Повелитель теней. Том 1
Шрифт:
Пройдя через широкий нижний зал, он углубился в лабиринт комнат, тщательно обследуя всё вокруг в поисках тёмной магии. Комнат действительно было много, но большая часть из них пустовала. Должно быть, Трауберг жил здесь вдвоём с дочерью. Его спальня была скромной и чистой, а кабинет завален книгами и рукописями. Просмотрев их, Джулиан не нашёл в них ничего магического: здесь были хозяйственные записи, прописи лечебных сборов, частные письма и стихи. В комнате девушки было куда богаче. Видно было, что отец баловал свою любимицу, покупая ей всё лучшее. Её кровать была застелена атласным покрывалом, на столике возле окна стояло большое хрустальное зеркало в золочёной раме, а рядом были аккуратно разложены украшенные речным жемчугом гребень, щёточка и несколько коробочек с ароматными маслами. В небольшой шкатулке хранились скромные, но искусно сделанные колечки, серёжки и бусы из горного хрусталя. Осмотревшись в спальне напоследок, Джулиан обратил внимание на то, что окошко,
Он нашёл её внизу, большую комнату со стенами, сплошь увешанными связками трав и полотняными мешочками. В коробочках и шкатулках на полках хранились различные камушки, семена и лепестки цветов. На отдельной полке в глубине комнаты стояли толстые старинные книги. На их изучение у Джулиана ушло довольно много времени. Он с интересом листал их, пробегая глазами рукописные страницы с необычными рецептами зелий и длинными заговорами. Просмотрев их, он подумал, что не прочь был бы пополнить собственную библиотеку копиями этих фолиантов. Однако и здесь он не нашёл ни одного следа того, что хозяин дома занимался тёмной магией. Не было даже тех сомнительных ингредиентов, которые довольно часто использовались при изготовлении магических составов, вроде сушёных жаб, заспиртованных ящериц и склянок с кровью и жиром людей или животных. Кстати, и среди хранившихся отдельно порошков он не нашёл мышьяка, красного и жёлтого колчедана и купороса, столь часто применявшихся в ядовитых мазях.
Осмотрев напоследок кухню, он убедился в том, что хозяйство здесь велось аккуратно и экономно, кругом было чисто, медная посуда начищена до блеска, очаг выскоблен, и опять же среди запасов не нашлось ничего необычного. Заглянув напоследок в кладовку, он с сомнением посмотрел на метлу, решив, что вряд ли она использовалась кем-то для полётов на шабаш. Он хотел уже уйти, когда почувствовал жутковатый холодок, шедший от задней стены кладовки. Разобрав сваленную там старую утварь, он снял перчатку и коснулся рукой холодной кладки из кирпича и, почувствовав ледяной холод, ударил по ней кулаком. Кладка развалилась и, вытащив несколько кирпичей, он достал из тайника большую книгу, завёрнутую в потёртое сукно. Открыв её, он, наконец, увидел то, что искал: рисунки зловещих пентаграмм, рецепты смертельных зелий и заклинания о порче и мороке. Книга была толстой, и заполнялась наверно не одним поколением колдунов. Последние записи были сделаны почерком Трауберга, но их было совсем немного. И то, что свёрток с книгой был покрыт пылью и паутиной и спрятан за кирпичной стеной, говорило о том, что ею не пользовались уже несколько лет.
Вернув книгу на место, заложив тайник кирпичом, он с помощью нехитрого заклинания придал кладке первоначальный вид, после чего покинул дом.
Теперь его путь лежал в здание магистрата. Уже совсем стемнело и, судя по тому, что прохожие на улице встречались редко, для горожан уже наступила ночь. В ратуше было пусто и темно. Беспрепятственно пройдя мимо стражи, которая снова не обратила на него никакого внимания, он отправился в помещение суда и отыскал там материалы по делу об обвинении Генриха Трауберга в убийстве городского судьи, советника магистрата Гюнтера. Документов там оказалось совсем немного: признание Трауберга в совершённом убийстве, протокол обследования Трауберга, из которого следовало, что на его теле не обнаружено клеймо дьявола, протоколы трёх допросов с применением пыток, из коих следовало, что он признавал свою вину, но категорически отрицал наличие у него сообщников, протоколы суда и, наконец, приговор о признании его виновным в преднамеренном и жестоком убийстве путём магического проклятия. Он приговаривался к казни через отсечение головы, которая должна была состояться по наступлении светлого времени на площади перед ратушей. К делу были приложены несколько книг из библиотеки Трауберга, где имелись заговоры наведения и снятия порчи, отвороты, привороты и даже несколько проклятий. Впрочем, они были предназначены для лишения коров молока, наведения чесотки и супружеской неверности. При этом ничего похожего на огненное заклятие смерти опять же не было.
Какое-то время Джулиан сидел в тёмном зале, листая книги и всё больше убеждался в том, что ему совершенно необходимо поговорить с этим странным колдуном, который ни с того ни с сего признался в том, чего совершить не мог. Впрочем, некая догадка о причинах такого поведения у Джулиана уже появилась, но чтоб проверить её, ему всё равно нужно было увидеться с осуждённым.
Покинув зал суда, он по длинному коридору прошёл в дальнюю часть ратуши и, миновав караульное помещение, где стражники с упоением играли в кости, спустился в каземат. Дверь нужной ему камеры была закрыта на ключ, но это его не задержало, пройдя сквозь неё, он остановился посреди низкого сырого помещения и брезгливо осмотрел
грязные стены.Когда на стенах камеры зажглись факелы, Джулиан уже внимательнее взглянул на узника. Это был мужчина средних лет неприметной наружности с короткими волосами цвета соломы. Его одежда превратилась в лохмотья, а на коже в разрывах темнели рубцы и ожоги. Неудобная поза, в которой он находился из-за колодок, должно быть, тоже причиняла ему страдания, но он не выглядел ни сломленным, ни слишком удручённым. Увидев перед собой неизвестно откуда взявшегося незнакомца, сотворившего факелы на стене, он сурово нахмурился и резко спросил:
— Кто ты и зачем пришёл ко мне?
— Ты понял, кто я, — заметил Джулиан и осмотрелся. Мебели в камере не было, и потому ему пришлось снова щёлкнуть пальцами, чтоб за его спиной появилось большое чёрное кресло, похожее на грозовую тучу. Сев в него, он снова посмотрел на узника. — Я Ангел Тьмы. Один из многих. Имя нам, как известно, легион. И я далеко не худший из них.
— Ты пришёл искушать меня? — взглянув на него исподлобья, спросил узник. — Если так, то зря теряешь время. Я не поддамся злу даже перед лицом смертельной опасности.
— Твоя твёрдость достойна уважения, — кивнул Джулиан. — И поощрения. Так что позволь я сниму с тебя эти колодки…
— Нет, — замотал головой Трауберг, но доска с прорезями для рук и ног уже растаяла в воздухе, и он со стоном рухнул на пол.
С трудом растягивая затёкшие конечности и потирая их, он тяжело приподнялся и сел.
— Я знаю, ты боишься, что исчезновение этих приспособлений истолкуют, как зловредную магию, что усугубит твои мучения в будущем, — понятливо кивнул Джулиан. — Не волнуйся, я всё приведу в надлежащий вид перед уходом, а пока отдохни и выпей воды.
На полу перед узником возникла чаша, и он, взяв её дрожащими руками, принялся жадно пить. Поставив её пустой обратно, он с наслаждением вздохнул и вдруг озабочено заёрзал, поводя плечами.
— Полегчало? — усмехнулся Джулиан. — И боль прошла. Почти. Я не хочу дразнить твоих палачей, иначе излечил бы все твои раны. Однако я могу незаметно снять воспаление и умерить твою боль. Тебе лучше? Так давай поговорим. Почему ты взял на себя ответственность за смерть старика?
— С чего ты решил, что это не я? — проворчал Трауберг, мрачно глядя на посетителя.
— Я это итак знаю, Генрих. Но даже если б я не мог видеть твои мысли, то мне достаточно было результатов обследования твоего дома и материалов суда. Ты чародей и травник, ты заклинаешь духов стихий и ищешь у них помощи для своих клиентов. Ты варишь зелья из лечебных трав и используешь природную силу минералов. Все окна и двери в твоём доме защищены заклятиями от тёмных чар. Ты не жалуешь чёрную магию и не знаешь огненного заклятия смерти, ведь ты не рассказал о нём даже под пытками. Впрочем, его нет и в твоём тёмном гримуаре, который ты упрятал за ненадобностью за кирпичной кладкой в кладовке. Так как же ты убил старика? И зачем? Ведь он был добр к тебе. И если ты сделал это, то зачем пришёл и признался?
Трауберг задумчиво и печально смотрел на гостя, не говоря ни слова.
— Ладно, начнём с того, откуда у тебя всё-таки взялся этот гримуар? — вздохнул тот. — Он принадлежал твоему отцу?
— Нет, он мой, — наконец заговорил узник. — Мой отец был военным чародеем, служил тому, кто больше платит и погиб на поле боя ещё до моего рождения. Моя мать была травницей и чародейкой, женщиной суровой. Она растила меня одна, и часто мне казалось, что она несправедлива ко мне. Я жаждал чего-то большего, чем лечение стариков с подагрой и детей с испугом, потому сбежал из дома и подался в луар Синего Грифона. Там я явился в храм Ангела Тьмы и был принят послушником. У меня были способности. Меня учил старый колдун, который и передал мне свой гримуар перед смертью. Сперва меня захватило всё это, таинственность, власть над чужими жизнями, связь с чем-то большим, чем то, что было доступно моему пониманию. Но многое и пугало. Я с содроганием смотрел на то, как проводились в храме кровавые ритуалы, старался не думать о судьбах тех, против кого направлялись оплаченные жертвователями чары. Но однажды случилось то, что стало последней каплей. В храм пришла молодая дама, фрейлина альдорены. Она хотела избавиться от любовника, который угрожал разоблачить её измену перед мужем. Избавившись от одного любовника, она нашла себе другого. Меня. Я был молод, неплохо сложен и неглуп, а она скучала, и связь со служителем Тьмы показалась ей захватывающей. Это длилось недолго, и вскоре она охладела ко мне. А через какое-то время её служанка принесла мне младенца со словами, что это моя вина и мне следует всё уладить. Это значило, что я должен передать ребёнка жрецам для ритуалов в храме. Но ведь это была моя дочь. Если б у тебя были дети, ты б меня понял! Я не мог так поступить с этим хрупким существом, с которым вдруг почувствовал глубокую душевную связь. И я покинул луар навсегда. Я вернулся домой. Мать не хотела принимать меня обратно, но увидев малышку, смягчилась. Я спрятал гримуар за стену в кладовке и забыл о нём. Я вернулся к изучению заговоров и трав, и преуспел. Когда моя мать умерла, я получил её практику и жил счастливо, пока…