Повелитель праха

graph-definition>

Как это - не в себе?
– встрепенулся Гулов.
– Вы ясно можете объяснить?

graph-definition>

В такт?
– подсказал Гулов.

graph-definition>

Что бормочет? Не помните?

graph-definition>

Дальше, дальше!

graph-definition>

В машину она к вам легко села? — спросил Гулов.

Гулов покачал головой:

graph-definition>

Какое там имя!
– Казаков пожал плечами.
– Может, в больнице знают?

graph-definition>

Число помню. Восемнадцатое апреля. У меня на другой день день рождения был...

Гулов прикусил губу. Восемнадцатое апреля... Еще одно совпадение? Ведь в ту ночь вскрыли могилу Кириченко...

– Ну, ты, сука... Чего привязался...
– прошипел он, резким движением вырвал плечо и мгновенно исчез за углом конторы. Гулов обернулся. Позади него никого не было.

Начальник патрульно-постовой службы капитан Сущенко встретил Гулова без особого радушия. И просьбу лейтенантика из следственного отделения свести его с милиционерами, в чей маршрут входит кладбище, воспринял однозначно: ищет прокол!

– Я сперва хотел бы знать...
– Гулов, хорошо сориентировавшийся в извивах сущенковской души, поспешил успокоить подозрительного капитана: - Никаких претензий, честное слово! Просто вы же слышали про это дело с могилами... ну вот, я им занимаюсь, и просто хотел узнать, не видал ли кто-нибудь из ваших ребят, что нибудь необычное, непривычное в том районе. Вот и вce. Убедившись, что Гулов не собирается "катить бочку" на него и его службу, Сущенко смягчился:

– Это, конечно, поможем, раз так, только не думаю я, чтобы они что-то такое там увидели, я бы знал...

– И все-таки, - настаивал Гулов.
– Мне бы любой факт. Непонятный человек, непонятное событие...

– Ну, камнем там витрину в цветочном ларьке разбили... тебе же не это надо?

– Не это, - согласился Гулов.

– Вот я и говорю... там и цветов-то не было... Ну, бабу одну ребята там поймали ночью, пьяную, что ли, или нанюхавшуюся дряни какой-то... Как раз возле кладбища..

– Давно?

– С месяц, наверное, уж будет... Не то? Гулов прикинул в уме: по времени, в общем-то подходило.

– Надо поговорить. Кто?

– Старший сержант Казаков и сержант Тофеев, тебе везет: Тофеева нет, в отпуск уехал, а Казакова я только что видел...

Он подошел к двери, распахнул и гаркнул в коридор так, что Гулов подпрыгнул на стуле:

– Казаков!!

Пробегавший по коридору рядовой милиционер шарахнулся к стене. Сущенко поманил его:

– Ну-ка, ты это... сержанта Казакова знаешь?

– Не знаю, товарищ капитан!

– Ну, все равно... Найди его и пусть быстро ко мне!
– Так я же...

– Бы-стро!

Сущенко закрыл дверь и вернулся к столу.

– Совсем работать не с кем, - пожаловался он.
– В дивизион одних доходяг шлют, к нам в ППС никого не заманишь... Сто шестьдесят рэ в месяц - это деньги?

– Не деньги, - согласился Гулов.

Поток жалоб, готовых сорваться с языка у Сущенко, остановило появление в дверях невысокого, с заметным животом человека в милицейской форме, сидевшей на нем с той нарочитой небрежностью, которой в совершенстве овладевают, только прослужив в милиции годы.

– Старший сержант Казаков...

– Слушай, вот лейтенант Гулов из следственного, у него к тебе вопросы есть...

Казаков долго не мог вспомнить, о какой женщине говорят Сущенко и лейтенант, а потом вдруг просиял:

– А-а! Так это которая нам чуть газик не опрокинула! И, видя изумление Гулова, пояснил:

– Мы с Гариком стояли на перекрестке Бебеля и Колокольной. У нас карбюратор все время барахлит, Михал Афанасьич, это же не езда, а хрен чего, его бы поменять. Поговорите...

– Поговорю. Дальше давай.

– Ну, мы стали, Гарик полез посмотреть, а я вижу, к нам по Колокольной баба идет. Ну, я еще подумал, нашла время и место гулять: там же кладбище за мостом, угол-то глухой... Но одета прилично, не шатается.

– В каком часу это было?
– сдерживая зевоту, спросил Гулов.

– Не скажу точно... В два, в полтретьего, так где-то. Ну, идет прямо к нам. Я вылез из газика, думаю, может, ей чего надо. Она подходит ближе, но ничего не говорит. Я гляжу, а она как бы не в себе...

– Как это - не в себе?
– встрепенулся Гулов.
– Вы ясно можете объяснить?

– Понимаете, когда человек идет, он руки-ноги двигает... как бы это сказать, вместе...

– В такт?
– подсказал Гулов.

– Точно, в такт! А у нее ноги шли сами по себе, а руки сами по себе болтались. Я ей навстречу пошел, а она мимо меня, и прямо на машину налетела, как слепая. И бормочет чего-то...

– Что бормочет? Не помните?

– Извините, товарищ лейтенант... - Казаков развел руками. - Налетела, значит, на машину, уперлась в нее, как в стену, и стала.

– Дальше, дальше!

– Я подошел к ней, спросил: кто она, как зовут. Она не ответила. Тут Гарик тоже подошел. Я говорю - ее надо к нам везти. Сели. Пока завелись, то, се, поехали, и где-то возле Профсоюзной я смотрю - она глаза закрыла и как-то набок поползла.

– В машину она к вам легко села? — спросил Гулов.

– Легко, не сопротивлялась, ничего... Ну, я увидел это дело и говорю Гарику - давай в больницу. Ну, и отвезли. Вот и все.

Гулов покачал головой:

– И ни имени, ни адреса?

– Какое там имя!
– Казаков пожал плечами.
– Может, в больнице знают?

– А число, когда это случилось, вы помните?

– Число помню. Восемнадцатое апреля. У меня на другой день день рождения был...

Гулов прикусил губу. Восемнадцатое апреля... Еще одно совпадение? Ведь в ту ночь вскрыли могилу Кириченко...

Гулов хотел сперва послать в больницу старшего оперуполномоченного Шмарина, который был придан ему в помощь по этому делу, но Шмарин продолжал обход родных и знакомых покойных, пытаясь нащупать хоть какие-то точки соприкосновения их биографий, и отрывать его от этого поручения Гулов раздумал.