Повесть о падающих яблоках
Шрифт:
Даша увидела, что уходит ещё один солнечный летний день и помахала ему рукой.
И представила, каким будет день следующий, и… успокоилась.
– Ксюш, а если они потом скажут, что «химия» нужна… Волосы вылезут, лысая буду. Ксюшенька, если ты устала от меня зануды – не отвечай… Ты скажи мне только, что у тебя-то слышно?
– Значит, пойдёшь на «химию», – с невероятным спокойствием, больше похожим на внушение, ответила Ксения. – Тоже мне, проблему нашла: волосы вылезут. Купишь парик – а ещё лучше два или три. И будешь всем на зависть парики менять, а вместе с ними и выглядеть по-новому каждый день… По чётным – рыжая,
Даша взглянула на Артёма и улыбнулась. Надёжа-муж спал и посапывал во сне, как ребёнок.
– Ты же его видела – крепенький.
– Да я не той крепкости спрашиваю. Я в смысле…
– Выдюжит. – Даша сама удивилась своему уверенному ответу.
– Умница. Пойми, Дарья, цель у тебя сейчас одна, и идёшь ты к этой цели семимильными шагами, можно сказать – летишь. Так какая же, скажи мне, разница, придёшь ты к ней лысой или в пушке цыплячьем? Главное – прийти здо-ро-вой! А волосы – отрастут.
Через две недели после этого разговора Даша легла на операционный стол. А ещё через месяц, после очередного осмотра, врачи вынесли заключение: химиотерапия просто необходима. Это известие Даша восприняла уже спокойно, без слёз.
Она вышла из кабинета врача, в том же самом коридорчике, где рыдала и билась в истерике не далее как полтора месяца назад, уверенно подкрасила губы и отправилась оформлять направление.
– Вот и чудненько! – заведующая химиотерапевтическим отделением улыбалась, – место за Вами в палате уже закреплено. Идите домой, встречайте Новый год, Рождество…
– Восьмое марта и Первомай, – усмехнулась Даша. – Мне бы курс лечения поскорее начать… Не до праздников, знаете ли. Уж, извините, что пришла.
– Да куда торопиться-то, – заведующая хищно посмотрела на Дашу, – срочности никакой нет… после праздников – милости просим. Эта неделя для вас уже ничего не решает. А с семьёй побыть – когда ещё придётся. Курс тяжёлый, не все его переносят.
Десять дней – как десять месяцев тянутся. Капаем «химию» день – неделю моем. Соду капаем, соду, – пояснила заведующая, видя выражение Дашиного лица.
– Так что ступай, порадуйся жизни.
– Спасибо. За откровенность… И за надежду.
«Для вас… ничего… не решает… когда ещё придётся… Не верь. Не бойся. Не проси…»
Часть вторая
По дороге домой Даша заехала в новый торговый центр и купила два парика.
Чёрный – роковое каре женщины-вамп и легкомысленный – рыжий. Пересчитала оставшиеся деньги, и… гулять – так гулять! Третий парик был светло-русым, по цвету таким же, как волосы Ксюши. А когда увидела шёлковый платок с восточным причудливым арабеском, сразу же окрестила его «шамаханская царица» – и тоже купила.
Дома, нацепив русый парик, она набрала ставший уже родным телефонный номер:
– Купила роскошный платок «шамаханская царица» и три парика. Один – точь-в-точь, как твои волосы. Будем сестрицами, Ксюш?
– Ой. Вам, наверное, мама нужна, – по тоненькому голоску в трубке, Даша поняла, что трубку
сняла дочка. – Сейчас, одну минутку.Но с голосом Ксении произошли какие-то изменения и, судя по всему, не только с голосом, настолько тихо и устало он звучал. Без обычного: «Ты уже смотрела на себя в зеркало…», Ксюша почти прошептала:
– Здравствуй, Дашенька.
– Странно как… ты даже не спросила, подходила ли я сегодня к зеркалу… не отругала меня… И Дашенькой назвала, вдруг. Что-то случилось?
Даша стащила парик с головы и присела на краешек стула.
– А я знаю, что ты – молодец! Выглядишь хорошо, к бою готова. Готова ведь?
– Готова! – отрапортовала Даша, глядя в зеркало.
– Дашенька, давай ты будешь говорить, а тебя буду слушать. Хорошо?
– Да что с тобой такое? – Даша разволновалась: за всё время общения, она ещё не слышала такую Ксению. – Ты уже второй раз называешь меня Дашенькой. И что с твоим дыханием? Тебе дышать трудно?
– Ничего особенного – ангину за хвост поймала. Или она меня… за горло взяла – последние слова Ксения прохрипела.
Даша залпом выпалила все последние новости, похвасталась платком и париками, но, почувствовав нарастающее, гнетущее молчание, пожелала Ксюше поскорее разделаться с ангиной и распрощалась.
Вечером она несколько раз порывалась позвонить ей, но сдержалась.
Что-то подсказывало: там не до неё. Но что? Проблемы с дочкой? С мужем?
А может быть, действительно, ангина, которая даёт сильный жар и такую слабость – белый свет не мил.
Даша прислушивалась к себе, к тем изменениям, которые происходили в ней, и гордилась этой новой Дашей, отчаянной, решительной, объявившей войну до победы жестокому недугу, чуть было не сломавшему её, но научившему смотреть на жизнь по-новому, жить, не тая обид, любить жизнь, а главное, подарившему встречу с Ксенией, без которой теперь она жизнь свою не представляла.
Вспомнился день знакомства, слёзы, свой идиотский крик: «За что…».
Парадокс, но Даша была готова благодарить свою болезнь – столько всего нового открылось ей.
Уже одно только осознание того, что жила она неправильно, бездумно, копя обиды в душе, стоило этой благодарности.
Она чувствовала каждую клеточку своего организма, и здоровую – и больную, и, разговаривая мысленно с ними, прекрасно понимала их ответы, их просьбы и требования.
Уверенность в выздоровлении шла оттуда, изнутри, и поддерживали её сами клетки.
Теперь Даше было понятно, с чего всё начинается. Как обычная, ничем не отличающаяся от других, клетка, вдруг сходит с ума… И как приходит осознание. И исцеление.
Но ни дорогостоящие новейшие препараты, ни древние народные методы, ни умелые руки хирургов-онкологов – ничто не смогло бы помочь ей, если бы не очищение духовное.
Она не знала, через что ещё ей предстоит пройти, но твёрдо была уверена в том, что пройдёт и примет любое испытание и любой исход – вплоть до летального – с благодарностью.
Вечером тридцать первого декабря, когда скромный праздничный стол был накрыт, и по маленькой пихте вокруг единственной снежинки: кружевной, связанной и подаренной когда-то давно мамой, бежали разноцветные весёлые огоньки, Даша решилась позвонить Ксении. Она набирала номер несколько раз, подолгу слушая протяжные гудки в трубке, однако, к телефону так никто и не подошёл. Мобильный телефон был отключен.