Потапыч

Рита размахивал во все стороны подушкой, а прямо на него дуром пёр Олег, охаживая «морковкой» из свёрнутого полотенца.

— Халитов! Краско! А ну, марш в палату, и чтоб тихо сидели мне по кроватям! — разразилась криком Сова.

Мы не знали, как зовут постовых медсестёр, а спросить имя — никому не хватило ума. Поэтому мы называли их Сова, Стрекоза и Молоденькая. Молоденькая, конечно, была самая добрая из них.

И красивая.

— Я что сказала? Ушли отсюда! Краско, ещё раз подушку в руки возьмёшь, я тебе клизму сделаю!

При упоминании про клизму пацаны перестали галдеть и послушно убрались из коридора.

Сова посмотрела на нас. Её огромные глаза на ещё более огромном пухлощёком лице превратились в две маленькие щёлочки.

— А вы чего тут трётесь? Вам же сказали, что колоться после обеда!

Переглянувшись, мы разошлись по своим палатам.

Собственно, мы ничуть не жалели, что только зря проторчали у процедурного. Во-первых, ошеломительное появление странной девчонки того стоило. А во-вторых, уколы после обеда значило, что можно сократить для себя тихий час.

Честно говоря, ничего не имею против него. Я даже в чём-то любил сон-час за то, что однопалатники ведут себя тише обычного и можно спокойно почитать. Но хоть немного нарушить привычный распорядок — это святое, иначе можно околеть от скуки.

Когда мы вошли в палату, Миха поплотнее закрыл дверь. Слава богу, она была глухая и деревянная, а не со стеклом, как в десятой палате. Бедные парни, не повезло так не повезло.

Миха плюхнулся на кровать и заложил руки за голову.

— Вот облом, так и не узнаем, чего там ещё натворила та деваха! — сокрушался он. — Представляете, если она тоже там их всех положит?

— Кто положит? Кого положит? — высунулся из-за кроватной спинки Глюкер. Когда мы вошли, он рылся в своей тумбочке, наверное в поисках еды.

— Да подожди, — отмахнулся я и сел на свою кровать, которая как раз стояла напротив Михиной. — С фига ли она там кого-то перебьёт? Она ж тебе не спецназ.

Мишаня хитро прищурился.

— Этого мы пока не знаем.

Я хохотнул.

— Пацаны, вы вообще о чём?

Я посмотрел на Глюкера. Наш разговор так сильно его заинтересовал, что этот парень даже не заметил, как уселся прямо на пол, обнимая полиэтиленовый пакет с изображением конкретно так откормленного Пикачу.

Сжалившись над бедолагой, я рассказал о появлении загадочной девицы.

— Во дела, — проговорил Глюкер, всё ещё сидя на грязном полу. На нём были только трусы, и при своей довольно грузной комплекции Глюкер смахивал на пупса.

Вообще-то его звали Марк. Кличка прилепилась после того, как Марк сходил пару раз на уколы. Ему кололи что-то такое, после чего он подолгу мог лежать, уставившись в одну точку. С лёгкой руки какого-то остряка, который назвал его «Марик-нарик», Марка окрестили сначала Нариком, а потом как-то перешло в Глюкера. Наверное, от слова «глюк». Такое прозвище поначалу очень бесило Глюкера, а потому и прилипло намертво.

Какое-то время мы молча залипали в телефоны. Тишину периодически нарушали реплики вроде: «Блин, инет ваще не пашет», или «Пацаны, я вам в телегу такой рилс кинул — закачаетесь!»

И снова тишина на несколько минут.

Открылась дверь, и в палату зашёл Хали-Гали. Обычно соломенные волосы у него на голове стояли дыбом, но в этот раз парень зачем-то прилизался водой. Окинув нас хитрым взглядом, он сказал:

— С-скучаете? Н-ну-ну.

И Хали-Гали пошёл от двери к столу, который стоял прямо напротив неё, у окна. Всё расстояние можно было запросто преодолеть за пять-шесть шагов, это заняло бы меньше минуты. Но для страдающего ДЦП [1] Хали-Гали это время увеличивалось впятеро.

1

Детский церебральный паралич — неврологическое заболевание, возникающее при повреждении мозга. Имеет разные виды и может включать патологические изменения мышечного тонуса, расстройство координации движений, расстройства речи и т. д.

Доковыляв до стола, парень с самым загадочным видом засунул руку в глубокий карман джинсов, а потом жестом заправского фокусника выудил оттуда карточную колоду.

Шмякнув её на стол, Хали-Гали уселся на соседнюю кровать и гордо закинул ногу на ногу.

Мы уставились на карты.

В больнице почему-то запрещались карточные игры. Даже обычного «дурака» здесь воспринимали как азартную игру и наказывали за неё по-всякому. Как минимум, если заметят, — отберут карты. А максимум — выпишут к чёртовой матери с нарушением, и фиг тебя потом в другую нормальную больницу возьмут. А уж мама как расстроится… Поэтому к картам категорически нельзя было притрагиваться. Никогда и ни за что. Иначе греха не оберёшься.

Короче, мы сели играть.

2

Дверь открылась так резко, что мы соскочили со своих мест и не нашли ничего лучше, чем засунуть карты под себя. Отбой и колоду добора Миха быстренько накрыл моей книжкой.

Собственно, когда Соня вошла в палату, мы уже сидели с самым честным видом. Миха положил ногу на ногу и, покачивая тапкой, что-то очень сосредоточенно разглядывал за моей спиной. Хали-Гали смотрел в окно. Глюкер ковырял ногтем столешницу. И только я один посмотрел на дверь.

Стояла тишина. Соня казалась разъярённой, как рой диких пчёл, однако, посмотрев на нас, она прыснула от смеха и закрыла за собой дверь.

— Ребята, вы палитесь, — сказала она. — Ну, так, самую малость.

— На фига так пугать? — напустился на неё Мишка, вытаскивая из-под себя смятые карты.

— А я что, одна должна пугаться?

Соня плюхнулась на кровать рядом с Михой и уселась полулёжа, прислонившись к стене. Потом она поёрзала, устраиваясь поудобнее, потуже натянула белую майку с Куроми и заправила её в короткие спортивные шорты.

— Что? — фыркнула она, заметив, что мы пялимся.

— Тебе не холодно в шортах? — сказал я, чтобы хоть что-то сказать.

На самом деле в палате было довольно жарко, и, например, Глюкер сам только недавно надел свои треники.

— Па-адажди, — встрял Хали-Гали. Он, как обычно, зрел в корень. — Ш-што з-значит, ш-ш… — он на миг замолчал, собираясь с силами, а потом взял дыхание и продолжил: — Што не т-ы одна д-олжна п-пугаться?

— А то и значит, что эту стерву положили к нам в палату. Как я и говорила.

— Жуткую девку? — оживился Глюкер.

— Её самую…

Мы побросали карты и один за другим вылетели в коридор. Уже у самой двери под номером «четыре» замерли и переглянулись. Что, если только войдём, она сразу нападёт на кого-то из нас? Или, пока Соня ходила к нам, девица приготовила какую-нибудь ловушку?

— Да не бойтесь вы, она, скорее всего, ещё спит, — и Соня вошла первая.

Мы потянулись следом.

Зрелище, конечно, было очень странным. Девочка лежала прямо на покрывале, свернувшись клубком, и вроде спала. Её успели хорошенько отмыть и нарядить в какую-то старую застиранную пижаму, белую в красный горошек. Из подмышки торчала грязная лапа плюшевого медведя.