Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Повесть о Скандербеге
Шрифт:

Сборник Титовского собрания является отрывком сборника того же состава, что и Погодинский: он начинается с середины 27-й главы, содержит полный текст «Повести о Скандербеге», выписки из «Польской хроники» и последующие статьи, обрываясь посредине одной из статей.

Состав этих двух сборников отличается значительной пестротой. Наряду с дидактическими «прикладами» «Римских деяний» в них встречается несколько публицистических произведений самой разнообразной тематики, начиная от церковно-полемического «Предписания послания сему», в котором содержатся возражения против брака царевны Ирины Михайловны с датским королевичем Вольдемаром, и кончая политическим трактатом с таким многоговорящим названием: «Описание вин или причин, которыми к погибели и к разорению всякия царства приходят и которыми делами в целости и в покою содержатца и строятца».

«Повесть о Скандербеге» своей публицистической направленностью и обилием конкретно-исторического материала особенно резко выделяется среди остальных статей этих двух сборников. И, вероятно, поэтому остальные ее списки встречаются совсем в другом окружении.

Все четыре московских сборника и Погодинский 2-й относятся к распространенному в XVII в. виду сборников исторического содержания хронографического типа. В них в различных объемах и с различной степенью полноты излагаются события

мировой истории от «сотворения мира» до XV в. и события русской истории XVI-XVII вв. Материалом для таких сборников являлись обычно выдержки из «Космографии», хронографов различных редакций, русских летописей, а также памятники русской литературы и публицистики. Такой состав рассматриваемых сборников делает их чрезвычайно интересными и ценными для исследователей древнерусской литературы: они не только дают представление о репертуаре русской рукописной книги XVII в. по части произведений историографических, но и отражают интересы читателей того времени к мировой истории, особенно к истории своей страны и сопредельных с нею стран.

Все сказанное особенно хорошо иллюстрируется составом двух московских сборников.

Один из них — из собрания Министерства иностранных дел — особенно интересен: это огромный том в 607 лл., написанный одним почерком — каллиграфической скорописью конца XVII в. На роскошно орнаментированном (в поморском стиле) титульном листе вязью написано заглавие: «Книга, глаголемая Летописец русский, повесть временных лет, откуда пошла Русская земля и кто в ней нача первое жити. О сем повесть сию начнем». Такое заглавие дает основание предположить, что составитель этого сборника поставил перед собой совершенно определенную цель: дать изложение истории своей страны по традиционной летописной канве. На самом же деле составитель поставил перед собой более широкую задачу; он, например, уже в заглавии, перефразируя название начальной русской летописи, подчеркивает, что отправной точкой повествования будет сообщение не о том, кто в Русской земле «первее нача княжити» («Повесть временных лет»), а кто в ней "нача жити" (курсив наш, — Н. Р.). Содержание книги показывает, как выполнил свою задачу ее составитель. В ходе изложения событий русской истории он постоянно привлекает памятники русской литературы и публицистики, которыми буквально насыщен этот сборник. В нем есть и «Сказание о латынех», и «Послания Ивана Пересветова», и повести о Царьграде, и «Хождение Трифона Коробейникова», и повести о походах Ивана Грозного и Ермака, и еще многое и многое другое. Среди всего весьма обильного и разнообразного, но тематически однородного материала после «Повести о взятии Царьграда» находится тщательно и красиво, с киноварными заголовками переписанная «Повесть о Скандербеге». Присутствие этого произведения, отражающего историю далекой от России маленькой страны — Албании — в сборнике, посвященном истории нашей страны, может быть объяснено двумя причинами: во-первых, явным стремлением составителя показать историю своей страны не изолированно, а на фоне истории других стран, а во-вторых, тем интересом к истории самоотверженной борьбы албанского народа с турецкой агрессией, который, как указывалось в предыдущей статье, не случайно появился в нашей стране в середине XVII столетия.

Аналогичным по содержанию, но еще более объемистым (851 л.) и широким по диапазону отраженных в нем исторических событий является сборник Вифанской семинарии. На богато орнаментированном (в стиле старопечатных московских книг) титульном листе (в первом томе) написано: «Временник, сиречь Летописец о бытии всего мира вкратце избранно от пространного летописания». Сравнение названия этого сборника с предыдущим свидетельствует о том, что составитель Вифанского сборника поставил перед собой цель описать события не русской, а мировой истории. Однако материал сборника по периодам мировой истории распределен весьма неравномерно. Библейской истории, например, уделено в нем минимальное место; немного больше внимания уделено событиям истории Византийской империи. Основное содержание сборника посвящено русской истории: начиная с 66-го листа идет переписанный полностью текст Никоновской летописи со всеми ее экскурсами в историю зарубежных стран. Среди последних (на лл. 431-442) помещены повести о создании и падении Царьграда (последняя в двух вариантах — пространном и кратком), за которыми следуют выписки: «От космографии о турках» (лл. 442 об.
– 443), «От хронографа о схождении небесного огня в Иерусалиме на гроб господень» (лл. 443-443 об.) и о переводе султаном Магометом греческих книг на турецкий язык (лл. 443 об.
– 444). Затем идут выписки из «Слова на звездочетцев» Максима Грека (лл. 444-445 об.), из послания псковского старца Филофея к дьяку Мисюрю-Мунехину на ту же тему (последняя выписка озаглавлена: «От русския повести», а в начале ее сказано: «Есть же и зде, в преименитом государстве Российском, в повести написано Елизарова монастыря старца Филофея...»). Далее следует известное апокрифическое «Пророчество Данилове» о судьбе «Седмохолмого града» и несколько других мелких выписок о событиях византийской истории, выписанных из хронографа. Затем идет текст «Повести о Скандербеге», особенно четко разбитый в этом списке на две части: конец первой части переписан колофоном, а в начале второй имеется киноварный заголовок с разрисованными инициалами. Вслед за «Повестью о Скандербеге» переписано «Хождение Трифона Коробейникова», после которого сделана приписка, объясняющая включение в текст Никоновской летописи всех перечисленных выше статей: «Зде же сия повести того ради вписаны быша: аще и в наказание предано бысть греческое царство неверным, но не до конца отчаянно человеколюбие божие и милость. Его же бо любит господь наказует, понеже множицею преславными знамении неверных острашает, а в гонении православных утешает. И паки на предлежащее возвратимся». После этого продолжается текст Никоновской летописи (отмечаются русские события 1453 г.).

С Вифанским сборником сходен по своему составу Погодинский 2-й, в основе которого также лежит Никоновская летопись, добавленная многочисленными вставками из самых разнообразных источников — из «Польской хроники» М. Бельского, «Космографии», «Степенной книги», хронографа, различных «летописцев» XVII в. В непосредственной близости к «Повести о Скандербеге» расположены те же самые произведения, что и в Вифанском сборнике (только «Слово» Максима Грека перебивается целой тетрадью, неправильно вшитой при переплете, в которой излагаются события русской истории XVI в.). Следующее за «Повестью о Скандербеге» «Хождение Трифона Коробейникова» обрывается в самом начале (на последнем листе сборника); поэтому остается неизвестным, была ли в Погодинском 2-м сборнике приписка, имеющаяся в Вифанском сборнике и объясняющая включение в него всех

окружающих повесть статей. Эта приписка дает ключ к пониманию тех соображений древнерусских книжников, по которым они включали повесть о народном герое Албании в сборники хронографического состава.

Все произведения, вставленные в Вифанском и Погодинском 2-м сборниках в непосредственной близости с «Повестью о Скандербеге», тематически связаны друг с другом: в них либо в виде «пророчеств» и «знамений», либо на материале исторических событий трактуется тема борьбы христианства и магометанства. «Повесть о Скандербеге» отражает эту тему в двух планах: в ней рисуются картины бедствий «христианских народов» от «неверных» и описываются неудачи турок в Албании, неудачи, которые, выражаясь языком приведенной выше приписки, «неверных устрашили», а «православных» утешили. Такое же «утешение», по мысли составителя сборника, очевидно, должно было доставить читателю и знакомство с «Хождением Трифона Коробейникова», где рассказывается об уцелевших в Царьграде и в Палестине христианских «святынях», от которых даже в условиях «владычества неверных» продолжают твориться чудеса (по этим же соображениям, несомненно, составитель Вифанского сборника включил в эту вставку и рассказ о «небесном огне»). Это достаточно ярко показывает отношение к «Повести о Скандербеге» русских историографов XVII в., составителей сборников хронографического типа. Для них она часто являлась необходимой частью изложения событий времен конца Византийской империи, необходимым звеном в осмыслении исторического значения этих событий. [396]

396

Такая функция «Повести о Скандербеге» в сборниках хронографического типа подчеркивает разницу между втой повестью и статьей «Об Албанской стране» в хронографе 2-й редакции: последняя является там придатком к статье об истории Сербии; поэтому в ней рассказана только первая часть истории Скандербега, когда Сербия еще сохраняла остатки независимости.

Так, «Повесть о Скандербеге», являвшаяся, как отмечалось выше, в значительной степени «инородным телом» в составе религиозно-нравоучительных сборников типа «Великого зерцала» и «Римских деяний», нашла свое настоящее место среди памятников русской историографии XVII в. Место «Повести о Скандербеге» в сборниках хронографического характера XVII в. было, очевидно, настолько хорошо известно, что при составлении в конце XVII в., а может быть в начале XVIII в., из отдельных тетрадей Егоровского сборника она была вплетена также в ближайшем соседстве с повестями о Царьграде.

Несколько иначе составлен третий из московских сборников — Мазуринский: в нем содержится значительное количество материалов по истории зарубежных стран. Целые главы посвящены в этом сборнике, например, истории Римской империи, монархии Карла Великого, истории Чехии и Польши. Имеется также «Сказание о войне Троянской» и выписка из хроники М. Бельского на ту же тему, за которой непосредственно следует «Повесть о Скандербеге». [397]

Наконец, в одном случае мы находим «Повесть о Скандербеге» в сборнике «чисто литературном» — в Ярославском, где, кроме нее, находятся «История семи мудрецов», «Повесть о Стефаните и Ихнилате», басни и притчи Эзопа. Все это — произведения, лишенные религиозной дидактики и риторики, произведения светской древнерусской литературы.

397

Более подробное описание Мазуринского сборника см. в кн.: Сочинения И. Пересветова. Под ред. чл.-корр. АН СССР Д. С. Лихачева. Изд. АН СССР, М.-Л., 1956, стр. 87-88. — «Повесть о Скандербеге» в мазуринском сборнике помещена после пространной выписки о Троянской войне, в конце которой сказано: «От того Юлисилвиюса (т. е. сына Енея Юла, — Н. Р.) почалось королевство Албанское...». Здесь составитель сборника, очевидно, принял малоизвестное название древнего города латинян Альбы-Лонги за хорошо знакомое название «Албания», что дало ему повод вслед за выпиской о Троянской войне переписать «Повесть о Скандербеге». Это — еще одно доказательство значительной популярности в русской письменности XVII в. повести о народном герое Албании.

Наблюдения, над составом сборников, содержащих «Повесть о Скандербеге», дают основания для следующих предположений относительно ее судьбы в русской рукописной книжности XVII в.

«Повесть о Скандербеге», появившаяся, видимо, в сборнике переводных дидактических рассказов и повестей типа «Римских деяний», не удержалась в нем и в качестве самостоятельного произведения вошла в основной фонд памятников русской историографии и литературы того времени, распространяясь в составе сборников самого различного содержания. Причину этого следует искать прежде всего в идейно-политическом содержании «Повести о Скандербеге», к которому не мог остаться равнодушным русский читатель XVII в. Кроме того, по своему литературному оформлению, главным образом по своему простому и выразительному языку, она была доступна самым широким слоям населения. Все это было причиной немалой популярности «Повести о Скандербеге» в русской рукописной книжности XVII в. Ее переписывали, читали и распространяли и среди дидактических повестей «Римских деяний», и в составе историографических сводов хронографического типа, и, наконец, в чисто литературных сборниках, каким является сборник Ярославского архива.

Кто же были переписчики, владельцы и читатели тех сборников, в которых дошла до нас повесть?

Некоторые сведения об этом дают сохранившиеся приписки. В Егоровском сборнике имеются приписки конца XVII в. трех владельцев: архимандрита Хутынского монастыря (под Новгородом) Пахомия, старца Троице-Сергиева монастыря Никифора Кавадаева и подьячего «приказу большия казны» Степана Иванова. На Мазуринском списке видна полустертая приписка почерком второй половины того же столетия: «Сия книга Летописец куплена в селе Павлове у Ивана Васильева Кузнецова... а купил Маркел Сергеев». Ярославский список также имеет полустертую надпись почерком конца XVII — начала XVIII в.: «Сия книга столника Семене...».

Таковы сведения о владельцах сборников, содержащих «Повесть о Скандербеге», в XVII в. Несмотря на свою отрывочность и случайность, они говорят о том, что повесть читали представители самых разнообразных слоев русского общества того времени.

О распространенности «Повести о Скандербеге» свидетельствует и местонахождение рукописей, содержащих это произведение, в XVIII-XIX вв. Ярославский список был подписан в 1751 г. инициалами «Г. Ч.» «в Санкт Петер Бурхе на Литейной улице». Мазуринский список попал в начале прошлого столетия в библиотеку купца Г. П. Медведкова в городе Устюге Великом, а Погодинские и Титовский — в собрания, составленные из книг, приобретенных на антикварных рынках Москвы и Поволжья.

Поделиться с друзьями: