Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

– И какие же особенности у этих нелюдей, ваше величество? – спросил Кузьма, глядя на ровный изгиб Крымского полуострова.

– Вот об этом мы сейчас и подумаем вместе, глядишь, чтонибудь путное из этого и получится.

– Царь, а что тут думать? Проще же сразу сказать, что татары – воины не пешие, как наши калмыки, с дисциплиной и выучкой у них похуже будет, но зато их много больше, чем тех же калмыков.

Фельдмаршал, подперев подбородок, пододвинул в центр круглого стола десяток маленьких фигурок на конях, с луками, в остроконечных шапках.

Устройство стола было таким, что каждый при желании мог дотянуться до центра, выставить несколько фигурок, стоящих перед каждым военачальником, в любую точку, наглядно доказывая свою точку зрения. Такой прием предварительного планирования кампании был не нов, еще батюшка его применял, разве что не было того, что каждое предложение не просто выслушивается, но и наглядно демонстрируется.

Между тем на военном совете присутствовали все генералы, сумевшие прибыть в Москву столь быстро, как это требовалось: сам фельдмаршал Шереметев, Боур, Янус, Алларт, Вейде, полковник Митюха. Даже Кузьма и тот прибыл, хотя войсковыми делами мало занимался.

– Так как же против этой легкой кавалерии воевать-то? – спрашиваю собравшихся. – И не в условиях сражения, господа, а когда их требуется не только победить, но и перехватить, а лучше – застать врасплох.

– Другой кавалерией государь, иначе никак, – пожал плечами генерал Вейде.

– А ежели рогатками их взять? Заманить на слабый отряд, а потом уже и с флангов прижать. Все же уйти не успеют все, а там, глядишь, и картечью сброд этот проредить сможем, – задумчиво сказал Прохор Митюха, глядя на фигурку пикинера в своих руках.

– Хм, возможно, особенно если еще одну сторону поля тайными клиньями обложить, – киваю словам полковника Русских витязей. – Как там дела с ними, Кузя, готовы ли первые сотни, или только расшевелились мастера тульские?

– Как можно, ваше величество?! Уже третья тысяча пошла, по семь штук в связке, все на кожаных ремешках, дабы проще раскидать можно было. Ежели что, то уже через пару недель первые телеги к Воронежу подвести можно будет, а потом и к Азову перевезти…

– Достаточно, Кузьма, я тебя понял, – получив ответ, оборвал я майора, улыбнувшись ему: мол, позже все скажешь. Кажется, он все понял правильно: не все следует знать иностранным офицерам, далеко не все. – Меня больше волнует даже не это. Как крымского хана перехватить?! Ведь он уже по донским землям гуляет, глядишь, и до Воронежа, стервец, дойдет, а нам этого никак нельзя допустить, нам вообще надо его уничтожить! Не должно быть этих сучьих детей на нашей границе!

– Так как же, государь, это сделать-то? Ведь вассал он султану, тронешь его – тот войну и объявит… – с сожалением сказал генерал-лейтенант Боур.

– А он ее и так объявит, так что думаем, господа, не над тем, как отбить набег, а как прекратить их вовсе, насовсем! – с хищной улыбкой говорю генералам, растерявшимся, но тут же взявшим себя в руки, – высшие офицеры как-никак.

Военный совет заседал до глубокой ночи, определившись с общей тактикой будущей кампании, тактикой, которая так нужна России. Вот только поможет ли она тем братьям-славянам, которые надеются на Русское царство? Не знаю, право слово, не знаю…

* * *

Ноябрь 1710 года от Р. Х.

Москва

Анна Иоанновна Романова

Молодая прелестная девушка с грустным задумчивым лицом смотрела в зеркало, висящее на стене напротив нее. Серебряный обод обрамляла вязь красивого узора. У девушки не было никакого желания смотреть на себя, она делала это только из непонятного упрямства, начавшего проявляться с детских лет.

Аннушка, четвертая дочь царя Иоанна V, росла совсем не похожей на своих сверстниц. Порой угрюмая и неласковая, потерявшая в коридорах дворца всю живость и непосредственность детского, ангельского возраста. Почему так произошло, никто, собственно, не знал, и это пугало, отталкивало от нее людей. Даже родная мать, царица Прасковья, и та не понимала ее, порой она боялась взгляда карих глаз своей средней дочери, однако не решалась признаться в этом сама себе, держала ее строго, за малейшую провинность ребенку полагались розги…

И вот теперь этот ребенок, выросший, похожий на прекрасный цветок, с тоской смотрит на себя в зеркало. Ей предстоит нелегкая дорога в Курляндию, к своему законному мужу Фридриху Вильгельму, герцогу Курляндскому. Герцог, являясь племянником прусского короля, был отличной партией для царевны.

Брачный контракт, составленный еще при Петре I, заключили в июле этого года в Санкт-Петербурге. Само же свадебное торжество прошло три недели назад, двадцать седьмого октября.

Роскошное тело молодой царевны, которой исполнилось семнадцать лет, закаленное охотой и зимними забавами, убранное в лучшие одежды и драгоценности, приличествующие царственной невесте, покорило Вильгельма. Сами же государь с государыней радушно встретили герцога, обаятельного и веселого человека с открытым характером!

Для России стало делом чести поразить европейцев, прибывших на церемонию, да и потешить народ, неизбалованный зрелищами, тоже не помешало. Свадьба проходила в бывшем дворце князя Меншикова, ныне получившего прощение царя и находящегося с конным корпусом в восемь тысяч клинков в Польше, дабы наблюдать за противником в Померании и в случае чего нанести превентивный удар. Однако боярские роды, новоявленные дворяне, чета светлейшего князя были приглашены на торжество – те, конечно, кто мог прибыть ко двору.

…Рано утром по Неве плыли четыре десятка роскошно убранных судов; не спеша, они огибали выступы набережной, величаво двигаясь вперед. В центре кортежа на одном из судов плыла Анна, с восторгом взирающая на восхищавшихся ею людей. Блеск и роскошь давно не удивляли молодую царевну, выросшую в одном из богатейших дворцов Европы.

Медленная процессия приближалась к месту венчания. Жених стоял в окружении курляндских и русских аристократов, чуть позади него замер патриарх всея Руси Иерофан, величественно взирающий на окружающих его людей. Скоро будет год, как он занял пустующий патриарший престол, постепенно проводя ту политику и реорганизацию Церкви, какую желал государь. Да и чего скрывать, того же самого желал и бывший епископ Московский. Он стремился к возвеличиванию православия, не только никоновцев, а всех православных, без исключения! А как этого можно добиться в суровом грязном мире, когда со всех сторон схизматики и их еретичные ублюдки, да и мусульманская зараза постоянно пьет кровушку православную? Путь один, и от него не отказаться, не уйти!

Мысли патриарха вернулись к свадебному торжеству. Царевна почти дошла до него, встала на колени, не решаясь поднять взгляд на патриарший крест, водимый жилистой рукой Иерофана…

Церемония продолжалась чуть более двух часов, после чего в огромных залах дворца разместились все гости. Место жениха и невесты было убрано лавровыми венками и шелковыми лентами, свисающими с потолка.

Руководил торжеством князь-кесарь в роли обер-маршала. На нем был лазоревый кафтан с отделкой из песца, орден Святого Андрея Первозванного на голубой ленте, позолоченная шпага и в левой руке – маршальский жезл.

Глава 6

Декабрь 1710 года от Р. Х.

Белгород – Конские Воды

Прохор Митюха

Спустя два дня после военного совета из Рязани потянулась колонна гвардейцев и витязей с обозом и полковой артиллерией. Три батальона молодых воинов бодро шли по сухим дорогам.

Десятки передвижных хлебопекарен и кухонь немилосердно чадили в небосвод, позади на подводах везли запасы каменного угля и колотых дров. Следом за полком вышли драгуны – Нижегородский и Московский полки, получившие приказ на выдвижение по тому же маршруту. А спустя пару дней приказ на марш получил и Преображенский полк.