Потерянная пара альфы

— Это нервное, прости, — за свою трусость становится стыдно.

Но контролировать судорожное сокращение мышц не могу. Винс здорово меня напугал. Его бешено-возбужденные глаза, загоревшиеся похотливым пламенем, когда он оценил, как я изменилась за два месяца, жадные руки, нагло шарящие по телу, и мерзкий шепот, обещающий наказать беглянку, выпоров ремнем и не только, оказались просто цветочками.

Стоило же ему разглядеть мой живот, как оборотень взбесился на пару минут, перестав себя контролировать, и занёс руку для удара. Но затем на секунду завис и улыбнулся так, что кровь в жилах заледенела. Его обещание отнять малыша, как только тот родится, чтобы сделать из меня послушную его воле игрушку, прозвучало, как слова маньяка, получающего безмерное удовольствие, ломая беззащитных.

Я легко и сразу в них поверила, потому не переставала бороться, стремясь не позволить себя увезти в неизвестность.

И даже сейчас угрозы нет-нет, да всплывают в памяти, вызывая бесконтрольные сокращения мышц.

— Можешь отпустить меня, чтобы я тебя не раздражала, — предлагаю Райдэну выход из ситуации.

Стараюсь говорить медленно и четко, не допуская проскальзывания в голосе панических ноток.

Я хорошо помню, как Грас расписывал свою будущую пару: сильную, ловкую и смелую волчицу, обладающую исключительно выдающимися качествами, в отличие от меня. Как там ее зовут?

Сэйла Борсова, если не ошибаюсь.

Леди от макушки и до хвоста. Идеальная самка для идеального альфы.

— Мне нужно найти деда Исая, — пожимаю плечами.

— Ты про лесника?

Райдэн удивительно легко игнорирует некоторые мои просьбы. Впрочем, стоит ли удивляться, когда дело качается вожака огромной стаи.

— Да, он меня защищал, я не оставлю его тут. Тем более, Винс на него набросился и ранил. А я не смогла этого предотвратить.

— Мия, ты — самочка. Маленькая, нежная, хрупкая… — Грас, не мигая, смотрит на меня, описывая хрустальную вазу, а не волчицу.

— Слабая, беззащитная, бракованная, — добавляю следом, растягивая неестественную улыбку.

Но глаза не отвожу. Мне не стыдно за себя. Я — такая, какая есть.

— Прекрати наговаривать, — резко обрубает и останавливается.

Опускает меня на землю. Но не дает сделать и шага в сторону, обхватывает ладонями лицо и жестко и очень убедительно добавляет:

— Ты самая сильная, выносливая и удивительная. Одна-единственная на свете. И не смей себя унижать!

— Но…

— Ты в одиночку сумела обхитрить и сбежать от целой стаи преступников, выдержала преследование и голод, не сдалась, хотя попала в совершенно экстремальные условия, к которым не была готова.

Открываю рот для ответа и… молчу. Действительно теряю дар речи. Скольжу взглядом по сжавшимся в тонкую полоску губам, напряженным лицевым мышцам, заострившимся скулам, прищуренным недовольно глазам.

И пребываю в смятении.

— Уверен, что сейчас ты мне не поверишь, особенно, учитывая наше знакомство и мое прошлое поведение, — голос мужчины смягчается, а большие пальцы крупных ладоней, едва касаясь, скользят по лицу, даря робкую ласку. — Но, Мия, я тебя очень прошу, не делай поспешных выводов, ориентируясь только на прошлое. Постарайся быть снисходительной.

— Что?

— Дай мне шанс всё исправить. Начать нашу историю сначала. Только ты, я и малыш.

— Ты знаешь? — выдыхаю удивленно.

Не думала, что Райдэн успел меня рассмотреть, потому что широкое пальто отлично скрывает изменившуюся фигуру, да и… такая уверенность в голосе?

— Откуда? — в защитном жесте накрываю живот и хмурюсь.

— Он, — нежный взгляд мужчины опускается туда, где в этот момент слегка пинается сынок, посылая тепло в сердце, а на губах расцветает безумно довольная улыбка, — меня позвал.

— Э-э-э, — зависаю, разглядывая самодовольное лицо будущего папаши, и отступаю на шажок.

Странное поведение Райдэна напрягает.

— Кто тебя позвал? — уточняю еще раз на всякий случай.

— Наш сын, Мия, — кивает альфа, сияя все шире. — Именно он.

— Но… как?

— Мы обязательно обо всем поговорим, родная, но чуть позже. А сейчас давай найдем твоего деда, а затем все вместе выпьем чая. И ты отдохнешь. Согласна?

— Хорошо.

* * *

— Как Вы себя чувствуете, голова сильно болит? — присаживаюсь на корточки перед лесничим, который уже пришел в себя, но подняться не успел.

Тут и там еще копошатся оборотни в волчьем обличии, хотя их количество заметно уменьшилось. И пусть стая Граса отогнала большую часть, некоторые до сих пор огрызаются. Тех же, кто уже навсегда закрыл глаза, стараюсь не замечать. Слишком страшное зрелище.

— Нормально, дочка, жить буду, — старик потирает затылок, поправляя шапку, сползшую набок. — Сейчас чуток посижу и встану.

— Хотите воды? — Райдэн держится рядом, скрупулезно отслеживая мое передвижение, стоит только отойти дальше, чем на пару метров.

Словно я притягиваю его, как мощный магнит. Такое внимание заставляет немного нервничать, но в глубине души зарождается тепло от заботы.

А уж как Серебрянка радуется, только что не вытанцовывает в груди, навиливая хвостом. Вот уж несомненно егоза, дай ей волю, она бы во всю сейчас красовалась перед истинным, демонстрируя себя со всех сторон.

Что интересно, в отличие от моих волос, изменивших цвет на темно-русый, шерстка волчицы сохранила прежний белоснежный окрас. Лишь стала более яркой, блестящей и густой. А вот радужка глаз у нас теперь одинаковая — небесно-голубая. Да, уверена, моя девочка произведет впечатление на волка Райдэна, когда он ее увидит.

— Не отказался бы, — дед Исай с интересом, не пряча взгляд, изучает альфу северного предела. И по проскакивающим искоркам в глазах понимаю, что этот двуликий ему нравится. — В горле сильно пересохло.

Скрываю улыбку, наблюдая за двумя мужчинами, вроде бы как вскользь, но на самом деле очень пристально изучающими друг друга.

Неудивительно, что лесничий оценил Граса. Он действительно особенный: сильный уверенный в себе, основательный и надежный, а еще естественный, без самолюбования, высокомерия и пустословия. Даже уделяя все внимание нам с дедом Исаем, он успевает следить за ситуацией, отдавая короткие, но четкие и понятные приказы.

— Одну минуту, — выслушав старика, кивает Райдэн и отступает на пару шагов к машине, которую только что подогнали в конец деревни по его распоряжению.

— Хорош, — негромко тут же сообщает мне лесничий, поглаживая бороду. — Такому не жалко сердце отдать. Я тебя, дочка, теперь понимаю.

Краснею и лишь качаю головой. Прямолинейность человека уже ни раз вгоняла меня в краску, а я так и не смогла привыкнуть.

— Нас могут услышать, — шепчу тихонько.

Не хочется выглядеть глупой влюбленной курицей перед альфой.