Повелитель праха

Ему удалось довольно быстро отыскать врача, дежурившего в приемном покое в ту злополучную ночь восемнадцатого апреля, и в его присутствии они перелистали книгу регистрации.

– Вот!
– остановил врач, немолодой уже хирург, палец против одной строчки. Привезена в три десять. Температура, давление... ну, это вам ни к чему... Камфора, адреналин - у нее что-то с сердцем было, я сейчас припоминаю...

Он еще что-то бормотал под нос, и Гулов уже начал терять терпение, когда, наконец, врач оторвался от книги и спросил:

– Так что вас, конкретно, интересует?

– Кто она, что с ней было?

– Шок. Очень сильный шок. Видимо, ее что-то сильно напугало. Она не соображала, где находится, не реагировала на вопросы...

– Что было потом?

– Потом ее, слава богу, привели в чувство. Утром отправили домой. Что вы, а меня так

не известно? Гулов сделал над собой усилие и задал следующий вопрос:

– Она что-нибудь говорила о том, что ее испугало?

– Насколько я помню, нет. Впрочем, у меня не было времени с ней долго беседовать.

– Она была пьяная?

– Абсолютно трезвая.

– Наркотики?

– Едва ли... Думаю, нет.

– Сколько ей лет?

– По ее словам, шестьдесят один. Паспорт мы у нее не спрашивали, как вы понимаете.

– Понимаю. Как вы думаете, что могло ее так напугать? Врач задумался.

– Что конкретно, я вам сказать не могу, конечно. Она рассказать не пожелала, а мы не проявляли настойчивости, так как в подобных случаях назойливыми расспросами можно спровоцировать повторный приступ. Могу только предположить. Что-то действительно очень страшное. Не мальчишка с криком выпрыгнул из-за угла, не с крыши кирпич упал... Что-то действительно ужасное. Ну, не знаю - ведьмы какие-нибудь, вурдалаки, понимаете?

– А если попытаться без вурдалаков? Врач с интересом посмотрел на Гулова.

– Вам, молодой человек, никогда не приходилось переживать так называемый леденящий ужас, когда волосы дыбом встают, и все такое прочее?

– Кет, - сказал Гулов.

– А у меня, было...
– задумчиво произнес врач.
– Я в детстве утонул. Не тонул, а утонул, самым натуральным образом. Меня, слава богу, откачали, но с тех пор ни к реке, ни к озеру, даже к пруду маленькому подойти не могу. На поезде по мосту едем - я всегда в купе забиваюсь, такая вот история. До сих пор я очень хорошо помню тот дикий ужас, когда я опускался на дно и угасающим сознанием понимал, что это - все, конец... Полагаю, нечто подобное было и у нее.

– Что ж, - сказал Гулов, - попробуем выяснить. Адрес ее у вас есть?

– Остался, если только не наврала... Сейчас... Вот: Фокина Анна Ивановна, Лобачевского, семь. Но имейте в виду: скорее всего беседовать с вами о тех событиях она не пожелает.

В доме номер семь по улице Лобачевского Анна Ивановна Фокина занимала крохотную комнатушку и еще более крохотную веранду, служившую также и кухней. Но именовалось это - "полдома".

Анну Ивановну он застал за штопкой какой-то разноцветной вещицы, назначение которой определить было невозможно, но ветхость не вызывала сомнений.

– Я из больницы, - схитрил Гулов.
– Вы у нас лежали в прошлом месяце, помните?

– Ну, помню, - не сразу ответила Фокина.
– И чего?

– У нас такой порядок, - продолжал врать Гулов, - что через три недели после выписки мы проверяем, как себя больной чувствует...

– Не слыхала о такой заботе, - проворчала Фокина. - Чего чувствую? Хорошо чувствую. Голова иногда болит. А так хорошо.

Гулов внимательно разглядывал ее. Он уже сталкивался с этой несчастной категорией стариков, живущих на мизерную пенсию.

– Мне надо измерить вам пульс, - сказал он решительно, уповая на то, что Фокиной делали это не слишком часто, и она не сумеет отличить в нем непрофессионала. Анна Ивановна нахмурилась, поджала губы, но штопку послушно отложила и протянула руку.

Гулов подержал ее за запястье, не отрывая взгляда от часов. Кивнул:

– Так, все нормально. Теперь глаза покажите...

Фокина покорно подняла глаза к потолку. Гулов оттянул ей пальцами нижние веки, подержал так секунды три.

– Давление тоже будете?
– спросила Фокина.

– Нет необходимости, - важно ответил Гулов.
– Все нормально.

Он присел к закрытому клеенкой столу, извлек из бокового кармана блокнот и приготовил ручку.

– Как спите? Что снится? Кошмары не мучают?

– Сплю известно как, - сказала Фокина, - как все старики спят. А чего это вы спрашиваете?

Гулов начал торопливо писать, и ответил, не поднимая глаз от бумаги: - Как же, после такого шока, как у вас, часто случается потеря сна, аппетита, человека преследуют кошмары...

– Какой шок?
– резко переспросила Фокина.
– Вы это про что?

– Ну как же, Анна Ивановна, — с удивлением посмотрел на нее Гулов. — Вы восемнадцатого были в шоковом состоянии, вас кто-то очень сильно испугал, видимо...

– Никто меня не пугал!

Это был крик, который заставил Гулова вздрогнуть. Анна Ивановна задышала тяжело, подалась вперед и даже чуть привстала с дивана.

– Никто! Не пугал! Не видала я ничего! И вы... это... Гулов, опрокидывая стул, вскочил, наклонился к Фокиной.

– Анна Ивановна! Не вол, Ах, черт! Вам нельзя!

Он оглянулся в поисках воды. Взгляд его упал на ряд пустых трехлитровых банок на подоконнике с белесыми, высохшими потеками на стенках. В одной из них еще было воды пальца на два. Гулов плеснул воду в чашку, стоявшую рядом, подал Фокиной... Но та уже, похоже, отдышалась.

– Ну, что вы так, Анна Ивановна, - с искренним облегчением сказал Гулов.
– Что вы так из-за пустяка...

Со двора вдруг донеслось:

– Анна Ивановна! Дома? А, Анна Ивановна?

Пошаркав ногами о крыльцо, на порог явилась маленькая старушка:

– Ой, у тебя гости...

– Не буду вам мешать, - Гулов взял блокнот, попятился к двери.
– Чувствуете вы себя вроде бы не плохо, Анна Ивановна, но в поликлинику я вам рекомендую все же сходить. До свиданья.

– Будь здоров, - кивнула Фокина.

Старушка в дверях торопливо посторонилась, и Гулов услыхал, сойдя с крыльца, громкий шепот за спиной: "Это кто?"-

Во дворе его внимание привлекла одна деталь. Забор на половине, принадлежавшей Фокиной, был очевидно стар. Столбы его сгнили, и он в нескольких местах накренился, и если бы не густо разросшаяся черемуха - вовсе рухнул бы. Фокина, видно, сама принялась копать новые ямы: уж больно неумелые, кособокие они у нее получались. "Нанять кого-то денег нет, вот и ковыряется старуха сама", догадался Гулов. Но работа не была доведена до конца. Три ямы стояли более-менее готовые, а четвертая брошена на середине. Дожди последних недель обмыли, обвалились кое-где их края, да и мусор успел в них накопиться. На кучках выброшенной земли начинала пробиваться трава -словом, по всему было видно, что стоит это все без движения не первую неделю. Не первую неделю... Три недели минуло с той ночи, как Фокина попала в больницу... Банки на подоконнике и покосившийся забор. Гулов даже вздрогнул от неожиданной догадки. Оглянулся на дом Анны Ивановны. Там в окне торопливо опустилась занавеска. "Тут, Женя, надо обо всем спокойно подумать", - сказал он сам себе и побрел домой.