Повелитель Вселенной

— Я пряталась от твоего отца в лесу вот так же, — продолжала Есуй. Она говорила об этом прежде.

«Когда-то на этих землях жил мой народ, — рассказывала она Ходжин. — Твой отец убил всех мужчин. Его люди нашли меня, и он сделал меня своей женой».

Есуй всегда говорила такие вещи со странной улыбкой, и ее глаза были твердые и черные, как агаты.

— Твой отец убил моего первого мужа, — сказала Есуй.

— Я знаю.

— Он приказал своим людям отрубить ему голову на глазах моих и Есуген во время пира, когда праздновали победу.

— Он был врагом, — сказала Ходжин.

— О, да. Хану пришлось перебить мой народ. В конце концов, если бы он этого не сделал, теперь бы он оказался в ловушке между татарами и кэрэитами, и долго бы не протянул.

— Ты говоришь так, словно ненавидишь моего отца.

— Ты ошибаешься, дитя. Я люблю твоего отца. Он пошел на все, чтобы найти меня и воссоединить с сестрой. Я люблю его потому, что, если я позволю себе ненавидеть его, эта ненависть иссушит меня, а его не тронет.

Ходжин не понимала, о чем она говорит. Любая женщина почла бы за счастье стать женой хана.

Она не беспокоилась о помолвке; ее муж, она была уверена, никогда не будет таким превосходным человеком, как отец. Ну, теперь помолвка расстроилась, и это было как-то связано с войной. В любом случае ее отец воюет за нее.

— Я молюсь, чтобы он остался в живых, — сказала Есуй, — и чтобы он нашел нас поскорей. Я забыла о многом, любя его, а здесь мне все напоминает о том, что я хотела бы забыть.

— Он будет жив и здоров, — сказала Ходжин.

Есуй улыбнулась своей странной улыбкой.

— А если нет?

— Тогда будут сражаться мои братья, и если враги придут сюда, я застрелю их и отрублю им головы. Я сложу их в кучи и буду петь и плясать вокруг них. — Ходжин придвинулась к огню. — Надеюсь, он поубивает их всех.

Есуй выползла из шалаша, в котором жила вместе с сестрой. Бортэ помогла молодой женщине встать на ноги.

— Сочувствую, — сказала она. — Ребенка похоронили поблизости. Я покажу тебе могилку.

Есуй покачала головой. Она не плакала, потеряв ребенка, а Есуген плакала.

— Я сама потеряла двух детей, — продолжала Бортэ. — Ты молода, Есуй, — будут другие. Я знаю, что от этого не легче, но это правда.

Скоро им придется покинуть это место, возвратиться к людям, ожидающим к югу от гор, и есть надежда, что там они получат известие о Тэмуджине. Оттуда она могла бы отправиться на запад, к стану хонхиратов, и надеялась, что отцовское племя приютит ее на зиму. Больше задумывать наперед она не осмеливалась.

Алаха потянула ее за полу тулупа. Бортэ увидела маленькую фигурку Ходжин среди деревьев.

— Бортэ-экэ! — кричала запыхавшаяся девочка. — Мы видели каких-то людей там, далеко, и Тулуй хотел спрятать животных, а потом приехать к тебе, и тут… — Девочка перевела дух. — Они оказались нашими — человек двадцать.

Бортэ забросала костер землей и схватила Алаху. Они с Есуй побежали за Ходжин вниз по склону холма. Когда они выскочили из леса, Тулуй уж подскакал к людям и вел их к пасущимся животным. С воинами был Чагадай. Бортэ сунула Алаху в руки Есуй и подбежала к нему.

— Мама! — закричал Чагадай. Она схватила лошадь за повод. Он соскочил с лошади и обнял мать. — Отец будет прыгать от радости.

Она посмотрела на него.

— Значит, он жив.

Чагадай кивнул.

— И Угэдэй, и Джучи, и дедушка Мунлик. Мы поехали на север охотиться и нашли некоторых наших людей у реки к югу отсюда. Они сказали, что вы поехали на север. Я не думал, что наши люди прячутся так далеко на востоке.

— Враги тоже не подумали бы. Я послала большую часть людей к Онону. — Она ухватилась за сына. — А твой отец… вы победили?

Чагадай нахмурился.

— Можешь назвать это победой. Она дорого стоила нам… но я расскажу об этом позже. Зови сюда остальных.

Он сел на коня и поехал к своим людям. Она заметила, что у них нет заводных лошадей. Любая победа, видимо, достается нелегко. Она стала быстро карабкаться на холм.

Бортэ рассказали о битве. Ханское войско пасло лошадей, когда тучи пыли вдали предупредили о приближении противника. Они едва успели собрать табуны. А тем временем солнце садилось, кэрэиты были уж близко, и оба войска готовились к сражению всю ночь.

— И тогда случилась странная вещь, — рассказывал Чагадай. — Один из людей Джамухи приехал к отцу и выложил ему, как собираются сражаться кэрэиты. Кажется, анда сомневался, выдержит ли желудок Ван-хана эту войну.

Бортэ поджала губы.

— Джамуха всегда был непостоянен.

— Постоянен, не постоянен, но он нас, можно сказать, спас. Ван-хан собирался бросить свои лучшие силы, ударить всей массой на уругудов и мангудов, так что отец знал, что боевой порядок здесь надо укрепить.

Хубилдар бросился со своими мангудами на противника, и его отбросили назад. Джурчедэй контратаковал, и когда его тоже отбросили, опять стали наступать мангуды. В конце концов противника потеснили — Джурчедэй стал преследовать его, и тут Сенгум ввел новые силы против нас. Это было глупо — уругуды преследовали войска его отца. Ему бы послать своих людей в тыл уругудам, тогда бы он многих побил.

Глаза Тулуя сияли. Бортэ знала, что ее младший сын жалел, что не участвовал в сражении.

— В лицо Сенгуму попала стрела, — продолжал рассказывать Чагадай, — и он упал с коня. Все кэрэиты окружили его. У нас было мало надежды пробить эту оборону, да и солнце садилось. Хубилдар был ранен, мы потеряли много людей, так что когда наступила темнота, отец приказал отступить. Мы не останавливались до полуночи, не имея представления о своих потерях. Мы спали в седлах, все время ожидая нового нападения. Перед рассветом отцу донесли, что Угэдэй пропал, а также Борчу и Борогул. Отец был вне себя от горя.

— Но ты сказал…

— Мы должны благодарить приемного сына бабушки Борогула за спасение Угэдэя. — Оэлун всплеснула руками при этих словах. — Угэдэя ранили стрелою в шею, и Борогул поддерживал его в седле всю ночь по пути к нам, высасывая кровь из раны. Увидев их, отец заплакал. К тому времени и Борчу догнал нас. Он потерял коня, и ему пришлось украсть вьючную лошадь у кэрэитов. — Он помолчал. — Бабушка, приготовься. Дядю Хасара схватили — Борчу видел его среди пленных у кэрэитов.