Повесть о падающих яблоках

– Вы – Марта? – Галка улыбнулась женщине, и та заулыбалась в ответ.

– Марта. А вы кто? Вы из Риги? От Аннэ? – она действительно говорила по-русски без малейшего намёка на акцент.

– Нет. У меня к вам дело, Марта. Вот… – с этими словами Галка вытащила из пакета краешек коралловой туники.

Марта изменилась в лице, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась.

– Вы не подниметесь ко мне в номер? Я передам сувениры для Аннэ, как и обещала.

В лифте она несла какую-то чушь об Аннэ, о том, что забыть не может их дружбу, о том, что годы жизни в Риге были самыми лучшими… Что сейчас у неё всё есть, но нет самого главного. Что ностальгия – существует – это не выдумки.

И только в номере, закрыв дверь на ключ, она в отчаянии выкрикнула:

– Откуда это у вас? Как давно эта вещь попала к вам? Отвечайте же скорее, ну…

Выслушав Галкин рассказ, Марта схватилась за голову:

– Невероятно! Просто невероятно! Она, – та, для которой предназначалась… эта вещь, должна была поплатиться, она причинила моей семье столько бед. Моей бывшей семье, – горько усмехнулась она. – Мы были подругами, и, конечно, я обо всём узнала в последнюю очередь, как вы понимаете… Муж ушёл к ней.

– И вы её прокляли? – ужаснулась Галка, – прокляли из-за мужа? Вы обвинили во всём её, а мужа простили. Обвинили женщину? Виноваты двое. Всегда виноваты двое! Или… трое.

– Трое, – согласилась Марта, – конечно, я тоже причастна. Нельзя быть такой доверчивой и самоуверенной. Любовь надо беречь. А ей… ей нужно было всё рассказать мне. Понимаете? И я бы попыталась понять… Есть вещи, на которые женщина не имеет права. У женщины другое предназначение. И то, что позволено Юпитеру, не позволено, как известно, быку. А уж тем более, прошу прощения, корове. Да, ладно, я бы по-другому отнеслась к этому, будь это посторонний, чужой для меня человек. Но я не могла простить вероломства, предательства подруги. Лучшей подруги… Я ведь и уехала из-за этой истории. Мне было невыносимо стыдно смотреть им в глаза, мне, понимаете? Не им, а мне.

Я её приговорила. Я позвонила и назначила встречу в нашем любимом кафе. Сказала, что не хочу терять отношения «из-за мужа» – как вы выразились, хотя… я очень любила его. Она пришла, и мы долго говорили. Вернее, она говорила… а я слушала. Она плакала, просила прощения, но меня всё это уже не волновало. Я была одержима местью. Получилось расцеловать её на прощанье и убедить, что я не держу зла, всё понимаю и принимаю. Думаю, что из меня получилась бы неплохая актриса…

Однажды весной мы с ней гуляли по набережной, как всегда – по пятницам – мы встречались раз в неделю, делились секретами, обменивались впечатлениями, потом шли по магазинам. Там было полным-полно таких маленьких магазинчиков, где продавалась всякая всячина, и одежда в том числе. В одном из них она увидела эту тунику. Купить она её тогда не смогла – это довольно дорогая, авторская вещь. Идея подарить тунику сразу пришла мне в голову. А перед тем, как сделать подарок, я прокляла свою лучшую подругу.

– Вы – ведьма?!

– Нет, – горько усмехнулась Марта, – хотя… Все мы – ведьмы. Есть очень древнее знание, спящее где-то глубоко в нас. Не надо ни к кому обращаться – слово, сказанное сгоряча, в сердцах, способно убить. Знание пробуждается, и ты начинаешь делать всё так, будто всю жизнь только этим и занималась.

Я очень его любила, поймите. И он меня любил… А она…

Галке показалось, что в светлом гостиничном номере потемнело.

– Видимо, она что-то почувствовала, какую-то угрозу. Или просто решила избавиться от подарка, чтобы ничто обо мне не напоминало в их счастливой, семейной жизни. Не оправдания ради, – я довольно скоро пожалела о содеянном, но было уже поздно. Пытаясь снять проклятие с туники, ходила к ведьмам – как вы их называете… ответ везде был один: принесите тунику. И вот она у меня! Господи, если бы вы знали, как мучительно было видеть во сне её руки. Холёные, с остро отточенными, алыми ноготками, обезображенные чёрными пятнами.

– Руки? – похолодела Галка, вспомнив своё видение на приёме у Даны. – Руки… Вы всё-таки – ведьма. Со мной-то что будет?

– О, моя маленькая русская птичка Галочка, – улыбнулась Марта, – с вами ничего не случится. Я знаю, как это нужно сделать, я пять лет подряд вижу один и тот же сон: я стою с этой туникой в руках и шепчу… шепчу.

– Шепчете?

– Это нужно шептать над проточной водой, – она вытряхнула тунику из пакета и отправилась в ванную. – зло уйдёт, – доносился её голос сквозь журчание бегущей воды, – всё плохое уносит вода. Зло уйдёт… Господи, благодарю тебя за то, что ты дал возможность мне сделать это. Прости мне, как я прощаю её. Господи…

Галке вдруг показалось, что позади неё, в кресле сидит женщина с вязанием. Спицы мелькают быстро-быстро в руках, а руки… О, ужас! Руки покрыты страшными чёрными пятнами, точь-в-точь как…

Галка обернулась, но в кресле никого не было.

– Вот теперь – всё, – Марта, войдя в комнату, протянула Галке мокрую тунику. – Она чистая – не бойтесь. Можете смело носить – это ваш цвет, и действительно – ваша вещь. И невозможное возможно, – я простила её. Главное, чтобы она была ещё жива… и – здорова. Видит Бог – я и вправду этого очень хочу.

– Мне кажется, она жива, – прошептала Галка, глядя на кресло.

Она увидела, как далеко-далеко от Москвы, в старом северном городе, в доме на перекрёстке улиц Елизабетес и Тербатас, женщина выронила из рук вязание и прислушалась. Показалось, что хлопнула входная дверь. Она протянула руку, чтобы поднять вязание и увидела, что кожа на руке стала чистой – пятна исчезли…

Птица, недоумевая, уселась на спинку кресла: впервые за много дней, на ладошку хозяйки сесть не получилось. Хозяйка, вытянув перед собой обе руки, всё ещё не веря своим глазам, плакала.

Оглавление

Не встречайтесь с первой любовью…

Не встречайтесь с первою

любовью,

Пусть она останется такой,

Острым счастьем или острой

болью,

или песней смолкнет за рекой.

Юлия Друнина

Хирург с лицом Славки Коростылёва лихо снёс верхушку моего черепа и начал ковыряться в мозгах чем-то сверкающим и острым, приговаривая: «Белая лошадь – это не всегда хорошо…» Его манипуляции причиняли мне дикую боль, а сверкающая штуковина издавала какие-то звуки. Кстати… Очень знакомые звуки…

Я проснулся и облегчённо вздохнул – это был всего-навсего обычный кошмарный сон. Хотя, кое-что из этого сна присутствовало наяву: дикая головная боль и странные звуки. Вот чёрт! Да это же телефон!

Попытка дотянуться до трубки немедленно отозвалась новым взрывом боли, и мне пришлось согласиться с мясником-хирургом из ночного кошмара, «Белая лошадь» действительно не всегда хорошо. Вчера мы с моим приятелем Славкой Коростылёвым обмывали его новую машину и пили виски «White Horse». А сегодня эта взбесившаяся кобылица резвилась в моей бедной голове и лихо цокала по черепу подковами.

Я всё-таки дотянулся до трубки, и теперь в мозгах буйствовал целый табун взбесившихся белых лошадей.

– Алло, – прохрипел я в обезумевшую трубку.

– Я так и знала, что ты до сих пор дрыхнешь! Я так и знала!

– Что ты знала, Кузнецова? Что ты вообще можешь знать о распорядке дня одинокого мужчины? Когда ты, наконец, оставишь меня в покое и поймёшь, что мы не в школе, и ты уже больше двадцати лет не староста?!

Лерка Кузнецова или Кузя, была, пожалуй, единственной из моих одноклассников, если не считать Славку, кто поддерживал со мной хоть какую-то связь. Она звонила мне почти каждую субботу и опекала меня так, словно мы продолжали учиться в школе.