Повести и рассказы
Шрифт:
«Мой Булат чист! как булат! Приезжайте, я вам покажу не алмаз! А покажу его письмо, где он на меня не сердится… Я боюсь пересылать письмо, вдруг потеряется! Он ее любил и не мог сказать про нее… и есть еще письма его друзей. С той женщиной он разошелся. Она отняла у него квартиру, и теперь он в общежитии. Ну и что? Еще получит квартиру. Главное — наш сын такой же честный, как все мы!»
Я был очень рад за своего двоюродного брата.
А потом время побежало быстрее… Я окончил геофак университета, поработал несколько лет в Татарстане и Башкирии, а потом (здесь нефть уже кончается) перебрался
Я не мог не поехать.
Страна к тому времени уже бурлила. В воздухе веяло сладкой и опасной свободой, в городах по столбам и стенам клеились листовки, народ собирался на митинги, люди хрипло орали друг на друга в мегафоны.
Восходил, как новое солнце, Ельцин…
Дядя Саша пригласил на свой праздник двух товарищей по фронту, вернее даже, не по фронту, а по госпиталю, потому что дорогие друзья, с кем он ходил в атаку и ползал в разведку за «языком», в те времена и погибли, а кто дожил до победы, умер от затяжных болезней.
Один из приехавших, хоть и вышел на пенсию, работал учителем в деревенской школе — преподавал физкультуру и рисование. Высокий, с подавшимися вперед плечами, с большим лицом, на котором, казалось, как-то случайно расположились маленькие ясные глаза и широкие губы, и белый комок усов, и толстенный нос, он, право же, очень талантливо рисовал, что и выказал немедленно, начертив простым карандашом на листе ватмана портрет тети Али.
Почесав серебряные пряди, смущенно протянул рисунок хозяйке.
Та была в восторге.
— Вот! — закричала она мужу. — Какая я! А ты не ценишь!..
В самом деле, на рисунке она вышла очень похожей, но молоденькой.
— Почему морщины пропустил? — сердито буркнул дядя Саша, явно ревнуя гостя к жене. — Вон же у нее морщина.
— А вот не вижу… — хитро рассмеялся старый учитель и сломался в поясе, целуя руку тете Але. — Женщины — богини, у богинь какие морщины?!
Второй приятель военных времен, гладко обритый толстячок с надменно поднятым круглым розовым подбородком, подмигнул дяде Саше.
— А помнишь, как он санитарок изображал… а они ему — фу-ты ну-ты… каши, даже спиртяги не жалели…
Александр Александрович, учитель, указал пальцем на дядю Сашу.
— Зато кто лучше писал письма женам и невестам за тяжелораненых?!
Тезка! «Выжжем каленым железом фашизм, но руки наши все равно сохранят нежность для вас, наши любимые!» Так?
Польщенный дядя Саша кивнул.
— Приблизительно.
Иван Федорович, толстяк, с этим согласился.
— Он и за меня сочинил… пока мне руку пришивали… Жена сохранила листочек, часто показывала: вот, дескать, тогда ты любил меня… — И вдруг гость прослезился. — Померла Аня… Иногда своими словами что-то над могилкой говорю… да теперь уж не услышит.
Дядя Саша поднялся за столом:
— Ну, хватит, хватит! Мы живые, мы честно работаем. Дети у нас хорошие.
— Хорошие, это верно, — отозвался Александр Александрович. — Мой меня похоронит, никуда не уехал.
Иван Федорович, шмыгая носом, закивал. Видимо, и у него достойные дети.
— Погодите пить! — Тетя Аля произвела руками таинственные знаки, ушла на кухню и вынесла, и подала на стол в огромной сковородке
пышащий жаром балеш (читателям: не путать с беляшем! балеш и беляш различаются так же, как балет и билет на тот балет), — это мясной круглый пирог со смуглыми тестовыми виньетками, с дырочкой в середине, куда заливают, перед тем как резать, немного крепкого горячего бульона…Дядя Саша налил водочки в синеватые рюмки гостям-мужчинам, включая меня, и себе.
— Сын не прилетел, сдают объект… он у меня ГЭС в Индии строит…
Дочки поздравили… в городе грызут гранит науки… За вас, мои дорогие!
— Может, директора подождем? — негромко спросила тетя Аля.
— Пошел он! — отвечал дядя Саша, горделиво вскинув горбатый нос.
Покосился на часы. — Обещал в шесть ноль-ноль, — уже семь! Это не по нашему.
— Может, занят?.. — хотело был поддержать хозяйку дома учитель рисования.
— Найн! — дядя Саша пощекотал рюмкой белые усики-треугольник и выпил.
И раздался телефонный звонок.
— Это он! — хмыкнул дядя Саша. — Всегда чует, где пьют. — И попросил жену: — Побалакай с ним. Обещали премию. А может и орден дадут наконец. Из шоколада.
Тетя Аля взяла трубку:
— Слушаю. Да, Сергей Николаевич… Что?.. Да, да. — И голос ее все более сникал. — Да. Неужели так? Нет, дома. — И жена протянула мужу черную трубку, прошептав: — Говорит, со склада опять пропал товар.
— Что он мелет? — закипая, схватил дядя Саша трубку. — Ты чего мне говоришь, директор?! Позавчера проверяли… Что?.. Да… Заперты были. Перерезали?… С-суки.
И, почернев лицом, он больше ничего не говорил.
И бросил, наконец, трубку на рычажки.
— Саша, не бери в голову… — забормотал Александр Александрович. — Сейчас такое ворье везде. Ты хоть и главный, не уследишь. Может, твои и наводку дали.
— Много украли? — спросил толстый гость. — А то скинемся? Я-то сейчас практически не употребляю, сын валит лес, деньги есть.
Дядя Саша не отвечал, он сидел во главе стола, заставленного красными и розовыми гладиолусами, съежившийся, жалкий, глядя в скатерть.
Тетя Аля вздохнула:
— С дальних ворот въехали и увезли машину телевизоров и всякой всячины. Это больших денег стоит.
— Не понимаю, — наконец, откликнулся виновник торжества. — Там ворота, просто так не открыть. Мы же на территории бывшей ракетной точки. — И вдруг, оскалясь, завопил: — Да что я говорю?! Уже топорами все оборудование вырубили… сам директор рации какие-то на дачу увез… Как может сработать сигнализация, если то и дело нет электричества?! Все на честном слове! Все бывшие военные, с Чечни и Афгана. Предатели! Наркоманы! За щепотку порошка Родину продадут!..
Дядя Саша вскочил, впал в неистовство, он рыдал, брызгая слезами вправо-влево. И убежал в спальню. И, было слышно, рухнул там на кровать.
Мы долго молчали.
— А я думаю, чего Сергей Николаевич не зашел поздравить, — тихо сказала тетя Аля. — Вот тебе и поздравил. Шаех, ну их к черту! У нас пенсия. Зачем тебе эта нервотрепка? Каждую ночь то сирена воет, то стреляют… Булат нам присылает деньги. А, Шаех?
Дядя Саша не отвечал.
— Давайте выпьем за его здоровье, — предложила тетя Аля. — Он хороший, он честный, ответственный человек.