Поверь мне
Шрифт:
Сумасшедшая. Моя. Моя ли?
— Кстати о женитьбе, если у волчицы уже была пара по обряду, а она встретила другого с которым произошло связывание. То чья она? Того с кем связал обряд, или того, с кем связало? — поворачиваюсь к мужчине, изучаю его реакцию.
Нет, он не знал о том, что их связали ритуалом, хотя по традиции обряд должен проводить самый старый волк, его мудрость решает правилен ли выбор альфы стаи.
— Не знаю. Это был не я, в то время самым старым в округе был ее дед, Григорий. Поверить не могу что он позволил сделать такое с собственной внучкой. Пожалуй, ваши взгляды совпадали, он даже зверя своего потерял, когда тот убил обычную женщину, которую любил. Жуткая история, ничуть не трагичней твоей. Кажется, он потом женился на ее сестре,
— Ты сказал «в то время», — ловлю его на слове.
— Мальчишка, он появился здесь впервые лет лед четырнадцать назад. До этого Ринат предпочитал не показывать своего внука остальным стаям, что весьма странно. Но если мальчишка родился слабый, мелкий от природы, весьма понятно от чего он хотел его защитить. Да и альфе показывать внука, который явно не станет альфой позорно, разве что старик заранее приготовил для себя выход. Внук пускай и бета, но за то правнук от волчицы должен быть…
Он не договорил, потому что я вышел из себя и начал крошить все вокруг: мебель, шторы, даже ковер разодрал. Злость охватила так внезапно, хотя во время монолога Михаила я не чувствовал совершенно ничего. Волк захватил контроль внезапно, но его захват был только реакцией на мои собственные чувства.
«Ублюдок, какой же он ублюдок!» — могу бесконечно повторять в мыслях всего лишь одну фразу.
— Брат, — только услышав это обращение прихожу в себя.
Возвращаюсь в человеческое обличие, но не спешу отзываться. Подхожу к шкафу, он почти цел, пускай завален сломанной мебелью. Молча одеваюсь, даже куртку надеваю, больше не хочу здесь находится, или просто хочу увести его подальше отсюда, подальше от нее.
— Брат! — злится на то что я не замечаю его, спускаюсь по лестнице быстро.
— Кай? — внизу ждет Дима, хоть он не давит на меня своим присутствием.
— Пошли, — командую ему выходя за дверь.
— Белый! Нам нужно поговорить, разве ты не видишь?! — выходит из себя кудрявый и резко разворачивает к себе.
Зря он так, очень зря. Зверь теперь видит в нем не просто угрозу, а соперника. Так-то что я хватаю его за шею и прижимаю к двери — закономерная реакция.
— Чего тебе? — рычу сквозь зубы.
— Брат, так ты и правда связан с ней? — слегка шокировано спрашивает этот идиот.
Идиот, потому что все его чувства на лице написаны. Отпускаю его и просто поворачиваюсь, и ухожу. Теперь он не останавливает меня, не кричит спину. Просто потому теперь между нами преграда, которую мы вряд ли сможем преодолеть, потому что это одна маленькая плакса.
Глава восемнадцатая. Труба
Глава восемнадцатая. Труба
Когда понимаешь, что слов не хватает, чтобы выразить все что чувствуешь к человеку, становится невозможным дать ему удобный ярлык. Не прицепишь звание: друга, брата, родителя, любимой. Потому что чувств слишком много, они разные, многогранные по своей сути. А ведь ставя ярлыки мы привыкаем приписывать определенным людям определенные чувства, такие как любовь к родителям, нежность к любимой, или привязанность к друзьям. Но когда чувств к одному человеку несметное количество, и большинство из них совсем нехорошие, легко запутаться. Дать слабину, опустить важное, и превознести яркое, но по сути быстро уходящее чувство.
— Прекрати это, — требует брат.
А брат ли он мне, пускай и не по крови? Воспоминания тяжкий груз, они изменяются под грузом давности, но иногда причиняют всю ту же боль, вместо того что бы со временем ослабнуть. Вот
и сейчас вижу перед глазами Ена и проклинаю ту, что встала между мной и единственным родным мне человеком.— Нет, — повторяю холодно, отворачиваясь от него.
— Что значит «нет»?! Ты что ли просто будешь смотреть, когда остальные будут ее делить как кость? — кричит он с пеной у рта.
Глаза светятся красным, он на грани и мне так хочется толкнуть его в эту пропасть…
— Мне все равно, — повторяю холодно, смотря прямо в его серые глаза.
Не сходит с ума, не превращается, даже не уничтожает все вокруг. А я бы уничтожал. Я бы ломал все что попадется под руку, уничтожал все на своем пути, пути к ней. Но здесь брат, а мои слова пустой обман. Я тяну, играю сам не зная, что ожидаю от мелкого волка.
— Брат, это связывание, как ты можешь быть настолько…
— Равнодушным? Это вполне нормальное состояние, когда тебе ВСЕ РАВНО!!! — встаю напротив него, прекрасно зная, что мой последний крик не остался новостью для людей на улице.
Пускай тут поролон и звукоизоляция, вряд ли поможет от волчьего слуха.
— Жестоким, брат, — отвечает напротив брат, мрачнея на глазах.
— Если ты такой нежный, так сам пойди и сделай это. У тебя же кажется достаточно прав обладать этой игрушкой. Так бери, пользуйся! — сладковато говорю, хотя хочется истошно кричать.
Что я несу? Что кричу? Это уже не игра, это чувства, мерзкие чувства. Хочу сбежать из палатки, но коротышка преграждает путь с не скрываемой яростью на лице.
— Я не могу, — рычит сквозь зубы.
— Не можешь? Почему? У вас же, мать вашу, любовь, — моя показная ироничность перерастает в простую злость.
— Какая любовь, брат? Она выставила меня за дверь, сделав вид что понятие не имеет о нашем обряде, что забыла.
— И что, теперь ты решил мне поплакаться?
Может если бы это был кто-то другой, я бы и поддержал его. Да мне и сейчас хочется, настолько жалким он выглядит, но не могу. И здесь дело даже не в звере, дело во мне. Это моя ярость, моя злость, мои чувства и самое отвратительное — моя ревность. А от того что эта ревность во мне вообще есть, ещё более хреново. Потому что ревность не бывает без желания обладать всецело, так что сейчас от зверя в этом я не слишком отличаюсь. Возможно потому и говорю все это, вместо того что бы делать что-то по-настоящему с этим.
— Нет, — толкает меня от себя в сторону, — хочу, чтобы ты ее защитил.
— А я не хочу ее защищать! Ты же слышал, я отказался. Что тебе ещё надо? Сами иди ее спасай, не сомневаюсь, сразу на шею тебе бросится и все у вас будет хорошо, а мне ещё лучше.
— Да не могу я, брат! Думаешь я бы не сделал это раньше, если бы смог? Не могу! А против вашего связывания никто не пойдет, тебе стоит только показать, что зверь ее принял и все — никто не посмеет ее тронуть!
— Нет, — говорю тихо после его тирады.
— Брат, — унижается, из-за чего злюсь сильнее, чем до этого.
Что же эта мерзавка с нами сделала? На что заставляет идти и чем жертвовать. Желание разодрать ее на кусочки велико. Почти настолько же сильное, как желание вернутся в дом за ней. Вот только возвращаться не зачем, сама пришла, опять создавать мне проблемы.
— Она того не стоит, — бросаю, выходя из палатки.
***
Белый Волк, божество, в которого верят оборотни. Но которому не поклоняются и не молятся. Статуя, размером в четыре на пять метров, из белого камня, с ожерельем из драгоценных кристаллов само по себе явление редкое, а тут ещё и странное почти что волшебство под новый год появляется. Никогда не верил в эту чушь, возможно потому что моего желания Белый Волк никогда не выполнял. Из года в год, оно одно и тоже, пускай в разных интерпретациях — убить зверя. За все годы этот кристалл так и ни разу не засветил мне, показывая, что моё желание сбудется. Остальные конечно говорят, что он действительно волк помогает, вот только я не верю. Судя по тому как погрустнел Дима, когда камни не загорелись, загадал он быть со своей Ниной, что весьма логично. Подхожу следом, касаюсь следом холодного камня.