Потапыч

В сон-час мы резались в карты, периодически отвлекаясь, чтобы ответить кому-нибудь из многочисленных чатов в ТГ, и тихо дербанили передачку, которую принесли Глюкеру родители. Толстый не был против. Он сам внёс пакеты со словами «Налетай, пацаны!» как раз перед тем, как пойти на уколы. Сам же он всё ещё лежал на кровати почти в коматозе и кое-как отходил от своих галлюциногенных уколов, которые после какого-то очередного ЭХО головного мозга ему снова прописали.

Вообще, для нас это было нормальной ситуацией. Мы жили небольшими коммунами — каждая палата представляла собой такую мини-семью, где все сладости, которые приносили родители, считались общими. Так и назывались: «общак».

Поэтому, когда после сон-часа мама принесла еду, то хавчик ожидала та же участь. Ну, хавчик — жрачка типа.

Мы втроём разобрались с двухлитровой банкой пельменей, пачкой кукурузных палочек «Никитка» и полторашкой колы. Ни покер, ни двадцать одно, ни даже дурак уже не вкатывали, а потому мы разлеглись по своим кроватям, уткнувшись в телефоны. И столкнулись с ужасной проблемой — пропал Интернет.

Первым пропажу заметил Глюкер, которому до своей кровати было ближе всех. Спросил у Михи, который к тому моменту уже тоже тихо офигевал от того, что ни одно приложение не прогружается. У меня была та же проблема. Причём деньги на балансе у всех троих были в порядке.

Блин, а!

Повалявшись несколько минут без дела, мы всей компанией отправились в игровую.

Там уже собралась большая часть нашего этажа — у них тоже куда-то делся тырнет.

Рита сидел на почётном месте — прямо напротив экрана. По бокам от него расселись девчонки, причём Соня сидела так плотно, что вжималась своим плечиком ему в руку. Хали-Гали вертелся на ковре и всё никак не мог найти удобное положение.

Смотрели какой-то — фиг пойми какой — проект по Первому каналу для народных талантов. Однако через полчаса переключили на REN-TV, где показывали первого «Терминатора». Кто-то вспомнил, что в девяностые был такой переводчик с гнусавым голосом, который переводил все фильмы тех лет. Терминатора он окрестил «Киборг-убийца».

Какое-то время мы ржали с этого, совершенно не обращая внимания на происходящее на экране.

Веселье разрушила Молоденькая. Она пригрозила, что если мы не угомонимся, то разгонит всех по палатам. Вообще-то она была нормальная, и в её смену нам жилось в разы проще, чем с остальными медсёстрами, но в тот день Молоденькая явно нервничала. Это было не то из-за полицейских в коридоре, не то из-за самого существования бешеной больной в тринадцатой палате. А может, у неё что-то стряслось дома — фиг знает. Главное, что тем вечером настроена медсестра была решительно, и мы сразу поняли, что она не шутит.

Это помогло примерно на полчаса, а потом мы снова стали ржать, как кони.

Даже девочки.

Но второй раз Молоденькая не успела на нас наорать — телевизор потух сам собой.

Рита витиевато выругался, а потом сказал:

— Эй, Хали-Гали, по-братски: глянь, чё с ним?

Хали-Гали кое-как поднялся и доковылял до телевизора. Там он сначала потыкал кнопку питания, а за ней и все остальные. Эта допотопная шайтан-машина по-прежнему не подавала признаков жизни.

Телик был старый, квадратный такой ящик с ламповым кинескопом. Настолько древний, что при включении ему требовалось несколько минут, чтобы прогреться и начать что-то показывать.

Хали-Гали наклонился за него, а через минуту разогнулся. В одной руке у него был сетевой провод, а в другой вилка. И они были отдельно друг от друга.

— В р-роз-зетке т-орчала, — удивлённо проговорил Хали-Гали. — А пр-овод ка-ак п-п-перегрыз кто.

— Ага, тараканы! — выпалил Рита и заржал от собственной шутки.

Кто-то захихикал ещё, но нам с Михой было не до смеха. Мы переглянулись, и как раз в этот момент что-то хрустнуло внутри стены.

— Грёбаные тараканы, — процедил сквозь зубы Рита. — Когда уже их вытравят…

— Наш котик боится тараканов? — поддела его Софа и посмотрела с вызовом.

— Дерзкая, да? Вот заползёт тебе такая тварь в ухо, посмотрим, чё тогда скажешь! Чё сами вчера орали на всю больницу, если такие смелые?

И ушёл.

Опять хрустнуло, но, кроме нас с Михой, на это никто не обратил внимания. Кажется, что даже девчонки, хотя, может, они просто не подали виду. Уж эти-то наверняка должны были насторожиться после всего вчерашнего.

Я подошёл к Хали-Гали, чтобы посмотреть, действительно ли с проводом всё так, как он говорит. Пацан не врал. Кожура на самом деле смотрелась так, будто её кто-то долго и упорно жевал. Причём начиная где-то от середины. Прорезиненной вилке тоже досталось, и на ней явно просматривались следы мелких зубов, как, допустим, у хомяков.

Или крыс.

— Я ж-же г-говорил, — сказал Хали-Гали.

Я кивнул.

К нам подошёл Миха, а за ним подтянулись и все остальные. Принялись рассматривать, строить предположения, охать и ахать.

Мы же с Мишкой тем временем осмотрели заднюю крышку телевизора, и с ней как будто бы всё было хорошо. По крайней мере, насколько мы могли судить, не разбирая телик.

В общем-то, делать в игровой уже было нечего, кроме того, что слушать всякий бред, который несли остальные ребята, поэтому мы втроём вернулись в палату.

Миха медленно осел на койку и сложил руки на животе, как бы придерживая его.

— Вы понимаете, что это значит? — проговорил он, глядя куда-то в пустоту перед собой.

— Что нам ничего не померещилось этой ночью, — сказал я и посмотрел на Миху. Он продолжал дырявить взглядом пол и чуть покачивался взад-вперёд.

— Ой-ёй-ёй-ёй, — сказал Глюкер и полез в тумбочку за сладким — заедать стресс.

Я вдруг почувствовал, как от ужаса у меня скручивает живот.

Это не фигура речи, меня часто прихватывало во всякие волнительные моменты. Поэтому, например, перед какой-нибудь годовой контрольной я таскал с собой в школу «Лоперамид» [2] .

2

Средство от диареи.

Схватившись за живот, я медленно и осторожно выбрался в коридор в надежде выпросить у Молоденькой чего-нибудь, что уняло бы мой из рук вон нежный желудок, но у медсестёр явно были другие дела.

И я догадывался, с кем они могли быть связаны.

Короче, пришлось изменить маршрут.

Вернувшись из уборной, я застал в нашей палате Хали-Гали.

— Чё, опять в карты? — хрипло произнёс я. — Слушай, давай потом?

Придерживаясь за спинку кровати, я сел и подтянул ноги под себя.

— Н-нет. Я х-очу п-п… поговорить о н-овенькой. А эти, — он мотнул головой на Миху с Глюкером, — к-какие-то с-странные.

Я посмотрел на пацанов. Толстяк сосредоточенно уничтожал последние остатки родительской передачи, и казалось, что в этом мире его ничего больше не интересует. Миха наконец перестал созерцать пустоту и смотрел на Хали-Гали, но в Мишкином взгляде всё ещё было мало осмысленности.

Чёрт, да в этой палате Хали-Гали не нашёл бы никого нормального, сколько бы ни пытался. Всё происходящее напугало нас до чёртиков, и думаю, что никто не хотел ничего слышать об этой новенькой, с чьего появления всё началось. Я чувствовал, как живот начинает повторно скручивать об одном воспоминании о девчонке или её кошмарном медведе. Всё что угодно, но только не она.