Повесть о прекрасной Отикубо. Записки у изголовья. Записки из кельи (сборник)
Шрифт:
– Пусть себе, если им не совестно, – отвечала я. – А вот мне претит, когда кто-нибудь, мужчина или женщина, на все лады восхваляет того, с кем находится в любовной близости, и приходит в ярость, если услышит о нем хоть единое слово порицания.
– От вас, видно, ничего не дождешься! – бросил мне Таданобу и страшно насмешил меня.
136. Однажды вечером То-но бэн Юкинари…
Однажды вечером То-но бэн Юкинари посетил апартаменты императрицы и до поздней ночи беседовал со мною.
– Завтра у императора День удаления от скверны, и я тоже должен
Рано утром мне принесли несколько листков тонкой бумаги, на какой пишут куродо в дворцовом ведомстве. Вот что я прочла:
«Наступило утро, но в сердце моем теснятся воспоминания о нашей встрече. Я надеялся всю ночь провести с вами в беседах о былом, но крик петуха помешал мне…»
Письмо было пространно и красноречиво. Я ответила:
«Уж не тот ли обманный крик петуха, что глубокой ночью спас Мэнчан-цзюня?» Ответ Юкинари гласил:
«Предание повествует, что обманный крик петуха, будто бы возвестившего зарю, открыл заставу Ханьгу и помог Мэнчан-цзюню бежать в последнюю минуту вместе с отрядом в три тысячи воинов, но что нам до той заставы? Перед нами «Застава встреч».
Тогда я послала ему стихотворение:
Хоть всю ночь напролет
Подражай петушиному крику,
Легковерных найдешь,
Но «Застава встреч» никогда
Не откроет ворота обману.
Ответ пришел немедленно:
Пусть молчит петух,
Ни к чему лукавый обман
На «Заставе встреч».
Распахнув ворота свои,
Поджидает всю ночь любого.
Епископ Рюэн с низкими поклонами выпросил у меня первое стихотворное послание, а второе – с ответом Юкинари – взяла себе императрица.
Вот почему я не смогла одержать победы в этом поэтическом состязании, последнее слово о «Заставе встреч» осталось не за мной. Какая досада!
Увидев меня, Юкинари воскликнул:
– Ваше письмо прочитали все придворные…
– О, это доказывает, что вы и вправду влюблены в меня! Как не поделиться с людьми тем, что тебя радует! И наоборот, неприятные вещи незачем предавать широкой огласке. Ваше письмо я спрятала и не покажу никому на свете. Действовали мы по-разному, но намерения у нас были в равной степени хорошими.
– Как тонко вы все поняли и как разумно поступили! Обычная женщина стала бы всем и каждому показывать мое письмо, приговаривая: «Вот, посмотрите, до чего глупо и гадко!» Но вы не такая, – со смехом сказал Юкинари.
– Что вы, что вы! Я не сержусь на вас, напротив, весьма благодарна, – ответила я.
– Как хорошо, что вы спрятали мое письмо! Если б все о нем узнали, я стал бы вам ненавистен. Позвольте мне и в будущем рассчитывать на вашу доброту.
Вскоре после этого я встретила второго начальника гвардии Цунэфуса.
– Знаете ли вы, какие хвалы пел вам господин Юкинари? Он рассказывал о той истории с письмами… Приятно, когда люди хвалят ту, которая дорога твоему сердцу, – говорил он с горячей искренностью.
– Выходит, я услышала сразу две радостных вести. Вопервых, Юкинари лестно обо мне отзывается, а во-вторых, вы включили меня
в число тех, кого любите, – сказала я.– Странно! – ответил он. – Вы радуетесь, как новости, тому, что давно вам известно.
137. Темной безлунной ночью, в пятом месяце года…
Темной безлунной ночью, в пятом месяце года, вдруг раздались громкие голоса:
– Есть ли здесь фрейлины?
– Это звучит необычно! Выйди посмотреть, в чем дело, – приказала мне императрица.
– Кто там? Почему так оглушительно кричите? – спросила я.
В ответ молчание, но вдруг штора приподнялась и послышался шелест… Я увидела ветку бамбука «курэ»!
– О, да здесь «этот господин»! – воскликнула я.
– Скорей, скорей, пойдем расскажем государю, – сказал один из тех, кто принес ветку. И они поспешили бегом: Бентюдзё, сын министра церемониала, и компания молодых куродо шестого ранга. Остался только То-но бэн Юкинари.
Забавно, право! Вдруг все убежали… Им не терпится рассказать государю, – заметил он, глядя им вслед. – Мы ломали ветки бамбука в саду возле дворца, замыслив сочинять стихи. Кто-то предложил: «Пойдем к апартаментам императрицы, позовем фрейлин, пусть и они примут участие». Но, едва увидев бамбук «курэ», вы сразу воскликнули «этот господин». Ну не удивительно ли? От кого только вы узнали, что так зовут бамбук «курэ» в китайской поэзии? Дамы обычно и понятия о нем не имеют, а вам известны такие редкие слова…
– Да нет, уверяю вас, я не знаю, что бамбук «курэ» зовется в поэзии «этот господин». Просто я думала, что кто-то хочет заглянуть к нам в покои. Боюсь, меня сочли нескромной.
– Да, действительно, такие тонкости не каждый знает, – сказал Юкинари.
Пока мы с ним вели беседу на разные серьезные темы, придворные вновь пришли толпой, напевая:
– Посадил бамбук в саду и дал ему прозванье «этот господин».
– Но ведь вы же условились во дворце, что будете сочинять стихи? Почему же так внезапно отказались от своей затеи? Зачем ушли? – спрашивал их Юкинари. – Сомнительный поступок, как мне кажется.
– Нам напомнили знаменитейшие стихи о бамбуке, – стали оправдываться придворные. – Как могли мы вступить в состязание с ними? Уж лучше промолчать! Все равно дворец уже гудит от разговоров… Сам государь слышал об этой истории и нашел ее очень забавной.
Вместе с То-но бэном Юкинари они начали повторять снова и снова все тот же самый поэтический отрывок. Любопытная сцена! Дамы вышли на звук голосов, завязались разговоры и не замолкали до самого рассвета. Когда настало время уходить, мужчины снова стали скандировать строку о бамбуке, и хор их голосов долго слышался вдали.
Рано утром Сёнагон-но мёбу, дама из свиты императора, принесла императрице письмо от государя, в котором он рассказывал о вчерашней истории.
Государыня вызвала меня из моих покоев и спросила, правда ли это?
– Не ведаю, я ведь сказала случайно, не подумав, – ответила я. – Наверно, это господий Юкинари подстроил.
– А хоть бы даже и так, – засмеялась императрица.
Государыня бывает очень довольна, когда при дворе хвалят одну из фрейлин, и всегда спешит поделиться с нею доброй вестью.