Повесть о школяре Иве

— Постыдились бы, преподобный отец, не знать сказанное самим святым Петром: «Рабы, со всяким страхом повинуйтесь господам вашим не только добрым, но и злым».

Отец Гугон заметил на это, что слово «раб» может быть применено только к сервам, а не к свободному виллану, каков Эварист. Тогда дю Крюзье ударил кулаком по столу и крикнул:

— Именем святого апостола Петра, я не посрамлю своей рыцарской чести, освободив подлого вора, чтобы он избежал нашего правосудия, установленного законом! Идите, преподобный отец, не вводите меня в искушение гнева!

Но сейчас дело повернулось иначе. К отцу Гугону прибегали вилланы, перепуганные появлением на мельнице рыжего Жирара сросшихся хвостами крыс. Их огромный черный клубок, штук в тридцать, выкатился на улицу. Вилланы бросились их избивать чем попало, но крысы с громким писком укатились обратно на мельницу. Деревенские и без того считали Жирара колдуном, а появление такого крысиного чудища подтверждало, что Жирар знается с дьяволом. Вся деревня всполошилась Требуют наложить церковное покаяние на колдуна. Зная, как суеверен дю Крюзье, отец Гугон снова пошел к жене сеньора и просил рассказать мужу про случай с крысами и что тому свидетели многие вилланы. А также про давнишние подозрения о связи рыжего Жирара с дьяволом. Отец Гугон убеждал свою духовную дочь упросить мужа заменить обычный сеньоральный суд судом божьим, чего просят все честные вилланы, и предпочтительно испытанием крестом, как наиболее благочестивым способом вызвать изъявление воли божьей [88] . Рассказ о крысах произвел немалое впечатление на суеверного сеньора. Он согласился прибегнуть к суду божьему, а Жирара, умолявшего о сеньоральном суде, то есть без участия его как истца, дю Крюзье выгнал из замка, обозвав бесовским отродьем.

88

Суд божий, или ордалии, — испытания водой, огнем и проч., применявшиеся в средневековых судебных процессах в европейских странах.

— А теперь, — сказал священник Иву, — когда ты вернулся, я думаю, будет благоразумно отправиться мне еще раз к самому сиру дю Крюзье просить его о замене больного Эвариста тобою. Ведь надо сделать все, чтобы спасти твоего бедного отца. Как ты думаешь, мой мальчик?

— О! Сделайте это! Я все стерплю за отца! Вы увидите, я выдержу испытание, чего бы мне это ни стоило!.. А если сир дю Крюзье не согласится на замену, тогда что делать?..

— Господь милостив. Я уже обдумал кое-что. Будь спокоен, Ив. Оставайся у меня. Сейчас незачем срывать доску с вашей двери, иначе Жирар тотчас постарается донести об этом сеньору и испортит нам все задуманное.

Ив остался жить у отца Гугона в его комнате, единственное окно которой, овитое снаружи плющом, пропускало мало света, и в эти пасмурные дни приходилось зажигать масляный светильник. Грубо сколоченный стол, на нем банки с чернилами и гусиными перьями, книги и свитки пергамента на полу и на полках. На стене, над низкой дощатой кроватью, — железное распятие. У другой стены — жаровня, над ней в стене — пробитое наружу отверстие для выхода угольного угара. У двери — скамья с глиняной посудой.

Тянулись дни с туманными утрами, с моросящими дождями. Виднее стали приметы осени: вилланы кончали работы на полях, желтели листья деревьев, стадо деревенских свиней ходило в лес за желудями. Все чаще приходили к церкви крестьяне, несли свои горести и деревенские рассказы. Рассаживались на длинной скамье вдоль стены церкви. Отец Гугон выходил к ним и терпеливо выслушивал, давал советы. Как обычно в осеннее время, вилланы жаловались на тяготы податей с урожая. Дю Крюзье брал себе по два снопа из двенадцати, в сенокос — с каждой косы, а еще подушные и брачные [89] , возраставшие из года в год по прихоти сеньора. Боязливо оглядываясь, шептали о сервах, укрывшихся в лесах, об облавах на них с охотниками и собаками, о пойманных и повешенных и о предателях, которые указывали лесные тайники беглых. Часто упоминался рыжий Жирар, не раз выдававший своих деревенских.

89

Брачная подать — подать, вносимая крестьянином своему сюзерену за разрешение вступить в брак.

Глядя на отца Гугона, с виду обычного виллана с длинноватыми волосами, с лицом, обросшим черной с проседью бородой и усами, повисшими до подбородка, с крепкими жилистыми руками, в одежде из грубого крестьянского сукна и ногами, обутыми в воловью кожу, обмотанную лыком до колен, Ив невольно сравнивал его с парижскими прелатами и канониками в дорогих сутанах и плащах. Отец Гугон не только внешностью не походил на тех священников, но отличался и своими рассуждениями о нравственной сущности религии, и называл их слепцами или ханжами. «Призывая имя господа, они забывают о человеке, — говорил отец Гугон, — и к величайшей славе божьей стращают его небылицами о бесах, возводя в непреложную истину осужденное церковью суеверие», Именуя философию «служанкой богословия», они искажают великие истины, сами в большинстве случаев не веря в то, о чем говорят своим духовным детям. О магистре Петре отец Гугон отзывался с уважением: «За всеми его чудачествами кроются обширные знания и доброе сердце. По возвращении в Париж вникай в его слова и прилежно учись. Может быть, и ты когда-нибудь станешь магистром».

Ив рассказал учителю обо всех своих злоключениях, и отец Гугон, понимая, что творится с его учеником, старался занять его чтением книг, звал с собой на прогулку в лес. Ив не противился, брал в руки книгу и делал вид, что читает, шел в лес и делал вид, что слушает длинные истории об основании франкского королевства и первых королях, о борьбе отцов церкви за истинную веру, о церковных соборах [90] и о диспутах ученых магистров, но ничего не развлекало Ива, все заслоняла мысль об отце.

90

Церковные соборы — собрания духовенства.

После настойчивых увещаний священника дю Крюзье согласился на замену Эвариста Ивом. Отец Гугон убедил его, что суд божий, установленный святым отцом папой, выше суда сеньорального — в нем судьей сам бог и исход его зависит исключительно от воли божьей. А людям, исполняющим ее, бог уготовит место в своем прекрасном раю. Скоро наступит день святого Эвариста. К этому дню и надо приурочить суд, чтобы святой — покровитель обвиняемого свидетельствовал за него перед лицом божьим. А если к тому же заменить тяжело больного ответчика его сыном, тем самым справедливо уравновесятся стороны и совесть рыцаря Рено будет чиста перед господом, который и вознаградит его за Такое отменное благочестие. Отец Гугон не забыл сказать и о том, что Ив был брошен бароном де Понфором в подземелье как заложник только потому, что он виллан дю Крюзье, а Ив сумел, рискуя жизнью, убежать из замка Понфор, тем самым посрамив сира Ожье в глазах всего благородного рыцарства Эти последние слова возымели особое действие на злорадного и честолюбивого дю Крюзье. Но, однако, несмотря на настоятельную просьбу священника выпустить больного Эвариста из подземелья до суда дю Крюзье отказался наотрез.

Время идет медленно, и тусклые ноябрьские дни ползут один за другим без солнца, унылые. Ночью Ив лежит с открытыми глазами и думает, думает. В завываниях ветра слышатся ему то голос отца, зовущего на помощь, то тоскливое мяуканье кота Ратона, запертого в холодном доме. То снова возникают зловещие образы и жуткие минуты пережитого, и тревога за исход предстоящего испытания. И накипает в сердце ненависть к рыцарской знати, злой, жестокой.

Измученный бессонницей, Ив засыпает только на рассвете.

Накануне дня святого Эвариста на пригорке между замком и деревней был установлен высокий деревянный крест. Под пригорком сколочен помост, на нем поставлена скамья [91] . В этот день Ив никуда не ходил — не хотелось слушать бессмысленные расспросы любопытных и слезливые причитания старух. Отец Гугон поручил Иву развести огонь в жаровне и как следует мешать угли, не давая им чадить.

— А когда истопишь, прилег бы Я слышал, ты ночью все ворочался, не спал. Пойду служить мессу, а потом навещу своих больных. Приду после полудня.

91

В отличие от суда сеньорального, закрытого, происходившего в еамке сеньора, суд божий происходил на площадях городов, в деревее вне стен замков.

Первое наставление Ив исполнил добросовестно: угли в жаровне были размешаны и не начадили. А вот второе — уснуть — Иву не удалось. Заставить себя не думать о завтрашнем дне, о встрече с отцом, с Черным Рыцарем, Ив не был в состоянии. Отец Гугон, возвращаясь, увидел издали, что Ив сидит на скамье у церкви, опустив голову на руки. Ив не слыхал, как священник подошел к нему, и, только когда тот положил ему руку на голову, вздрогнул и выпрямился. Отец Гугон провел рукой по волосам своего ученика и, не сказав ничего, прошел в притвор.