Повесть о школяре Иве

— Невесело тебе одному в замке, — сказал Симон.

— Я не один — привратник остался, два дозорщика да старик повар. Будем ждать, как решат наследники барона, кому замок достанется.

Фромон снова отхлебнул вина.

— Так вот, послушай-ка, Ив, что дальше вышло, совсем недавно. На дороге из Корбейля в Париж я встретил твоего дружка — жонглера Госелена. Он теперь у нашей «дамы сердца» госпожи Агнессы д’Орбильи. Растолстел, на хороших хлебах разъелся, румяный, должно быть, угождает хозяйке. А ведь он, скажу тебе, дрянь препорядочная. Ну так вот, узнал меня и давай лебезить: и самый-то я хороший из всех в замке Понфор, и ах как жаль ему убитого барона, и как он сочувствует бедной дочке маршала, а тебя ужасно жалеет, и куда ты только девался, придумать не может, если бы нашел, тотчас бы устроил тебя в замок д’Орбильи.

Слушал я его, слушал да и говорю: «Вот что, дружок, строил бы ты свои сирвенты да фаблио [100] сам, а Ива оставь в покое. Ведь ты втравил его однажды в историю, чуть было не погубил совсем — добрые люди нашлись. А я знаю всё, как ты наплел тогда рыцарю Рамберу про Ива…» Тут он сразу съежился и давай меня вином угощать. А я думаю: давай-ка его спрошу, правда ли, что те рыцари войну затевают. А он, не знаю, от моих ли слов или от вина, возьми да всю ихнюю тайну и открой. А тайна, мой дорогой Ив, страшная. В замок д'Орбильи частенько жалует рыцарь Жоффруа де Морни, родственник покойного барона, и ведет тайные беседы с хозяйкой замка. Госелен и подслушал две–три такие беседы Оказалось, мой монах в таверне говорил сущую правду: собраны отряды конных рыцарей и лучников огромное число, и всё это должно вот–вот нагрянуть на домен сира дю Крюзье, осадить его замок и истоптать его поля, сжечь деревни…

100

Фаблио — сатирический рассказ в стихах.

Ив не мог удержаться от возгласа:

— Деревни сжечь?

— Да, поля истоптать, а деревни сжечь. Они всегда так: Какое им дело до беззащитных вилланов! Рыцарь Жоффруа, он у них начальник над войсками, похвалялся, что заготовил потайные склады запасного оружия под самым носом у дю Крюзье в каком-то мерлеттском лесу…

— Мерлеттском?

Ив оперся руками о скамью и потянулся к Фромону. Симон заметил это движение и толкнул Мадлену локтем, кивнув на Ива.

— Да, есть в тех местах где-то, Госелен говорил, да я толком не разобрал, какие-то угольные ямы внизу за какими-то орешниками… Вот, мой дорогой Ив, и вся история.

— Нет, не вся еще! — Симон ударил ладонью по столу. — Для меня все ясней и ясней становятся хитрости и подлости наших сеньоров рыцарей. Ты знаешь, Ив, про оружие, которое я делал и продавал и как продавал. Так вот, весь заказ на него и все расчеты велись со мною через монаха. Почему через монаха, спросишь? Чтобы еще больше скрыть правду. Монах уверял меня, что оружие готовится благочестивыми рыцарями для крестового похода в Пале–стину, значит, моя работа угодна спасителю, за чей гроб они… проливают свою кровь в борьбе с сарацинами. Он говорил, что оружие на лодках отправляют вверх по Сене, за город Труа в Шампани. А теперь я думаю, что монах врал — все а оружие это пойдет на их проклятую войну…

— Постой, постой! — перебил его Фромон. — Как звали монаха?

— Гильберт.

— Гильберт? О–о! А ну-ка, скажи, каков он из себя?

— Еще молодой, невысокий…

— Рыжий?

— Да.

— Нет ли у него родимого пятна на левой щеке?

— Не помню, на какой, только есть.

— Он самый! — воскликнул Фромон — Гильберт, духовник Агнессы д’Орбильи, приятель нашего Кандида. Он, он, правильно. Всё свои!

Симон глубоко вздохнул:

— Знал бы я раньше, ни за что не взялся бы мастерить оружие на погибель наших людей, в угоду этим…

Симон поставил локоть на стол и, положив голову на руку, задумался. Все молчали. Фромон допивал вино. Мадлена встала и, подойдя к мужу, положила руку ему на плечо. Эрно испуганно глядел то на одного, то на другого. Ив думал: «Почему Симон сказал: «Не надо, чтобы Ив знал», а потом: «Он должен знать»? И почему я должен знать про войну ?»

Фромон наклонил голову набок и прищурил глаз и, как тогда на нижнем дворе замка Понфор у клетки с хорьками, крикнул:

— У–у-у! Кровопийцы!

И оглянулся, будто испугавшись кого-то. Потом с трудом поднялся, видимо опять охмелев:

— Пойду… лягу…

И ушел, держась за стену и тихо напевая:

«Ведь надеты не с той стороны На величестве вашем штаны». — «Это верно, — король отвечает, — Их на место надеть подобает…»

… Прошло недели две. Наступил радостный апрель, предвестник долгих теплых дней. Умчались туманы. Полноводная Сена отражала яркую зелень холмов и лесов, нежную голубизну неба с легкими белыми облаками. Поля на ее берегах огласились песнями жаворонков, в садах щелкали соловьи. Дороги быстро подсыхали. У ворот замка Малого моста, со стороны берега, раздавались говор, громкие споры, брань, песни, скрип повозок, мычание коров, ржание лошадей, шум обычной сутолоки. Рано утром на берегу розовым дымом курились городские пекарни, на водяных мельницах бойко стучали молотки наладчиков колес. На реке во всех направлениях с песнями и товарами плыли лодки, и церковные колокола веселым перезвоном звали своих богомольных прихожан. Малый мост был похож на праздничную ярмарочную площадь пестротой одежд, громкими выкриками уличных торговцев, песнями и шутками жонглеров. Горожане смешались с крестьянами, с монахами, с паломниками, клириками и философами. Не обходилось и без драк напившихся в тавернах, и мостовой страже приходилось разнимать и даже уводить в тюрьму замка разбушевавшихся. О мальчишках и говорить нечего — они шныряли в толпе, горланили песни. Вот что наделал апрель!

Весь этот шум, все веселье проходило мимо Ива. Он не замечал их, они не были нужны ему. С того вечера у оружейника, когда Фромон рассказал о войне, Ив был сам не свой. Что же ему делать? Оставаться в Париже, учиться и переписывать книги? А что там, в родной деревне, где могила отца, где учитель Гугон, где несчастная Жакелина, где все деревенские? Он ведь тоже ихний. Может быть, он должен быть там и помочь им? Как помочь, чем? А может быть, надо остаться, учиться и забыть про деревню?.. Нет! Он не может, не может забыть!

Вот так, и днем и ночью, всё думал, думал. Он чаще стал заходить в таверну «Железная лошадь», чаще видеться с Сюзанной. Чаще стал спрашивать ее, не был ли кто из Крюзье или Мерлетты, но не говорил ей о войне, не хотел пугать — а может быть, это всё придумал взбалмошный Госелен? Как было бы хорошо, если бы это действительно наврал жонглер…

Но пришел час, решивший судьбу Ива. Это было воскресное утро. Ив вошел в «Железную лошадь». Таверна была переполнена, стоял шум и гомон пьяных голосов. Увидав Ива, Сюзанна бросилась к нему навстречу. По ее необычно бледному лицу, испуганным глазам и дрожащему голосу Ив понял, что стряслась беда Какая, с кем? Сюзанна схватила его за руку и потащила в глубь таверны, за стойку. Там на скамейке сидел какой-то человек.

— Вот он, — торопясь, прерывающимся шепотом говорила Сюзанна, — он говорит, у нас — он из Мерлетты, — у нас война, из Мерлетты все ушли в лес…

Дальше Сюзанна говорить не могла. Концом фартука она закрыла лицо и, заплакав, убежала.

Этого человека (его звали Проспер) прислала мать Сюзанны, его родственница, сказать, что вилланы Мерлетты все ушли в лес, узнав о приближении рыцарских отрядов для войны с сеньором дю Крюзье. Ушли и вилланы Крюзье, предупрежденные их священником, который ушел вместе с ними. Сейчас Мерлетта и Крюзье с замком окружены кольцом войска Большая Орлеанская дорога перерезана рыцарями. Купцы, объезжавшие мерлеттский лес стороной, видели, что Мерлетта и Крюзье горят. Люди говорили в тавернах, что сеньор дю Крюзье узнал заранее о войне и успел потайным ходом ввести в замок человек пятьсот—шестьсот и вооружить их, да и в замке было сто человек. Продовольствия там хватит месяцев на восемь—десять. Когда нагрянул первый отряд, никого уже в деревнях не было. Вилланы запаслись чем могли. Ушли глубоко в леса, в мерлеттский и орлеанский. Продовольствие добывают, а вот оружия нет никакого. Ни от зверей, ни от рыцарей. Из других деревень тоже пришли. Человек набралось порядочно, тысяча, пожалуй, будет. Понаделали рогаток дубовых, взяли с собой кто топоры, кто вилы, у некоторых луки. Но мало этого, да где взять оружие?

— А не раздобудем — всем погибать, пощады от рыцарей не жди!

Этих слов было достаточно, чтобы Ив решился:

— Я знаю, где добыть оружие!

— Ты?

— Да, я знаю. Пойдем к Сюзанне.

Втроем в тесной и темной каморке Сюзанны они до полудня решали, что им делать Ив сказал, что знает дорогу к тем угольным ямам, где спрятано оружие, и что надо как Можно скорее пойти туда и убедиться, там ли еще запасы оружия. Сюзанна не колебалась.

— Я должна разыскать свою мать и быть с ней. Я иду с вами!