Повести и рассказы
Шрифт:
Утром Чжан Динчэнь написал на самого себя дацзыбао — первую из серии «Сурово критикую свои эксплуататорские действия». У Чжунъи вызвался помочь ему вывесить дацзыбао в институтском дворе.
Сделал он это потому, прежде всего, что сидеть в кабинете, вздрагивая по всякому поводу, стало уже невмоготу. Кроме того, он хотел посмотреть, не происходит ли чего-нибудь такого, что может коснуться и его самого. Наконец, он все еще тешил себя надеждой, что сумеет перехватить человека, который принесет потерянное письмо.
Дацзыбао заполняли собой все стены двора. Среди них были торжественные заявления, обязательства, критические выпады; в некоторых рассказывалось
У Чжунъи помог Чжан Динчэню отыскать среди этих полотнищ пустое место, намазал стену клейстером и прилепил к ней лист бумаги с самобичеваниями Чжана. Тому показалось, что дацзыбао наклеено криво, и он стал поправлять листок, пачкая свои белые тонкие руки. Чжунъи стоял в нескольких шагах, подсказывая: «Левее, правее». Вдруг он почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Он повернулся и напоролся на холодный, сверлящий взгляд. Это был Цзя Дачжэнь! Заложив руки за спину, он неотрывно глядел на У Чжунъи, как бы показывая, что видит его насквозь. Тот вздрогнул, банка с клейстером выпала у него из рук и глухо шлепнулась на землю, забрызгав содержимым все вокруг.
Цзя Дачжэнь еле заметно улыбнулся; в его усмешке сквозила ирония.
Несколько секунд Чжунъи молча смотрел прямо перед собой, затем быстро присел на корточки и, не в силах унять дрожь в руках, стал собирать с земли липкий и скользкий клейстер. Затем он натянуто улыбнулся и произнес, пытаясь сделать вид, будто ничего особенного не произошло:
— Такая скользкая банка, я вот…
Не вымолвив ни слова, Цзя Дачжэнь повернулся и ушел. Задавать вопросы не было нужды — он и так понял, что нечаянно набрел на богатую добычу. Когда он вернулся в свою рабочую группу, в кабинете находился один Чжао Чан, сортировавший разоблачительные материалы, которые поступили за этот день. Цзя уселся, закурил, выпустил клуб дыма и спросил, не поворачивая головы:
— Старина, что ты думаешь по поводу У Чжунъи?
Чжао Чан оцепенел. Ему почудилось, что Чжунъи только что беседовал с Цзя Дачжэнем. Может быть, Цзя уже располагает материалом на него и теперь хочет вызвать на откровенность? Руки и ноги его одеревенели, стиснувший сердце страх отчетливо отразился на лице. Если бы Цзя в этот момент сидел напротив него, он, конечно, обнаружил бы еще одну подозрительную личность и не преминул бы вывести Чжао на чистую воду, приумножив свои заслуги. Но на сей раз ему не повезло. Словно слепая птица, удача метнулась в сторону Чжао Чана. Поняв, что Цзя Дачжэнь не заметил его мгновенной растерянности, он опустил ресницы и, продолжая листать материалы, ответил:
— Чжунъи?.. Затрудняюсь сказать.
Цзя Дачжэнь повернулся в его сторону:
— Как же так? Ведь вы с ним в близких отношениях!
— Близких? — хмыкнул Чжао Чан. — Да он со всеми в таких отношениях!
— Ты всегда заботился о нем!
— Ну, конечно, мы работаем в одном секторе, заняты сходными проблемами, общаемся чаще…
— Ты каждую зиму помогал ему устанавливать печку. Когда
его брат болел, ты дал ему в долг двадцать юаней. — Цзя Дачжэнь говорил, не спуская с Чжао Чана глаз.Чжао удивился, как хорошо осведомлен Цзя о его отношениях с Чжунъи. Между тем тот больше всего интересовался именно личными делами сотрудников института и прекрасно знал, кто с кем дружит, с кем в ссоре, кто как проводит свободное время. Хотя с начала кампании Цзя и Чжао принадлежали к одной фракции и Цзя привлекал Чжао к выполнению важных поручений — сейчас вот включил его в рабочую группу, — Чжао понимал: все это до поры до времени. Стоит Цзя унюхать интересующий его материал, и он не пожалеет ни друга, ни родню. Пока Чжао не мог понять, к чему тот клонит, но не ждал ничего хорошего и почел за благо ответить неопределенно:
— Ну, если у тебя просят взаймы, отчего же не дать, в этом ничего особенного нет.
— А ты знаешь, о чем думает У Чжунъи в глубине души? — не отставал Цзя Дачжэнь.
Тут Чжао Чан догадался, что разговор не имеет отношения к нему лично. На сердце полегчало, и он стал отвечать более свободно:
— На этот счет я вам так скажу: со стороны посмотреть — мы вроде бы приятели, а на самом деле я его почти не знаю. Когда мы вместе, разговор идет только о работе или о житейских мелочах. О своих личных делах он никогда не говорит, о чем думает — тем более. Иной раз вздохнет глубоко, я спрашиваю — о чем, а он молчит. Потом еще раз вздохнет, но я уж не спрашиваю.
Говоря так, Чжао Чан хотел, с одной стороны, вызвать у Цзя интерес к личности Чжунъи, а с другой — создать впечатление, что он никогда не вел с ним откровенных разговоров, чтобы было легче отпереться, в случае если Чжунъи действительно донесет на него. Свою оборону он строил весьма искусно — ни дать ни взять невидимая линия Мажино.
— В его приемнике есть коротковолновый диапазон? — переменил тему разговора Цзя Дачжэнь.
— По-моему, нет. Да и приемника, скорее всего, нет. — Чжао Чан все еще не догадывался, к чему клонит собеседник, но одно было ясно: он сам Цзя Дачжэня не интересует.
— А дневник он ведет? — продолжал тот.
— Это мне неизвестно. Да если б и вел, мне бы, во всяком случае, не показал! А в чем дело, с ним что-нибудь случилось? — перешел в контрнаступление Чжао Чан. Он понял, что, ограничиваясь ответами на вопросы, ставит себя в невыгодное положение.
Цзя Дачжэнь резко поднялся и произнес уверенным, не допускающим сомнения тоном:
— С ним не все в порядке!
При этих словах у Чжао Чана от радости заблестели глаза. Так, значит, дуло ружья, казалось бы целившегося в него, направлено совсем в другую сторону! Будь он в комнате один, он закричал бы: «Слава богу!» И все же ему было трудно представить себе, какую зацепку мог Цзя Дачжэнь отыскать у Чжунъи — такого осторожного, робкого, законопослушного!
— А что именно? — не удержался Чжао.
Цзя Дачжэнь смерил его взглядом, но не стал делиться с Чжао своим только что сделанным открытием. Продолжая курить, он в задумчивости походил по кабинету, затем вернулся к столу и погасил сигарету о край стеклянной пепельницы. Обернувшись к Чжао Чану, он произнес внушительно:
— Что именно — узнаешь потом. Раз я сказал, значит, так и есть. Я… я думаю поручить кому-нибудь проследить за ним и о всяком необычном поступке тотчас докладывать мне. Пожалуй, я поручу это тебе — вы всегда были с ним близки, так что ты не вызовешь подозрений. Но только надо постараться не вспугнуть его. Справишься?