Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.
Шрифт:
— Как вы попали сюда, Ольга?
— Потом, потом. Сейчас не об этом. Нам многое надо обсудить и решить, — торопливо говорила она, как бы боясь, что ее перебьют, и она не успеет высказать самое важное.
В этот момент на тропе появились несколько темных фигур монахинь, идущих к храму.
— Завтра здесь же, — шепнула она и бросилась дальше по тропинке к храму, а он скрылся в ветвях боярышника.
Стоя в храме и слушая хор, Сергей вычленил из многих голосов ее богатое контральто. Он был оглушен, потрясентем, что только что произошло. Вернувшись в гостиницу и начиная приходить в себя, он решил, что должен увезти Ольгу с собой в Петроград. Однако пока Сергей никак не мог решить, как ему поступить. Казалось бы, это нужно сделать немедленно, но тогда он теряет работу в Эрмитаже и остается без средств к существованию.
И вот он снова у знакомого куста боярышника. Бешено забилось сердце, — вот и она показалась за поворотом. Можно ли будет им поговорить? Увы, вдали показались еще несколько монахинь. Быстро, проходя мимо боярышника, княжна сунула Сергею в руку какую- то бумажку и, не останавливаясь и не оборачиваясь, удалилась к храму.
Он не пошел в храм на службу, а помчался в гостиницу, прижимая к груди свое сокровище.
Вот что было там написано:
«Сережа!
Зная твое дружеское участие в моей судьбе , я отваживаюсь просить тебя о помощи . Я не могу и не хочу оставаться долее в монастыре , где мне придется принять постриг , но идти отсюда мне некуда . Я так сильно хотела тебя видеть , потому что только ты способен выполнить мою просьбу. Я прошу тебя найти способ сообщить Александру Людвиговичу о моем местопребывании и передать ему мою просьбу забрать меня из монастыря и переправить в Финляндию или Швецию. Я знаю , что это трудно , но это единственная моя надежда!»
Подписи не было.
Трудно представить отчаяние Сергея. Горечь и досада душили его. Как он мог услышать в словах Ольги что-то лестное для себя? Как он смел надеяться, что эта чудная девушка, чужая невеста, полюбит его? Он бросился на кровать лицом в подушку и пролежал так до вечера без еды и питья. Но мысль о ее просьбе заставила сосредоточиться и искать решение. Ну и задачку ему подкинули! Каким образом ему удастся разыскать в Швеции барона Крюгера и передать ему просьбу Ольги? Он не видел путей сделать это. Но ведь она так просила... Она так надеялась, что он придет и спасет ее... Надо ехать в Петроград и там искать лазейки. Но раньше надо бы обстоятельно поговорить с Ольгой. Ранним утром следующего дня он опять ждал у своего боярышника.
— Ольга, мне надо поговорить с вами. Как это можно устроить?
— Мне разрешают иногда выходить в город. Мне платят за работу в школе небольшие деньги, и я имею возможность купить на рынке что-нибудь, чтобы скрасить суровую монастырскую трапезу. Я буду завтра в два часа дня у входа на рынок. Не опаздывайте.
Сергей пришел заранее и долго переминался с ноги на ногу, пока увидел ее. Княжна не вошла на территорию рынка, а пошла вдоль забора к группе деревьев и кустарников неподалеку. Он молча последовал за ней.
— Ольга, я думаю, вы понимаете, какое сложное и рискованное предприятие вы мне поручаете. Пока я даже не знаю, как приступиться к нему. Но я хочу вас заверить, что сделаю все, что в моих силах и даже свыше их, чтобы выполнить вашу просьбу. Мне надо будет уехать на время в Петроград и там искать решение проблемы. Сколько это потребует времени — я не знаю. А теперь я хотел бы воспользоваться этой встречей, чтобы узнать, как вы попали в этот монастырь.
— Хорошо, я расскажу тебе, но только в самых общих чертах, потому что мне пора возвращаться.
Когда я приехала на вокзал, он был занят солдатами и матросами, творился невообразимый хаос, поезда не шли, администрация сбежала. Все попытки найти моего провожатого успехом не увенчались. Я ждала его три дня, ночуя в подъезде одного из ближайших домов. Наконец, выбившись из сил и отчаявшись уехать в Финляндию,
я решила попробовать добраться до нашего имения в Новгородской губернии. Там остался единственный близкий мне человек — моя няня. Как я пробиралась до наших Лужков говорить долго, а вспоминать страшно. Короче, я добралась до имения и нашла его разграбленным, господский дом спалили, а о судьбе няни узнать не удалось. Я, грязная, голодная, оборванная, теряла последние силы, когда ко мне подошла какая-то сердобольная старушка и сказала: «Пойдем, детка, со мной. Я иду в женский монастырь, там нам на три дня дадут кров и еду. Мы отдохнем, отогреемся, отмоемся и подумаем, что делать дальше». После того ужаса, который я пережила по дороге, жизнь в монастыре показалась мне раем. Но три дня пролетели как миг, — и вот я должна снова скитаться. Я попросилась к матушке-игуменье, я отдала ей мой талисман и получила разрешение остаться в монастыре. Но постепенно то, что, на грани жизни и смерти казалось раем, превратилось в унылые однообразные будни. Единственная отрада — это моя школа. Еще до революции одна монастырская старица с благословения матушки-игуменьи организовала школу для бедных девочек. Школа сохранилась и при Советах, только теперь там учатся и мальчики. Я там преподаю русский язык, литературу и математику. Ежедневно с девяти до тринадцати часов. Среди моих учеников есть очень способные ребятишки. Прости, Сергей, больше не могу, мне надо возвращаться.— Одну минутку. Напрашивается вопрос: почему вы, не встретив своего провожатого, не вернулись ко мне? Разве я не заслужил ваше доверие?
— О, это было бы счастьем, если бы мне удалось вернуться к тебе. Но ты же помнишь, как это было? Ты привез меня в экипаже, я была так напугана и взволнована, что не следила за дорогой. К тому же было темно, а улицы не освещены. А когда я уезжала на вокзал, я ведь попрощалась с тобой навсегда, и тем более не следила за дорогой, в мыслях видя себя уже в Финляндии. Короче, я не знала твоего адреса, не знала даже, в каком районе Петрограда находится твой дом. И спросить было негде, — все учреждения закрыты.
Последние слова она произнесла скороговоркой, торопливо покидая место встречи.
Глава 7. ТАСЯ
Сергей посетил игуменью, чтобы объяснить ей причины своего отъезда. Он сослался на глубокие повреждения иконы и на необходимость в связи с этим проконсультироваться со своим учителем и наставником, а также приобрести недостающие химикалии и инструменты.
— Сын мой, — сказала матушка, я понимаю твою нужду, но прошу тебя, не задерживайся. Отсутствие чудотворной иконы в храме печалит души верующих.
Сергей только было начал уверять игуменью, что вернется возможно скорее, как вдруг дверь отворилась и буквально ввалилась взволнованная старица Марфа, исполняющая в монастыре послушание келарши.
— Простите, матушка, за вольность, но мне срочно требуется ваше благословение. Тяжело заболела сестра Капитолина и не может доить коров. Другие сестры без нее не справляются.
— Так чем же я-то могу помочь?
— Оказывается, умеет доить паломница Анастасия. Благословите, матушка, оставить ее в монастыре.
— Как, разве она еще здесь? Ведь разрешенные ей три дня давно прошли!
— Простите, матушка, за ослушание, но мы ничего с ней не могли поделать. Она на землю ложилась, за кусты цеплялась, кричала, что ей Мама велела быть при иконе Знамения и пока ее не отпустила. «Мамой» она Пресвятую Богородицу называет. Все же мы ее выдворили за ворота, так она так у ворот и осталась, а наутро, когда пришли новые паломники, она снова очутилась в монастыре. И так несколько раз. Благословите оставить ее в монастыре, пусть коров доит. Нет у нас другого выхода.
— Хорошо, — сказала, подумав, игуменья, — пусть доит до тех пор, пока не поправится сестра Капитолина.
* * *
Вернувшись в Петроград, Сергей, не заходя домой, отправился искать Николая Мокрухина и нашел его в его мастерской в издательстве. Друзья сердечно обнялись. Сергей попросил Николая коротко обрисовать положение дел в Питере. Обстановка была тревожная. Николай коротко рассказал и о Кронштадтском мятеже, и о страшной засухе и голоде в Поволжье, и о переезде столицы в Москву, и о голодном пайке в Петрограде, и о многом другом. Но культурная жизнь била ключом. «В столицах шум, кричат витии» — Маяковский, Есенин, Бальмонт, Брюсов, Северянин. Успешно прошли несколько художественных выставок.