Повести, очерки, публицистика (Том 3)

– Поставили, вот и стою. Что станешь делать! А вы лесом-то не ходите, прямо на огороды правьтесь. Перелезете где-нибудь да по тракту и ступайте, а то еще под нечаянную пулю попадете.

Мы послушались совета. Пошли прямо на огороды, перелезли через прясло, прошли лесной участок и вышли на разделанное под огород место. Огород упирался в глухую стену надворных построек, проездные ворота были заперты. Постройки были хорошие, под железными крышами. Видно, это был дом какого-нибудь заводского начальства.

Перешли еще два-три огорода, а все то же: глухая стена построек и запертые ворота. Наконец попался нам "голый дом", у которого стояла одна покосившаяся конюшенка без крыши. Через наружное прясло виден был тракт. Это как раз нам и надо было. И гряды здесь шли вдоль - удобно для выхода.

– Ну-к что, пошли ребята!
– И Кольша, помахивая ведерком и обломком удилища, пошел по борозде между картофельными грядами, мы - за ним.

В это время яростно залаяла собачонка, выбежавшая из-за конюшенки. За собачонкой вылетела женщина в синем платке, с какой-то узенькой крашеной дощечкой, должно быть от кросен.

Женщина угрожающе взмахивала дощечкой и кричала:

– Я вас, негодников! Нарву вот крапивы... Кольша, однако, спокойно шел прямо на женщину. Он у нас всегда такой! Без сноровки и в драку ходил. Мы, конечно, поторопились поддержать товарища:

– Мы, тетенька, не воровать...

– Нам только на улицу перелезть.

– Что вам тут за дорога?
– спросила женщина помягче.

– Не пускают зимником-то, велят по тракту. Мы и пошли огородом. Ничего не рвали, хоть обыщи!

Женщина цыкнула на собачонку и совсем спокойно стала спрашивать, чьи мы, как сюда попали и что видели на зимнике.

Когда мы рассказали, женщина раздумчиво проговорила:

– И здесь, поди, вас не пропустят. Возчиков вон всех заворотили. До Речек, слышно, облаву протянули. Недавно ваш горянский на паре лошадей шестерых стражников привез. Как быть-то? Ночевать, видно, вам у меня. А дома-то, поди, ждать будут. Спрашивались хоть у матерей-то?

– Нет, тетенька. Не спрашивались.

– Ох, ребята, горе с вами! На-ко, куда не спросясь убежали! Как теперь, а?.. Темно ведь скоро будет, а то бы по Коровьему прошли, а там берегом. Забоитесь по потемкам-то?

– Не забоимся, тетенька! Не маленькие, поди.

– Видать! Так вы, нето, по заогородам ступайте. Тут их всего восемь осталось. У последнего-то огорода, от крайнего столба, прямехонько идти. Тропки там пойдут к болоту - оно ныне сухое. Ишь, в огороде-то все сгорело. Вдоль того болотца и ступайте. Оно вас к пруду выведет. Там мысок есть. На этой стороне мысок и на той мысок. Это и будет Коровье. Тут хоть широконько, а мелко: коровам по брюхо. Мы тут когда бегаем... в обход мостиков. Много короче выходит. А дальше - тропка, прямехонько к Перевозной горе. Знаете, поди, те места?

На плотине пробило девять. Колюшка не поверил:

– Просчитался дедко. Девять отбил!

– Девять и есть,- подтвердила женщина.

Когда мы пошли обратно к пряслу, она остановила нас:

– Постой-ко, ребята, я вам хоть по кусочку дам. Есть захотели, поди, рыболовы?

Отказываться мы, конечно, не стали, и женщина вынесла нам три ломтика круто посоленного ржаного хлеба.

– Передайте матерям-то поклончик от Настасьи Огибениной. Пущай хорошенько вас надерут!

– И сейчас же предупредила: - Вы, ребята, через прясла-то не ползайте. Тут через два огорода такие кикиморы живут. Придумали цепную собаку в огород спускать. Оборвет пятки-то. По за-огородам идите! Да не забывайте - от последнего столба прямо. А как переходить станете, на мысок правьтесь. Направо-то глубоко. Не утоните хоть!

– Мы, тетенька, плавать умеем.

– Саженками, по-собачьи, по-лягушачьи. Это уж так точно.

– Вижу, что мастера. По три раза на день таких драть, и то, поди, мало. Ох, ребята, ребята!..

И вот мы опять в лесу, за огородами. Хлеб тетушки Настасьи оказался летучим - в минуту ни у кого не оказалось.

– Лучше бы она и не давала!
– печально вздохнул Колюшка, а Петька набросился:

– Ты опять о хлебе! Под ноги гляди. Рыбу не рассыпь. Смотри тихо, ребята! В оба гляди!

В лесу становилось темно. Трава под ногами потемнела и казалась мертвой. Откуда-то появилось много мелких черных сучьев. Куда ни ступишь хрустят. Пока пробирались по заогородам, лес был "свечкой", а от крайнего столба пошел "мохнач", какой растет около болот. В таком лесу, да еще с большой примесью мелкого, и днем на пяти шагах человека на найдешь, а вечером и подавно. Тропку все-таки нашли без труда, и она вывела нас к болоту. Идти стало хуже. То и дело под ноги подвертывались узкие сухие кочки с глубокими провалами между ними. Провалишься - и под ногой обязательно хрустнет. Откуда только насыпалось столько всякой дряни! А Петька шипит:

– Ш-ш... ты! Тихо! Слышишь - говорят.

Болото подходило местами близко к тракту. Оттуда вдруг послышались голоса:

– Не иголка, главное дело... Кругом обложено. Укажут ему дорожку, укажут! Сибирь-то, она на всех, главное дело, хватит.

– Не горячись ты, сват! Может, он близко где... слышит тебя.

– А я боюсь? Да мне, главное дело, попадись только: сразу - прощай, белый свет...

Дальше не стало слышно, но мы все узнали, что это говорил наш уличанский подрядчик Жиган.

– Откуда тут Жиган?
– прошептал Петька.

– Он, может, стражников-то и привез из Горянки. Тетенька про которых сказывала.

– И то... Тихо, ребята!

Болотце пошло влево, и голосов вовсе не стало слышно. Но от этого было еще страшнее. А вдруг заблудились! Уклон стал заметнее. Под ногами захлюпала вода.

– Она говорила, пересохло болото, а тут вода. Неладно, видно, идем,сказал Кольша.

– К пруду пошло, то и вода. Не видишь - кусты там? Берег, значит... Тихо, ре...

Петька замер, не договорив слово. Остолбенели и мы. Вправо от нас, прислонившись к сосне, сидел человек. В потемках нельзя было разобрать, молодой или старый, но без бороды и усов. Было видно, что одна нога у него разута, другая в сапоге. Правая рука была под широковерхой фуражкой, которая лежала на земле.

Человек сидел и молчал. Мы тоже молчали. Потом он попросил:

– Хлебца у вас, ребятки, нет? Кусочка...

Эти простые слова сразу успокоили. Даже веселее стало. Все-таки с большим, а то вовсе страшно в лесу.