Повести и рассказы

– Прошу вас, - сказал я, - не повторяйте так часто это слово. У меня от него мороз по коже.

Лиза рассмеялась.

– До свидания, - сказала она.
– Катер ходит от городского причала два раза в день. Не опоздайте. На остров мы послали письмо. Вас там ждут... Адрес острова? Хорошо, мы сообщим его сегодня в Ленинград.

ОСТРОВ ПОПОВА

Катер был весь белый и закрытый. Только в носу у него был кусочек открытой палубы.

Он шёл, ударяясь носом о волны. Вода взлетала и падала дождём на палубу.

Пассажиры были сухие. Они все сидели внутри, под крышей. Все в плащах и резиновых сапогах. Сразу видно - моряки и морячки.

Я вышел на палубу. Мы проходили маяк. Маленький маяк на конце длинной косы. Волны, которые шли с моря, останавливались около неё.

Город был уже позади. Катер поворачивал, и за кормой двигался порт: мачты, трубы, краны на причалах, жёлтые и серые дома на сопках.

Впереди показалась скала. Она стояла отдельно, одна в море, и была из двух половинок. Одна половинка - задранная вверх, как нос тонущего парохода, вторая - наклонная, как труба.

Громадный остров заслонил Владивосток. Он закрыл от меня причалы, трубы. Одна телевизионная мачта осталась торчать в небе.

Мы плыли вдоль берега.

Через час показался зелёный край нового острова.

– Кто тут спрашивал остров Попова?
– сказал матрос, выходя из рубки.
– Вам выходить, гражданин.

ТЫ, БАТЮШКА, КТО?

По деревянному широкому причалу пассажиры сошли на берег. Они шли, повизгивая резиновыми сапогами. Только я не повизгивал. На мне были лёгкие чёрные полуботинки. Я поднял чемодан, взял под мышку альбом и пошёл следом.

Рыбокомбинат начинался у самого причала.

За дощатым невысоким забором стояли вытащенные на берег катера. Бревенчатые подпорки держали их. Подпорки упирались в смолёные катерные днища. Днища блестели. Берег пах смолой и рыбой.

У ворот комбината дежурила старуха.

Я поставил около неё чемодан.

– Ты, батюшка, куда?
– спросила старуха.

– Мне бы начальство найти. Я из города.

– Наниматься пришёл?

– Плавать.

– Ты, случайно, не трепаншшик?

Я не понял.

– Я по казённому делу. Командировочный. Где правление комбината?

– Контора? Вон она.

В конторе моему появлению не удивились.

– Знаем, было письмо, - сказала кудрявая секретарша.
– Директор приказал принять и разместить. Жить будете в общежитии, плавать на МБВ-10.

– МБВ - что?
– переспросил я.

– Десять. Морской бот водолазный номер десять. Фамилия шкипера Телеев... Клава, где сейчас МБВ-10?

– В море, - донеслось из-за стены.

– Тогда ждите до утра. Вот вам записка в общежитие, к коменданту.

Когда я опять проходил ворота, старуха посмотрела на меня и сказала:

– Нет, батюшка, ты не трепаншшик!.. Комнату снимать будешь? Есть у меня, недорого.

– Не надо.

Я нашёл общежитие.

Громадная, с прямой солдатской спиной женщина-комендант прочитала записку, сказала: "Комната, так точно, есть" - и повела меня в конец коридора.

– Только кровать плохая, - объяснила она, - я вам завтра хорошую дам. Вот ваша комната.

Открыла дверь.

Я внёс в комнату вещи, разделся и повалился на скрипучую, шаткую кровать.

В голове у меня ревели моторы, стучали колёса поезда.

Я лежал с открытыми глазами до тех пор, пока из вечерней темноты не выплыла скала, похожая на тонущий пароход. Она заслонила для меня весь мир, и я уснул.

ТЕЛЕГРАММЫ

Утром мне неожиданно принесли телеграмму:

ВОЛНУЕМСЯ КАК ДОЛЕТЕЛ ТЕЛЕГРАФИРУЙ ПОДРОБНОСТИ ПОЛЕТА

МАМА ЗИНА

Как они быстро узнали мой адрес!

Я ответил:

ДОЛЕТЕЛ БЛАГОПОЛУЧНО САМОЛЕТЕ ЗАСТРЯЛА НОГА

КОЛЯ

Здесь всё было правда и были подробности.

ПРИВЕТЛИВЫЕ РЫБАКИ

Отправив телеграмму, я пошёл искать МБВ-10.

За забором, около которого я проходил в первый день, прямо на берегу стояли цеха. От цехов в море уходили причалы. Рыбацкие судёнышки побольше и поменьше покачивались около них.

– Где тут МБВ-10?
– спросил я.

Мне показали.

В самом конце причала стоял низенький деревянный бот. У него был прямой нос, крыша над моторным отделением и рулевое колесо на корме. На носу лежали два зелёных водолазных костюма и стояли два медных глазастых шлема. Белые резиновые шланги, как змеи, свернулись около них.

На корме стоял матрос. Плотный, невысокий, совсем мальчишка.

– Скажите, не вы будете Телеев?
– спросил я его.

Матрос перешёл к носовой каюте и крикнул вниз:

– Володя!

– Что?

– Спрашивают.

– Кто?

– Кто вы будете?
– спросил матрос.

– Я, собственно говоря, художник.

– Художник.

– Здесь все художники.

Из каюты на палубу один за другим вылезли три человека. Все они были в ватниках, на одном кепка-блин.

– У меня есть задание, - сказал я.
– Директор комбината разрешил...

Человек в кепке сказал:

– Жаботинский, ватник!

Молодой матрос нырнул в каюту, вылез и положил передо мной на причал старую ватную куртку.

– Заводи мотор!
– сказал человек в кепке.

Я понял, что это и есть Телеев.

– Я не умею заводить мотор, - сказал я.

Телеев поморщился:

– Я не вам. Заводи!

Моторист уже сидел в машинном отделении. Оттуда послышался лязг, мотор чихнул и взревел.

Я понял, что они уходят в море.

– Подождите, - сказал я.
– Я не ожидал, что всё будет так быстро... У меня нет с собой аппарата. Он в чемодане.

Мотор тарахтел. Палуба под ногами Телеева нетерпеливо вздрагивала.

– Какого аппарата?

– Фотоаппарата. У меня "Зенит-3М". У меня цветная плёнка.

– Глуши мотор!
– сказал Телеев.

Мотор захлебнулся и умолк.

– В чём дело?
– спросил моторист, высовывая голову из люка.

– Товарищ фоторепортёр. Надо подождать его.