Повести и рассказы

Опустели магазины, улицы, дома, по улицам разъезжали люди с автоматами, на ветру развевались зеленые и черные флаги.

Закрывались школы и больницы.

На каждом углу кричали о независимости.

И в мой родной город вошли танки.

***

Группа мужчин в черном несет на руках черный большой сверток.

Процессия приближается, она все ближе к нашему дому.

Она проходит в ворота, останавливается в нашем дворе.

Мужчины опускают черное полотно на землю.

Черное покрывало открывает лицо.

Это Мансур. Мама плачет и уводит Зару в дом.

У отца сжаты кулаки. Его лицо серое, как тень. Уже потом мы узнаем: Мансур вступил в братство борцов за освобождение, но официальные власти называли их «боевиками». Ходили слухи, что Мансур украл девушку, свою невесту по имени Тамила. Я видел ее два раза - красивая и молчаливая девушка.

Новости разносятся быстро, а особенно плохие: в столице произошло несколько взрывов, погибли люди.

Много людей. В воздухе повисло страшное слово - террор.

Ужас поселился в головах и в сердцах.

Ответ центра не заставил себя ждать. Мой родной город начали бомбить. Постепенно из-за уличных боев и бомбежек мой город превратился в руины, в город-призрак, как будто конец света наступил и побывал в нем. Мой родной город стал чужим, каменным кладбищем. А на одной из стен на въезде появилась надпись: «Добро пожаловать в ад». Но это и было адом: в центре моего города появилось то, о чем подумать было страшно, ибо сама мысль была грехом - появился рынок, где продавали и покупали людей, как скот; проституция, контрабанда оружия и наркотики. А еще туда съезжались люди со всего света, готовые убивать за деньги.

А потом наступил самый черный день, разделивший мою жизнь на «до» и «после». Мой дом разбомбили, самолет просто пролетел мимо, оставив только камни, пыль и пепел, и забрал у меня маму, отца и сестру. Я остался один. Внутри меня поселился вакуум, пустота, черная дыра, из которой наверх вырывался вопль, отчаянный крик, застрявший в горле. Я сжал зубы до скрежета и кулаки до хруста в костяшках, так и жил.

Ночь… Я гляжу в небо и кричу: «Почему ты их не защитил? Не защитил мою семью!» У меня был кулон-полумесяц на шее, я сорвал его и выбросил в поле.

С того дня я забыл Бога, а он забыл меня; но, когда Бога нет, приходит другой.

Я чувствовал себя умирающим волком, как будто надел его шкуру. Затравленным зверем, которого видел в детстве.

3

Я дал себе слово отомстить всем, всему миру.

Найти вербовщиков было несложно: на каждом углу они кричали о священной войне и независимой Республике, о свободе.

Меня с радостью приняли в братство освобождения, ведь там хорошо знали моего брата, Мансура.

Я три года воевал за свободу и идеалы новой Республики. Но, как оказалось, все это всего лишь песок.

На самом деле братство занималось бизнесом, курировало контрабанду оружия, наркотрафик и продажу нефти, а также продажную любовь. Борцы за свободу брали дань со своих же земляков и карали тех, кто не платил, например, жгли их дома и похищали родственников. Я был частью этого, частью этого ада.

Верхушка братства богатела, а в окопах гибли простые бойцы. Мирные люди умирали на улицах. Закон умер. Нет никакой свободы, это иллюзия!

Раньше мне часто снились отец и мама, но постепенно их лица исчезали, как в тумане, и я боялся, что забуду их и не увижу даже во сне.

Однажды мне приснилась моя сестренка, моя Зара. Она бежала по зеленому лугу, сверкая босыми пятками, и смеялась, пока не добежала до огромного голубого озера - гладкого, как зеркало из хрусталя. Она обернулась и долго смотрела на меня своими большими черными глазами, глубокими глазами, полными печали и грусти.

– Прости меня, сестренка, я много ошибался.

– Всевышний любит тебя, - она мне улыбнулась.

И я проснулся. Эти люди не были моими братьями и не заменят мне семью. В войне нет ничего героического, только смерть.

***

– Аслан сказал привести их, он хочет записать послание. Аслан - наш полевой командир.

– Хорошо, - киваю я и иду вместе со своим напарником.

У него шрам во все лицо, и он вечно молчит - просто ему отрезали язык.

Мы идем причудливыми тропами каменного лабиринта, прислушиваясь к каждому шороху и рассчитывая шаги. Мины и растяжки никто не отменял.

Уродливые черные стены, куски блоков и глыб с дырами и переходами, скелеты сожженных машин, воронки от снарядов.

Пепел, порох и дым заменили кислород. Не знаю, есть ли рай, но ад рядом, он уже здесь - за каждым углом, за каждой стеной, за каждым поворотом. Мы с Гамзало ныряем в уродливую арку, похожую на сломанный огромный циркуль. Лабиринт Минотавра, но вместо Минотавра - смерть. Снимаем цепи и поднимаем клетку - она круглая, похожа на крышку железной банки - и опускаем лестницу вниз. Это яма, глубокая яма, как могила. Место для заложников. Но мы сами заложники проклятого города. Города, похожего на кладбище. Нет, на чистилище, и мы все его пленники.

– Поднимайтесь, - командую я.

Первым выходит высокий, худой, рыжий мужчина лет сорока. За ним - женщина, блондинка с голубыми глазами, и девочка, напоминающая блондинку, лет одиннадцати. Они напуганы и истощены - белые, как мел.

– Что случилось? Они заплатят - мои друзья уже собирают выкуп, - повторяет рыжий мужчина. Блондинка прижимает девочку к себе.

– Просто идите за мной, - говорю я.

И мы идем впятером: я впереди, Гамзало замыкает нашу странную группу. Я веду их той же скорбной тропой каменных серых коридоров. Тяжелое свинцовое серое небо вот-вот упадет на нас.

Наши пленники, эта семья, то ли журналисты, то ли работники миротворческого союза, а может, просто волонтеры. Им не повезло: когда они ехали на автобусе Красного креста, то попали в засаду.

Зачем они приехали? Они что - новости не смотрят?

Мы заходим в просторную комнату на втором этаже.

Здесь все уже было готово для съемки, кроме камеры.

Странно - где же камера?

– Сходи за камерой, брат, - говорит Аслан и смотрит на меня.

Когда я вернулся, все было уже кончено.