцы, но среди офицеров я не увидел ни одного индийца, — наверно, им не доверялись офицерские чины. Офицеры чувствовали себя уверенно, их головы были горделиво подняты, они размахивали стеками и властными голосами отдавали команды.

Один из них, рыжеватый, с причудливо подстриженной бородкой, приблизился в сопровождении нескольких солдат к караванбаши, протянул ему руку. Тот вежливо и даже приветливо поздоровался, — по всему было видно, что они встречаются не впервые. А с Атауллой рыжий офицер едва раскланялся и, тут же обернувшись к своим солдатам, распорядился проверить вьюки. Затем вместе с караванбаши они направились к разбитым в стороне от дороги палаткам.

— Это передовой пост англичан, — тихонько сказал мне Атаулла. — А войска расположены по ту сторону ущелья.

Солдаты без особой тщательности проверяли вьюки — опустили на колени несколько верблюдов, пошарили, убедились, что почти везде была пшеница; наткнувшись на урюк или изюм, солдаты задерживались подольше: набивали дармовыми лакомствами карманы и пазухи и с довольными улыбками отходили.

Караванбаши и рыжебородый англичанин вновь приблизились к нам. Они стали прощаться, но, перед тем как караван двинулся в путь, офицер подозвал Атауллу и что-то ему сказал. Тот, в свою очередь, поспешил ко мне.

— Он хочет побеседовать с вами, — сказал он.

А я подумал: уж не продал ли нас этот гад караванбаши?..

Караван стал удаляться, переливчато зазвенели колокольчики на шеях верблюдов.

Офицер пригласил нас в палатку, где стояли стол и несколько грубо сколоченных стульев. Усевшись, он оглядел каждого из нас долгим и изучающим взглядом. Я выдержал его, не опуская глаз.

Мы оба были капитанами, я и этот английский офицер. У него было приятное лицо, открытое и приветливое, он выглядел лет на тридцать пять, не больше, и, глядя на него, я думал: «Вот ведь куда его занесло! Из далекой Англии — к нам, в Вазиристан! А я здесь, на своей земле, в своем доме, должен лебезить перед ним. Но почему? С какой стати?»

Рыжеватый офицер обратился к нам на нашем родном языке — на языке пушту:

— Говорят, ваше село где-то здесь, рядом?

— Да, — подтвердил Атаулла. — Из этого ущелья идет дорога вправо, вот в конце ее и находится село Сарвара-хана.

— Отлично! — сказал офицер и, выдвинув ящик стола, извлек из него несколько фотографий. Перебрав их, он взял одну, повернул к нам лицевой стороной и спросил: — Вам знаком этот человек?

На фотографии был изображен мужчина с усами и надменным выражением глаз. Вероятнее всего, это и был тот самый Осман-хан, который бежал из английской крепости.

— Нет, — твердо сказал Атаулла и покачал головой. — Я нигде не встречал этого человека.

Вслед за Атауллой мы повторили то же.

Рыжий офицер свел на переносице пушистые брови и долго глядел из-под них на каждого из нас, будто пытаясь по лицам понять, лжем мы или говорим правду. Потом строго сказал:

— Это Осман-хан. Человек, посягнувший на честь Великобритании. Беглец! — Красивое, холеное лицо офицера покраснело от гнева. Он показал нам вторую фотографию и продолжил: — А это — английский офицер, которого Осман-хан насильно увел из крепости. — Держа обе фотографии в руках, к нам лицом, англичанин сказал: — Тот, кто обнаружит этих людей и доставит их нам, получит десять верблюдов, нагруженных зерном. Понятно?

Атаулла вытаращил глаза и с придыханием переспросил:

— Десять верблюдов, нагруженных зерном? Так вы сказали?

— Да, именно так.

— Ну, тогда можете не волноваться, — махнул рукой Атаулла. — За такую награду их найдут даже под землей! Все пойдут искать…

Офицер протянул оба снимка Атаулле.

— Покажите их односельчанам… — И, подумав, добавил: — А тот, кто найдет английского офицера, получит еще и пятизарядную винтовку.

Атаулла внимательно всматривался в оба лица, будто пытался что-то вспомнить. Потом сунул снимки в карман. Офицер меж тем показал нам третью фотографию и уверенно сказал:

— Ну, уж этого-то вы, конечно, знаете!

Атаулла смотрел-смотрел, вздыхал-вздыхал и наконец сказал с таким видом, словно испытывал неловкость от очередной неудачи:

— Нет… Этот по облику вообще не здешний, таких у нас нет.

— Верно! — воскликнул офицер. — Вот это ты верно сказал: не здешний! Это — Ленин. Вождь русских разбойников!

— Неужто? — воскликнул Атаулла. — Да как же оказалась в наших местах фотография такого русского?

— Ее распространяют разные смутьяны из Дели. — Офицер скрежетнул крепкими белыми зубами. — Скажите всем: тот, кто укажет на человека, распространяющего такую фотографию, будет щедро награжден. А кто будет укрывать таких людей, тех привяжут за ноги скачущих коней или просто убьют из пушки. Ясно? — И офицер встал и указал нам на дверь. — Ступайте!..

Мы вновь оказались в лесистом ущелье, но довольно быстро преодолели его, и едва солнце стало клониться к закату, как перед нами открылась плоская равнина. По эту сторону ущелья тоже оказался пост, однако нас никто не остановил. Но как только мы его миновали, Атаулла, слегка дернув меня за рукав, сказал:

— Посмотрите влево. Но не останавливайтесь…

Я повел глазами в сторону востока и увидел вдали от дороги целый палаточный лагерь. Палатки белели на огромном расстоянии, а вокруг них царила суета, как на базаре. Да, по всему видать, что здесь расположились солидные силы! Это подтвердил и Атаулла, когда с большой дороги мы свернули на тропу, ведущую к его селу.

— Это — английские войска, — сказал он. — Они прибыли на прошлой неделе; говорят, артиллерия. Гром пушек от их учений докатывается до нашего села.

Я старался представить себе, на каком же расстоянии от границы дислоцировались англичане, и пришел к выводу, что прежнее сообщение, будто они приблизились к границе чуть не вплотную, соответствовало действительности: британский лев рычал, упершись мордой прямо в нашу землю. Достаточно было одного прыжка…

В село Атауллы мы вошли поздним вечером. Приютившееся у самого подножия горы, на отлогом холме, оно уже засыпало, — людей не было видно, и лишь из некоторых окон просачивался тусклый свет. Перебрехивались собаки, где-то кричал осел…

Дом Атауллы стоял на восточной окраине села. Вернее, это был не дом, а глинобитная хижина, одна из нескольких, выстроившихся в ровный ряд. Мы вошли, и Атаулла сказал:

— Не беспокойтесь, здесь все свои…

Но в комнате вообще никого не было, лишь вокруг хижины слышались мужские голоса и движение.

Атаулла сам кормил нас ужином, сам поил чаем. А я все наблюдал за ним, безотчетно стараясь поймать хоть на чем-то, хоть на какой-то мелочи, которая подтвердила бы обоснованность моего к нему недоверия. Но ничего, буквально ничего не мог уловить! Мне искренне хотелось верить ему, но душу продолжало саднить чувство настороженности.

После ужина Атаулла сказал:

— Если вы спешите, я могу сегодня же познакомить вас с Махмудом-муллой, а если хотите — завтра вечером. Днем это невозможно, он постоянно окружен людьми, да и англичане рыщут, надеясь хоть в чем-то его уличить.

Вообще-то у меня был несколько иной план — я хотел сперва повидаться с Сарваром-ханом — так советовал Яхья-хан. Но Атаулла в разговоре со мною несколько раз подчеркивал, что Сарвар-хан связан с англичанами и ханствует под их покровительством. В Кабуле, признаться, я этого не слышал. Судьба Вазиристана, правда, в последнее время была предметом серьезных обсуждений и забот, но Сарвар-хан в этой связи не упоминался. А во времена Хабибуллы-хана и о самом-то Вазиристане словно бы позабыли: жили милостью Лондона и избегали его гневить.