Потерянный осколок

Здал меня на провиант.

А я Машеньку люблю,

Каждый день я ей пою.

А она мне в сердце кол,

И от этого я зол.

Я подарок ей нашел,

И к порогу подошел.

А она меня долой.

Не по нраву дар ей мой.

Я ей почку подарил,

Не свинячью, говорил.

Из своих запасов личных,

Отодрал у птичек хищных.

Не поверила она,

Не поверил бы и я.

Почку из себя достал,

И с посыльным отослал.

Не взяла подарок мой,

Из сердца вон, с дум долой.

Раз не хочет быть моей,

То останется ничьей.

Ночью в домик заглянул,

И придвинул к двери стул.

Как же бегала она,

И убилася сама.

Я лишь коготь подточил,

И об этом я забыл.

И разрезал когтик мой.

И сердце вон, и жизнь долой.

– Что за бред? – возмущению моему не было предела. Я вообще черным юмором не страдаю. Так откуда вот эта песенка взялась?

– А-ха-ха, коготь подточил, ах-ха-ха… - да уж, иногда у болезного с юмором все в порядке, но почему именно сейчас?

– Хватит гоготать, ничего смешного в этом нет, тут чело… кхм… неизвестно что пеплом осыпалось, а ты над его останками слезы от смеха проливаешь, - попыталась прекратить я приступ.

– Гы-га-га, кхм… ха-хм-хм-ха…ах-ха-хмх!

И что это за предсмертные хрипы? Поворачиваюсь, а розовое нечто, что пять вар назад горело розовым пламенем, держится одной рукой за живот, а второй безуспешно пытается закрыть себе рот. Не, я ошиблась, это послесмертное гоготание.

– И что, зомби сгрызи, здесь творится? – и новый приступ хохота с обеих сторон, слаженно так.

– Ну ты даешь… ах-ха… я прям не поверил, что ты банши, когда петь начала… ха-ха, - возвестило это нечто, - да за такое я готов хоть каждый ват с жизнью прощаться.

– Ты уже с ней попрощался. Вали отсюда, дух эксцентричного существа, куда там вас уносит? Вот прямо туда и побыстрее.

– Прости, плакальщица…

– Дана.

– Дана, но я не унесусь в райские кущи пинать облачных пони и упиваться запахом божественных цветов.

– Само собой. Всевышние тебя и на десять тат к своей обители не подпустят. На кой им розовое пожарище в Светлом мире.

– Жестокая ты, - обиженно сказало нечто.

– Мне говорили. Так что это все значит? Тут и духу твоего быть не должно, в буквальном смысле, а ты вот стоишь и на смех меня поднимаешь, - грозно смотрю на духа, которого и след простыть должен был.

– Туго соображаешь банши…

– Дана!

– Я не дух, я вполне жив, здоров и осязаем. Можешь проверить, - и он протянул мне руку, а я попятилась. Тут непонятно что творится, а он мне руку тянет. Я не самоубийца.

– Ваня, дотронься до него, будь другом.

– А зачем?

– Ну, понимаешь, он поздороваться хочет, а я, как бы это… - и вот что ему сказать, что тебе уже все равно хуже не будет, а я жить хочу. Грубо как-то, - я леди и со мной за руку не здороваются, - пришло мне в голову, - короче, пожми ему руку и все!

– Хорошо.

 И он подошел к розовому. Тот, ранее протянутую тыльной стороной ладонь, повернул ребром для рукопожатия, и их руки встретились. Я даже дышать перестала. Увы, рука Вана не прошла сквозь протянутую ему в ответ руку духа. А значит, никакой он не дух. Плохо, просто ужасно. Что же такое нам попалось на пути? Так, спокойно. Хватаем Вана и бегом отсюда. А то пока будем разбираться, что же он такое, нас быстренько закапают и пеплом могилку посыплют, тем самым… э-э-э… тем, которого уже нет. Что за ерунда? Куда пепел делся? Если только…

– Ван, тащи-ка его сюда! – розововолосый попытался выхватить свою руку у Вана, но не тут-то было. Малыш одним рывком притянул его к себе, схватил за плечо и повел ко мне.

– Слушай, возрожденный, а где пепел? – заискивающе интересуюсь у изрядно побледневшего шутника.

– Так развеяло его. Раз и нету, - неуверенно улыбаясь, попытался он обмануть меня. Ага, уже поверила, аж раз десять как.

– Ты мне зубы не заговаривай, сама это умею. Ты, значит, из пепла возродился? – молчит, - а кто у нас из пепла возрождается? – как партизан молчит, и зло глазами в меня молнии метает.

– Какой же ты не образованный, - обхожу Ваньку и насупившегося пленника по кругу, и, издеваясь, продолжаю, - что, никаких вариантов? Жаль, как жаль. Так и быть, я тебе открою этот секрет. Единственные, кто возрождается из пепла, они же и бессмертные, это фениксы. Правда, вот не задача, встретить в наше время феникса невозможно, так как они вымершими по меньшей мере весен пятьсот как считаются. А тут раз и феникс. Да еще ты что-то про сородичей говорил. Ну и конспирация!

– Хочешь перья содрать? Так тебе еще меня заставить истинный облик принять придется. А тут ты не справишься, и никто не справится, - ехидно скалится феникс. И что интересно, нет страха в его глазах.

– Дана?

– Да Малыш - переключилась я на Вана.

– А он феникс?

– Да.

– Ух ты! А что он может.

Вот чувствую, в интересах сохранности тушки розового не стоит рассказывать Вану о фениксах. Он же его на обереги разорвет. Исключительно из любопытства.

– Малыш, давай потом, а?
– он кивнул, соглашаясь.

– Какие-то странные у вас отношения, - подал голос, слегка удивленный феникс.

– Какие есть.

– А вы кто вообще?

– Меня Дана зовут, его Ваном, он мой друг.

– А больше на ребенка или любимого раба похож, - не знал он, как точно описал наши отношения, а я его просвещать не собиралась.

– А ты кто такой? – феникс дернул плененным плечом, видимо затекшим от лапищи моего раба, - Ванюша, да пусти ты его, сбежит, страдать не стану, - и мой недомаг отпустил плечо розового. Тот осторожно отстранился от Ваньки, опасливо косясь на него и растирая плечо.

– Мое имя Ласкан зи Верт Нало, я изгой, - на последнем слове он скривился как от зубной боли.

– И что это значит?

– Что меня изгнали из клана, - нехотя пояснил он.

– Слушай, меня мучает вопрос. А все фениксы розовые? – как он покраснел, если б чуть другой оттенок, то с волосами слился бы.

– Нет, я единственный, - буркнула птичка в ответ.

– Тебя из-за этого изгнали? – опять пуляет молниями в меня.

– Слушай, а ты всегда так над трупами глумишься? – бросила на него испепеляющий взгляд. Розовый, а такой колючий.

– Один-один, Ласка, - зарычал. А я думала фениксы - это птички. Хищные что ли?