Потомок Елизаветы I

Остатки полутораметровой «рыбы» исчезли в прожорливых клювах мгновенно. Похожие на грифов трехметровые птицы, походив по берегу и попытавшись достать меня сквозь кусты, поднялись в воздух, едва не пригнув ветром деревья.

– Птица Рух, – попытался сказать я, но из горла вырвались нечленораздельные гортанные звуки, больше похожие на тихий рёв.

– «Понятно, – подумал я. – Значит разговаривать мы ещё не умеем! А вообще, на сколько мы разумны? Да и разумны ли?»

Разум больше проявляется в стаях, чему способствует обучение, передаваемый опыт, речь и другие виды коммуникации, а существо, в которое вселился мой разум, явно вело одиночный образ жизни.

Пока я размышлял, моё тело вышло из кустов на берег и побрело в сторону высокой, почти вертикальной скалы, стоявшей у самой воды метрах в ста справа вниз по течению реки, а подойдя к ней село возле кучи больших камней и по-детски заскулило.

Из-под завала торчали части тел погибших, точно таких же, как и он существ. Посмотрев на свои содранные в кровь пальцы рук, я понял, что «я» пытался откопать тела, но не смог. В груди сгустилась тёплая тупая боль, заломило скулы, а глаза наполнились слезами.

– «Там, кто-то родной», – подумал я, и понял, почему саднит всё тело и кровит ссадина на голове.

Рядом с завалом, ближе к скале лежали не до конца объеденные зверями останки «моих» родичей. Я понял, что и моё тело лежало здесь же, брошенное племенем, посчитавшим «меня» убитым.

Останки тел были крупнее моего.

– «А! Да ты, то есть я, – детёныш», – подумал я. – «Фига себе! И сколько же мне?»

По размерам получалось, около десяти лет, но кто их тут разберёт?

– «А мне не по барабану?»

Подумав, я понял, что нет, не по барабану. Чем моложе, тем легче будет научить это тело моим приёмам и навыкам, подчинить разум. Физической кондиции, первобытных инстинктов для этого у него было в излишке.

Попытавшись успокоить его, я понял, что он ко мне прислушался и перестал скулить. Я принюхался и услышал чуть заметный запах, принесённый ветром. Запах моих родичей, ушедших по берегу, вниз по реке.

– «Пойти за ними?», – подумал я.

Мой зверёныш понял мою мысль и снова заскулил, но теперь уже от страха.

– «Я с тобой», – сказал я ему. – «Не бойся!»

Подавив его волю, я встал и пошёл к норе. Надо было отдохнуть после обеда и подумать. Еда была сытная, желудок полный, и заснул я быстро, проснувшись под вечер одновременно с «пасынком». Немного подумав, я решил задержаться здесь, на берегу этой «рыбной» речки, чтобы немного проникнуть в сущность своего донора и самому поднабраться опыта «выживальщика».

Походив по бережку и насобирав кремня, я принялся учиться правильно скалывать его, и после часа работы получил очень приличный наконечник для копья и несколько наконечников для дротиков. Кое-как приладив к тонким бамбуковым отросткам и испробовав дротики, я понял, что и в таком виде они годятся для охоты на «речную дичь».

Мои огромные мощные руки всаживали снаряжённые острыми и тяжёлыми наконечниками палки в тушки «рыбы» легко и ловко. Убив таким образом ещё две рыбины, и снова слегка перекусив, я успокоился. День был прожит не зря.

Слегка передохнув, я продолжил изготовление орудий труда, а именно топора. Темнело и я заметил высекаемые кремнем искры.

– «Огонь», – подумал я. – «А он мне нужен? Нужен! От хищников, да и вообще… Прогресс, опять же. Что-нибудь сварить».

Тут же захотелось чаю или кофе.

На следующий день я углубил и расширил свою нору. Копать было легко. Мои ладони точно неоднократно занимались этим трудом и без особых повреждений гребли твёрдую глину, как тяпки. А с помощью небольшой деревянной лопатки, вытесанной из куска, расколотого молнией дерева, похожего своей продольной структурой на ель или сосну, работа двигалась очень быстро.

Не то чтобы мне было плохо в норе, но представив себя придавленным тоннами глины, я понимал, что из-под такого завала не выберусь. Пробив трёхметровый «потолок» и установив в нём бамбуковые воздуховоды, я полностью успокоился и спал ночью хорошо. Моя новая комната позволила моему двухметровому телу расслабиться и отдохнуть так, как оно ещё никогда не отдыхало.

Утром я снова услышал мысленную благодарность от своего «пасынка», причём он обращался ко мне почти официально, как к старшему родственнику. Прислушавшись к нему, я стал понимать его мысли. Его звали Урт. Причем «т», произносилось, скорее, как «ф». Я долго тренировался, чтобы воспроизвести этот звук.

У места наших обедов уже паслись и не улетали грифы. Их было трое. Держась ближе к кустам, я подошел ближе и понял, что могу всадить пару дротиков в ближайшую особь, стоявшую ко мне своей задницей.

Под перо дротики вошли, как в масло, прошив тушу насквозь. Птица, не ожидавшая такой подлости от «кормильца», подпрыгнула, но тут же рухнула на землю.

– Рух, – сказал пасынок. – Пц Рух. Урф – Рух!

– «Молодец», – подумал я, и понял, что дротики метали мы вместе с Урфом.

Я побежал на оставшихся птичек сжимая в левой руке копьё, а в правой каменный топор. Оба оружия были смертельно остры. В три прыжка, я пересёк каменистую отмель и в последнем, самом высоком, всадил копьё одной из них сверху прямо вдоль шеи в межключичную ямку. Клюв щёлкнул рядом с моей рукой, перерубив пятисантиметровый бамбук.

Увернувшись от удара лапой и отпрянув от удара клювом, я резанул толстую шею третьего «грифа» топором. Шея надломилась и повисла, однако «птичка» продолжала наносить хаотичные удары лапами и крыльями, но уже лёжа на боку.

Я мысленно «отпустил» Урфа.

– Урф! – Зарычал он и застучал кулаками по груди. – Урф!

Он приник к ране на шее Руха и стал пить пульсирующую кровь.

– Хорошо! – Сказал я и у меня получилось «Хрша!».

Сходив за ножами мы с Урфом стали разделывать добычу. Я подсказывал, Урф резал.

Аккуратно сняв шкуру и срезав с костей мясо, стараясь не повредить жилы, мы насадили его на тонкие бамбуковые палочки и развесили в лесу. Было прохладно. Мух не было. Трава и лист желтел. И я понял, что наступает зима. И ещё я понял, почему и куда уходило племя Урфа. И ещё я понял, из чего я сошью себе первую в этом мире шубу и тёплые сапоги. И ещё я понял, что без огня могу и не выжить.

Следующие три дня я пытался разжечь огонь, но у меня ничего не выходило. Искру кремень давал слабую. Сам бы я уже давно бросил, но Урф, поняв задачу «хреначил» кремнем о кремень без устали. Я только успевал менять предмет розжига, выбор которого в этом лесу был мал, и продолжал вспоминать рекомендации по добычи огня своими руками. Мха не было, трутовик не попадался. Лес, в основном, был хвойный, а грибы на таких деревьях, как я думал, не растут. И ошибался.