Повесть о декабром чертополохе

– У меня нет ни того, ни того. Мне срочно надо, – быстро выпалил парень.

– Тогда ничем помочь не могу, до свидания, – молниеносно отреагировала она. – Не задерживайте людей.

– Мне что, «скорую» надо вызвать?! – резко заорал он так, что очередь притихла. Краска бросилась в его лицо. – Мне надо попасть к психиатру… Пока я окончательно не долбанулся! И я не могу ждать неделю или две!

– Не орите, Вы здесь не один! – пронзительно взвизгнула регистраторша. – Я ничем Вам помочь не могу! Психиатр – не терапевт, но и к нему записаны люди… И всем надо, не только Вам!

– Да они справки от работы получают или от военкомата косят! А я действительно сошёл с ума почти! – крикнул Вадим и пошёл из очереди. Что ж, если его не пускают по правилам, он эти правила нарушит. Может, это ещё одно доказательство в пользу того, что он свихнулся – раньше бы никогда так не сделал.

Он прошёл к стенду, уже не слушая возмущённых восклицаний регистраторши, и начал изучать список врачей и номера кабинетов. Через одного там было написано «в отпуске», «отсутствует» и просто прочерки. Но, к счастью, психиатр был на месте и даже сегодня принимал – его вотчина оказалась в самом конце первого этажа. Тот угол был необычайно тёмным, словно там выкрутили лампочку, но люди в нём копошились.

Вадим неспешно туда направился, борясь с ноющей болью в животе и такой мелкой и неприятной дрожью.

«Ничего, сейчас что-нибудь придумаю, – решил он. – В конце концов, я сошёл с ума, а сумасшедшие часто ведут себя странно. Кто-то убивает пенсионеров, кто-то совокупляет детей, а кто-то… Лезет без очереди».

– Кто последний? – спросил он, и этот вопрос нарушил относительную тишину, как раскат грома.

– Тут по записи, – отозвался подросток в фиолетовой мастерке и тяжёлым лбом, нависшим над глубоко посаженными глазищами. Он принялся сверлить Вадима своим взглядом.

– Понял, – отозвался Вадим и пересчитал очередь. Пять человек, но кто-то мог быть и к офтальмологу – его кабинет располагался рядом ж.

Началось снова томительное ожидание. Минуты тянулись очень медленно, и его даже поклонило в сон, как он вздрогнул о того, что мимо проходила фигура – бесшумно, в белых штиблетах и белоснежном, совершенно чистом халате. Это был психиатр – низенький, полноватый дядечка с мягкой улыбкой и прищуренными глазами, смотрящими снисходительно из-за стёкол очень тонких очков. Над верхней губой у него росли жидковатые усики, и это делало его ещё добрее.

– Все ко мне? – спросил он и принялся отмыкать кабинет.

– Да! – сказала истерично женщина в красном кардигане.

– А, Юлия Юрьевна, – протянул он, продолжая ковыряться в замке. Движения его становились всё жёстче. Замок заедал, видимо. – Опять кризис? Ну, ничего… Сейчас поправим. Как ваш муж? Уже не хотите его убить?

– Хочу, очень хочу, – ответила она и истерически рассмеялась, таким смехом, от которого у Вадима всё похолодело внутри.

Дверь, наконец, поддалась и, открыв её, психиатр повернулся к пациентам.

– Это Вы буянили у стойки регистраторши? – спросил он, судя по всему, у Вадима.

– Я.

– Проходите. Спокойно, граждане! Спокойно! Мне кажется, у него плёвый случай.

Вадим крайне удивился, но отказываться не стал. И быстренько забежал следом в кабинет – небольшую, но мягкую комнату: мягкую в том плане, что стены здесь были нежно-белого цвета, ещё не бежевого, но и уже не похожего на цвет молока или снега. Коричневый дубовый стол, нежно-серое кресло, напротив – тёмно-бежевая кушетка, больше похожая на кровать.

– Проходи, садись, – мягко сказал психиатр и притворил дверь, отгородившись от недовольного галдежа ждущих пациентов. – Что там у тебя стряслось?

– Галлюцинации, – проговорил Вадим и ощутил пронизывающий озноб. – Нахлынули вчера вечером. Резко. И не отпускали. Ночью же – кошмары, красочные. Как будто всё по-настоящему было…

– Да? – удивился врач, и лицо его стало очень напряжённым, он сложил руки ладонями друг к другу, но смотрел не на Вадима, а на песочные часы, стоявшие на его столе – чисто декоративный элемент. – Головой не бился?

– Нет.

– А наследственность не отягощённая? Никто из родственников не лечился от болезней психики?

– Да вроде… нет, – Вадим запнулся, потому что прекрасно помнил, что его отец неоднократно попадал в диспансер с «белочкой». Или это называли ещё делирием.

– Любопытно, – психиатр задумался. – Но, мне так кажется, что с тобой всё в порядке. Единственное – это усталость. От непосильной ноши.

– От какой ещё ноши?!

– Расскажи подробнее, что у тебя за галлюцинации… Я много разного слышал.

И Вадим рассказал ему всё, понимая, как сильно щёки его горят. Он не мог смотреть на доктора, не мог выдерживать его спокойного взгляда. Он сам себе казался придурком, и каждое слово ему давалось с невероятным трудом.

Психиатр улыбнулся – участливой, понимающей улыбкой, от которой Вадиму стало легче, но ненадолго.

– Сбрось эту ношу, – повторил он.

– Какую ношу?!

– Отдай эту монетку, и всё, – предложил психиатр.

Вадим смотрел с непониманием и нарастающим беспокойством.

– Кому отдать? Это же галлюцинация…

– Да, я знаю, – улыбка доктора стала шире. – Вот и пойди навстречу этому видению. И всё станет нормально.

Парень помолчал, как в беспамятстве нащупал в кармане метку и вытащил её, а потом уставился так, будто никогда не видел. Он сжал кулак, чувствуя холодный металл разгорячённой ладонью.

– Опять? – спросил он отрешённо. – Доктор, мне нужны таблетки.

– Нет, – уверил его доктор, поднявшись с кресла. Он медленно пошёл к парню. – Возьми и отдай. Тебе же это ничего не стоит.

Вадим протянул кулак к доктору, и тот тоже протянул руку – желтоватая толстая ладошка ждала.

– Ну? – спросил психиатр, и улыбка его показалась… вкрадчивой, что ли.

– Я не могу, – признался Вадим. – Я не могу разжать руку…

Психиатр схватил его – мгновенно вцепился в кулак обеими руками и навалился всем весом на руку.

– Давай, малыш, отдай мне монетку, отдай!

Они повалились вперёд – падая на пол, психиатр увлёк Вадима за собой, и тот свалился на него. Они стояли на четвереньках, и доктор остервенело пытался то ли разжать кулак, то ли оторвать руку по локоть. Он злобно захрипел, приговаривая что-то себе под нос… Вадим ничего не мог с этим поделать, поэтому просто сдавленно заорал – он почувствовал, что психиатр может действительно отломать ему руку.