Повесть о прекрасной Отикубо. Записки у изголовья. Записки из кельи (сборник)

138. Через год после смерти императора Энъю…

Через год после смерти императора Энъю кончился придворный траур. Начиная с царствующего государя и вплоть до последнего из слуг покойного монарха каждый, расставаясь с темными одеждами, невольно вспоминал о таком же событии в былые времена, когда поэт сказал:

Все люди опять

Надели цветные наряды.

Как в прежние дни,

Но что ж рукава не просохнут

Замшелой рясы моей?

Однажды, когда лил сильный дождь, к затворенным наглухо покоям, где находилась госпожа Тодзамми, явился какой-то маленький слуга, похожий на миномуси – «червячка в соломенном плаще». Он принес письмо официального вида, скатанное в трубку и привязанное к большой ветке белого дуба. Можно подумать, документ из храма…

– Вот, пожалуйста, примите! – крикнул он.

– От кого письмо? – спросила служанка из глубины дома. – Сегодня и завтра у моей госпожи Дни удаления от скверны. Видишь, ситоми опущены…

Служанка осторожно приподняла одну из створок решетчатой рамы – ситоми и, взяв это послание, подала его своей госпоже.

Но Тодзамми сказала:

– Не взгляну на него сегодня, – и воткнула письмо в решетку ситоми.

На другое утро Тодзамми совершила омовение рук и спросила свою служанку:

– Где же счет за поминальную службу, присланный вчера из храма?

Преклонив колена, она почтительно приняла письмо.

«Что за странность!» – подумала Тодзамми, раскручивая плотный лист бумаги орехового цвета. На ней, вместо храмовой расписки, угловатым почерком, каким пишут бонзы, было начертано стихотворение:

Здесь еще мы храним

Строгий траур в память его,

Но в столице – увы! —

Рукав цвета зимнего дуба

Уж блещет новой листвой.

«До чего неприятно и нелепо! – возмутилась Тодзамми. – Кто мог сочинить и послать мне такие стихи? Уж не епископ ли Нивадзи? Нет, разумеется, не он. Так кто же автор? Наверно, То-дайнагон! Он ведь был правителем службы двора покойного императора».

Тодзамми не терпелось скорее показать письмо императору с императрицей. Но что делать! Ей было строжайшим образом предписано уединение, и она не смела его нарушить.

На следующий день Тодзамми первым делом сочинила «ответную песню» и послала ее То-дайнагону, а он, в свою очередь, немедленно откликнулся стихами.

Взяв оба присланные ей письма, Тодзамми поспешила во дворец к императрице и рассказала обо всем. В покоях как раз присутствовал император.

Государыня взглянула на загадочное письмо так, словно видит его в первый раз.

– Нет, это не рука То-дайнагона. Наверно, написал какой-нибудь монах. А может быть, это проделка черта из старых легенд, – молвила она нарочито серьезным тоном.

– Так кто же тогда? Кто из светских модников или высшего духовенства? Тот или, возможно, этот? – терялась в догадках не на шутку смущенная Тодзамми.

– А я где-то видел здесь похожую бумагу, – улыбаясь, сказал император. Он вынул листок цветной бумаги и показал госпоже Тодзамми.

– Ах, какая жестокая насмешка! Расскажите мне все. Ох, у меня голова раскалывается от боли… Ну скорее же, я хочу знать, – приступила с расспросами Тодзамми, не помня себя от досады.

Высочайшие супруги смеялись от души. Наконец юный император не выдержал и признался своей молочной матери госпоже Тодзамми:

– Чертенок, что принес тебе письмо, на самом деле кухонная девочка. Все это, я думаю, штуки Кохёэ, она подстроила…

Тут императрица тоже разразилась смехом. Тодзамми схватила ее за рукав и стала дергать и трясти.

– Ловко же вы меня провели! А я-то в невинности души еще омыла руки, на колени падала… – сквозь смех негодовала госпожа Тодзамми. На лице у нее было написано выражение уязвленной гордости. В эту минуту она была очень мила.

На дворцовой кухне стоял громкий хохот.

Тодзамми возвратилась в свои покои, вызвала кухонную девочку и указала на нее служанке.

– Да, сдается мне, это она и есть, – решила служанка.

– Кто дал тебе письмо? А ну, говори! – стала спрашивать Тодзамми, но девочка, не ответив ни слова, захихикала с глупым видом и бросилась бежать.

То-дайнагон немало смеялся, услышав об этой истории.

139. То, что наводит тоску

Проводить Дни удаления от скверны не у себя дома, а в чужом месте.

Когда ты не можешь продвинуть свою пешку вперед в игре «сугороку».

Дом человека, который не получил назначения во время раздачи официальных постов.

Но всего сильнее наводят тоску долгие дожди.

140. То, что разгоняет тоску

Игра в «сугороку» и «го».

Романы.

Милая болтовня ребенка лет трех-четырех. Лепет и «ладушки-ладушки» младенца.

Сладости.

Если ко мне придет мужчина, умеющий пошутить и остроумно побеседовать, я принимаю его даже в Дни удаления от скверны.

141. То, что никуда не годно

Человек дурной наружности и вдобавок с недобрым сердцем.

Рисовый крахмал, размокший от воды. Я знаю, многие не желают слышать о таких низменных вещах, но это не остановит меня. Да хоть бы совсем бросовая вещь, к примеру, щипцы для «прощальных огней»! Неужели я буду молчать о них только потому, что они слишком всем известны?

Мои записки не предназначены для чужих глаз, и потому я буду писать обо всем, что в голову придет, даже о странном и неприятном.

142. О самых великолепных вещах на свете

Что может быть великолепней храмовых празднеств Камо и Ивасимидзу? Даже репетиция священных плясок во дворце – прекрасное зрелище! Помню, накануне праздника Ивасимидзу солнце ярко сияло на спокойном весеннем небе. В саду перед дворцом Сэйрёдэн были постланы циновки слугами ведомства дворцового обихода.

Императорские послы сидели лицом к северу (если память мне не изменяет), а танцоры давали представление, обратясь лицом к императору.