Повесть о детстве
Шрифт:
— Вместе? — недоверчиво повторила Шера.— Вместе? А сам всё время шушукается с этим Пейсей и меня посылает вперёд. Что я — ребёнок? Ты думаешь, мне очень нравится быть одной? Вдруг выдумали, что со мной нельзя ходить по улице. И хотят, чтоб я от этого радовалась. Ходи одна! Попробовал бы ты!
Сёма почувствовал себя неловко. «И зачем я послушался Пейсю! Приказа ж такого нет — с девочкой не ходить. Если б это было так важно, Трофим бы не забыл и вывесил воззвание: «Молодые люди, ходите отдельно!»
— Шера,— тпхо сказал од и осторожно положил руку
— Скажи: ей-богу.
— Мне нельзя.
— Нет, скажи! — сердито повторила Шера.
Сёма глубоко вздохнул, тихонечко прошептал «не» и потом уж громко произнёс:
— Ей-богу.
Всё было в порядке. Шера не заметила хитрой проделки и поверила ему. Они ещё стояли несколько минут молча, и Сёма неловко и стыдливо гладил маленькую руку Шеры.
— Ты мой милый! — тихо сказала Шера, поднимая голову и засматривая в глаза Сёмы.
— И ты моя милая! — повторил Сёма улыбаясь.
— Ты мой самый задушевный!
— И ты моя самая задушевная!
Но в это время послышались шаги, кто-то показался на улице. Сёма вздрогнул и стремительно отбросил руку Шеры.
— Что такое? — испуганно спросила Шера.
— Ничего,— торопливо проговорил Сёма,— нас, кажется, заметили.
— И что же?
— А где была твоя рука?
— В твоей руке.
— И ты думаешь, что ей там место? — строго спросил Сёма.
Но Шера не нашла что ответить. Она с недоумением посмотрела на Сёму, и он, как всегда, сразу понял, что сказал что-то лишнее.
— Спокойной ночи,— смягчился Сёма.— До завтра.
— До завтра,— покачала головой Шера,— до завтра!
Она поправила платок и медленно пошла домой. Сёма провожал её глазами. Теперь уж все мысли покинули его, и осталась только одна: обернётся или не обернётся? Сёма с волнением
g Повесть о детстве
257
следил за Шерой: вот она почему-то остановилась, вот она подняла воротничок жакетки... Обернулась! Обернулась, увидела его и замахала рукой. «Интересно! — размышлял Сёма, глядя
ей вслед.— Она там догадалась, что я ещё тут!..»
* * *
На собрание пришло пять человек. И их всего было пятеро с матросом в ту пору... Мпого позднее, когда из уезда приехал инструктор организовать ячейку союза молодёжи, его встретили сумрачно и сразу взяли под подозрение. Какая ячейка? Куда ещё записывать? Мы — юные большевики и никаких ячеек не позволим! У Сёмы было огромное желание выставить инструктора из местечка, и Трофиму пришлось потратить немало труда, чтобы убедить его, что ячейка — это то самое, что у них уже давно существует, и инструктору остаётся лишь взять их всех на учёт...
Первым на собрание явился Антон. И Сёма хорошо знал, почему он опередил всех. В комнате стояла фисгармония Мага-заника, крышка была поднята, клавиши открыты. Антон что-то играл. Вспотевший и утомлённый, он тяжело опускал указательный палец и ждал появления звука. Увидев Сёму, он небрежно взглянул на него и принялся с новым усердием стучать по клавишам. Через песколько минут он поднял голову и
спросил:— Угадай, что я играю?
Сёма смущённо развёл руками:
— Не знаю.
— А это? — Антон опять застучал пальцем.
— Не знаю.
— Ни одного мотива не энаешь! — удивился Антон и с сожалением покачал головой: — Жаль!
— А мне нет,— улыбаясь, ответил Сёма, глядя на вспотевшего музыканта.— Подумай сам, что это за музыка, если надо работать руками и ногами? Там дави, тут стучи! Нет, это не для меня.
— Как хочешь.— Антон обиженно пожал плечами и, повернувшись к клавишам, ударил обеими руками.— Вот это собирается гроза... А это гром... Похоже? А зто стучат по крыше!..
Антон разошёлся, волосы его упали на лоб, пальцы с каким-то злобным вдохновением забегали по клавишам. Иногда он уже запросто опускал на басы кулак и, склонив голову, внимательно прислушивался, удивлённый и радостный.
Неожиданно в комнату вошёл Трофим.
— У вас, кажется, собрание? — спросил он у Сёмы.
— Собрание.
— А это что? — обратился он к Антону.
— Я играю,— спокойно ответил тот и опять ударил кулаком.— Вот это гром... А это стучат по крыше...
— Попимаю.— Трофим кивпул головой и несколько секунд постоял молча,— А нельзя ли в другое время? У меня сидят люди, кричат в ухо, и я ничего не слышу. Может быть, ты сыграешь в другое время?
Антон обиженно пожал плечами и опустил крышку.
— Вот спасибо,— с облегчением вздохнул Трофим и вышел из комнаты.
Сёма, с трудом сдерживая улыбку, отвернулся к окну. К нему осторожно приблизился Пейся и прошептал на ухо:
— Выйди в коридор!
— Сейчас собрание.
— Ещё рано. Выйди на минуточку!
Сёма недоуменно взглянул на друга и встал.
— Ну как,— спросил Пейся, подмигивая правым глазом,— долго вчера стоял с Шсрой?
— Полчаса. А что?
— Ничего,— лукаво улыбнулся Пейся.— Целовались?
— Дурак! — крикнул Сёма и оттолкнул его от себя.— Чем у тебя голова занята?
Пейся надул губы:
— Подумаешь, фасон! Как будто я не знаю. Наверняка целовал в щёку!
— Пошёл вон! — рассвирепел Сёма, выставляя кулаки.
— Иди сам! — быстро отрезал Пейся.— Опа тебя внизу ожидает.
— Кто — она? — строго спросил Сёма.
— Не бабушка! Можешь догадаться.
Сёма сбежал по лестнице. У дверей дома стояла Шера со смущённым лицом.
— Я пришла,— тихо сказала она.— Только я боюсь зайти сама.
— Теперь мы вместе,— твёрдо ответил Сёма, вспоминая вчерашнее обещание.— Идём!
— А тебя не будут дразнить?
— Хотел бы я знать кто! — возмущённо воскликнул Сёма и, схватив Шеру за руку, потянул её за собой.
Собрание открыл Полянка. Всё время сидел он в кресле, поджав под себя поги, и Сёма понял, что лаки расползлись окончательно.
— Так вот,— сказал матрос мрачным голосом,— начинаем!
Все слушали затаив дыхание. Никто не знал, что такое собрание, и поэтому ожидали чего-то необыкновенного.