Постигая прошлое

Теперь, неспешно двигаясь по пологой дуге в направлении берега, приходилось лишь понемногу корректировать курс, дрейфующего по течению, превращенного в подобие грузовой баржи, бревна.

Несмотря на это, когда спустя неполный час добрались, наконец, до суши, отдыхать лёжа на каменистом берегу и приводя в порядок дыхание, пришлось не только мне.

Демьян и бородокосый тоже утомились не на шутку. Видимо, местные и сами не привыкли к подобным заплывам. Тем более плыли в одежде, а я, дурак, ещё и спецкостюм не стал снимать, свято уверовав в его необычайную легкость. Уже через несколько десятков метров пожалел об этом, но снимать всё равно не стал, да и неудобно было этим заниматься в воде. Так что на голом упорстве так и проплыл в нем всё расстояние до самого берега.

— Куда теперича? — неожиданно первым заговорил обычно неразговорчивый Демьян, выжимавший в стороне одежду.

— Там Красно торжище, к ему и пойдём. — махнул рукой бородокосый куда-то ниже по течению.

— Ты же сказал, што нечего тама делать?!

— Сказывал и сказывал. — скрипнул он в ответ, отвязывая свою кольчугу, примотанную ремешками и веревками к вытащенному на берег бревну. — Теперича есть чего. Лодку надобно, а тута никаких селищ нету до самого торжища, ни с людями, не без их. По бережку и двинем, значица. По ему в сам раз дотудова и дойдём.

— Дядь Прохор, на какой мы камень то налетели? — спросил я, поднявшись и присоединяясь к разгрузке нашей "грузовой баржи"- Не было ведь вроде ничего?!

— Вона он, камень то, деревянным оказался! — проговорил крестный, раздражённо пиная наполовину освобождённое от вещей бревно. — Видно, под водой, в расселине меж каменьев застряла коряга энта, мы на её и напоролися!

Опустив взгляд на голый, давно растерявший где-то всю кору, на совесть просохший, но всё ещё остающийся крепким, ствол неровно обломанного дерева с торчащими из торца заломами, вдруг осознал, что раньше где-то видел его. И, уже вспоминая единственную из возможных ситуаций, в которой мог повидаться с похожим бревном, сдвинулся чуть правее, ближе к середине, уперся руками во влажный, шершавый бок коряги и перекатив её на другую сторону, обнаружил на боку оставшийся от сучка, знакомый, слегка вытянутый пенёк, срубленный интересным образом — сам сруб и одно из годовых колец, при взгляде на него под определённым углом напоминали цифру "9".

Глава 20

Глава 20.

Получается, передо мной то самое бревно, с помощью которого удалось спастись в самом начале пути. В тот самый момент, когда пришёл в себя, барахтаясь посреди холодной реки, обессилевший, замерзающий и вообще не осознающий кто я, откуда и каким образом оказался в воде в подобном состоянии.

Кстати, на последний вопрос не нашёл ответа до сих пор. Да и вряд ли найду. Разве что память вернётся также неожиданно, как и исчезла. Хотя, чем дольше здесь нахожусь, тем меньше верю в подобную возможность. Даже те, изредка проскальзывающие перед мысленным взором картины из прошлого и не до конца понятные сны, переставшие посещать последние несколько ночей, почти полностью стираются из памяти, оставляя жалкую тень толком неосознанных, но несомненно, моих, личных воспоминаний.

Ладно хоть семью вспомнил и теперь не забываю, как прочее. Пускай там всего лишь одна ожившая картинка о совместном чаепитии с женой и детишками, но картинка эта настоящая. Настоящая настолько, что кажется почти осязаемой. Случаются моменты, когда голову навещает сумасшедшая мысль, будто можно закрыть глаза, сделать шаг вперёд и оказаться на родной кухне в компании любимой жены и детишек.

Ну а самое главное то, что это воспоминание никуда не исчезает, подобно прочим обманчивым и призрачным приветам из прошлого. Оно остаётся со мной и как ничто другое мотивирует двигаться дальше вперёд, вопреки всем возможным и невозможным опасностям, лишь бы поскорее добраться до обозначенного на карте места.

— Пустой, кончай уж на корягу энту глядеть, как на девку красну, сбираца давай! — бородокосый, как обычно, не упустит возможности отчитать непутевого крестника, в очередной раз увлекшегося размышлениями.

— Эта коряга мне жизнь спасла. — ответил, хлопая рукой по бревну.

— Чегой мелеш?! Она нас чуть не утопила!

— Не, это не про сейчас. Перед тем как меня ваши дозорные на берегу реки нашли, я на этом вот бревне плыл какое-то время. Не будь его, точно бы утонул.

— Хех! Чегой прям то, можа не то?! — махнул рукой бородокосый. — Энтаких коряг вона по реке на кажну версту по пять штук.

— Не, я хоть и хреново себя чувствовал тогда, но этот вот сучок, видишь, как будто цифра девять на срезе. Его я точно помню. — проговорил, ткнув пальцем в памятную метку.

— Не, крестничек, я хоть сам не письму ни чтенью не обучон, но грамот повидал всяких, так энтаких буквиц ни в одной грамоте не видал! Кака ж энто буквица?! Кривундя верчённая, а не буквица! — ответил, хмыкая, крестный.

— Верно, незнакома буквица. Но, коли энту твою кривундю повертать, нижню завитушку убрать, да титло поверх добавить, выйдет сотня, то бишь Рцы. — Демьян, всё это время молчавший в стороне, неожиданно вмешался в беседу, приблизившись и вместе с нами разглядывая бревно. — А девать у нас будет Фита. Штобы её начертать надобно полный круг такото напополам поделить, но не чрез пояс делить, а ниже, по колено, почитай. Ну и титло поверх такоже, а то без титла Фита так буквицей и останеца.

Демьян сначала пытался на пальцах объяснить, как выглядят описываемые им Рцы и Фиты, но быстро бросил это бесполезное занятие, достал из — за пояса один из своих топориков и, расчистив от камешков небольшой участок, уже им начал выводить вышеозначенные фигуры прямо на влажном песке.

Глядя на его старания, начал вспоминать и я. Действительно, ведь на Руси в тринадцатом веке, про арабские цифры никто и не слышал. Все расчёты и записи чисел велись при помощи кириллических символов, добавляя над каждым из них плавно изогнутую черту — титло. Каждой букве соответствовало число: Аз — один, Буки — два, Веди — три. Хотя нет, Буки — это ведь из глаголицы, которой пользовались до девятого или до десятого века, точно не вспомню. Но принцип записи числительных и тогда был точно такой же. В кириллице же второй буквой была Веди, дальше Глаголь, Добро… Фита и впрямь была девяткой в кириллице, а вот в глаголице девяткой была земля, если не ошибаюсь, и писалась эта земля… Хм… Не помню, как она писалась. В глаголице вообще все эти их буквицы затейливо писались.

Но каков Демьян! Молчаливый крепыш вновь удивил, оказавшись не только мастером в обращении с топорами разных цветов и конфигураций, замечательным поваром, способным в походных условиях приготовить изысканное кушанье из подручных материалов, но ещё и знающим грамоту и счёт, учёным мужем, что в средневековье было редкостью даже среди знати, а о простолюдинах и говорить нечего. Сколько ещё талантов припрятано у этого, казавшегося со стороны медлительным и ленивым бездарем, таинственного мужичка?!

— Энто когда ты успел грамотеем то стать? — бородокосый не меньше меня был удивлён познаниями Демьяна.

— Да Таечка поучать взялася. — немного смущенно ответил наш талантливый скромняга. — Сказывает, што лишним знанье не будет. Никогда не знашь, што в жизни пригодица могет.

— Хех! И впрямь не знашь. — хохотнул крестный, хлопая Демьяна по плечу. — Эх, взялась за тебя Тайка! Теперича понимаю, чегой ты от её с нами сбёг! Тяжко стало от ученья то!

— Нет, ученье то мне в радость. Да и по Таечке тоскую уж. — не обиделся тот, но голосом отвечал предельно серьёзным. — А с вами потому што по иньшему никак. Она сказывала, што без меня мож и дойдёте до конца, но со мной оно вернее будет, пускай и голову мою сложить придёца на том пути.

— Вместе дойдём, Демьян, вместе. И головы тожить вместе сложим, коли не сдюжим. — проскрежетал бородокосый также серьёзно.

— Одного не могу понять, каким образом это бревно преодолело такое громадное расстояние? — прервал я повисшее в воздухе, пронизанное неясной тревогой, молчание. — Ведь отсюда до того места, где меня подобрали дозорные, не меньше сорока километров, в смысле два с половиной десятка вёрст. И всё это по петляющей реке с островами и мелями. Почему такое здоровенное, корявое бревно нигде и не за что не зацепилось? Почему его не выбросило волной на какой — нибудь встреченный по пути берег? Почему лишь миновав все острова и эту вашу быстрину, коряга застряла практически на ровном месте?