Повести, очерки, публицистика (Том 3)

Колюшка, которого Петька не заметил до сих пор, отозвался:

– Картошка-то есть, поди, у нас. Семь штук в сенцах спрятал.

– Кольша!
– обрадовался Петька.- Тебя-то и надо. Ты про Вершинки не сказывал?

– Нет, не говорил.

– Вот и ладно. Мы с Егоршей тоже не сказывали. Теперь как? Меня спрашивают, где были, а я и сказать не знаю. Про то, про другое говорю...

– У меня этак же. Мама спрашивает, сердиться стала, а я верчусь так да сяк,- отозвался я.

– Кольша, тебя мать-то спрашивала? Потом-то, как кормила?

– Спрашивала.

– Ты что?

– Ну-к, я сказал...

– Что сказал?

– Сказал... промолчал...

Это показалось смешно. Мы расхохотались. На соседнем сеновале завозился брат Петьки - Гриньша - и сонным голосом проговорил:

– Вы, галчата! Спать пора. Скажу вот... Гриньша уснул, но мы уж дальше разговаривали шепотом. Сложили все запасы в одно место и уговорились завтра идти не рано, будто за ягодами.

Если будут спрашивать о сегодняшнем, всем говорить одно: удили у Перевозной горы, потом увидели - народ бежит, тоже побежали поглядеть, да на тракту и стояли. Ждали, что будет, а ничего не дождались. Так и не узнали. Говорят, кто-то убежал, его и ловили. Неугомонный Петька хотел было еще уговориться:

– А где мы зеленую кобылку ловили?

Но тут стал всхрапывать Колюшка. И у меня перед глазами стала появляться тихая вода, а на ней поплавок. Вот пошел... пошел... а!..

Петька все еще что-то говорит. Опять тихая вода, а на ней поплавок... Потянуло... Окунь! Какой большой! Тащить пора, а рука не подымается...

ЗАГАДОЧНЫЙ ТУЛУНКИН

Утром, когда пили чай, пришел отец. Пришел усталый, но веселый и чем-то довольный. Сел рядом со мной, придвинул к себе:

– Ну как, рыболов, дела-то? Много наловил? Я готов был сейчас же бежать на погребицу за рыбой, но отец остановил, а бабушка сказала:

– Сейчас ушку варить станем. Страсть хорошая рыбка! Окуньки больше.

– Ты лучше спроси, в котором он часу домой Пришел,- вмешалась мама.

– Опоздал, видно? Насыпала, поди, мать-то, а? Она, брат, смотри!

– Вот и пристрожи у нас! Бабушка - потаковщица, отец - хуже того.

– Вишь, вишь, какая сердитая!
– подмигнул мне отец.- Гляди у меня, слушайся! Я вон небось всегда слушаюсь. Как гудок с работы - я и домой, и уходить никуда неохота. Покрепче тебя, а сижу, а ты вот все бродишь. Тудасюда тебе надо. Сегодня куда собрались?

– По ягоды, тятенька. За Карандашиху думаем.

– И то дело. Скоро ягоды-то от нас убегут, а рыба останется. Успевать надо. Только домой засветло приходи. Ладно? Не серди мать-то!

– Да будет тебе! Скажи хоть, куда вас гоняли?

– Дорогу да лес караулили.

– Что их караулить-то?

– Станового спроси, ему виднее. Так и сказал: "Этих поставить караулить лес и дорогу". Ну, мы и караулили.

– И что?

– Да все по-хорошему. Дорога на месте, и сосны не убежали...

– Без шуток расскажи, Василий,- попросила мама.

А бабушка заворчала:

– Что, в самом деле, балагуришь, а про дело не сказываешь!

– Нельзя, мать, про это дело без шуток рассказать. Коли дурак делает, так всегда смешно выйдет. Придумали тоже - народ выгнать политику ловить! Как же! Пусть сами ловят!

– Какую политику?

– Да, видишь, на Скварце - на золотом-то руднике под Вершинками появился человек один. Из пришлых какой-то. Под землей работал, как обыкновенно. Вот этот пришлый и стал с тем, с другим разговаривать про тамошние дела. Стал около него народ грудиться. Стража-то горная побаивается под землю лазить, им и вольготно там. Соберутся да и судят. Про штрафы там, про обыски... ну, про все рабочее положение и как лучше сделать. Кто-то все-таки унюхал про это. Из начальства. Вчера, сказывают, как из шахты народ подыматься стал, его и хотели взять, а у него револьвер оказался. Стражники-то - они на голоруких храбрые, а этой штучки боятся - выпустили. Он в лес. Стражники давай стрелять в него, он опять в них. Перепалка вышла. Говорят, будто ему ногу подшибло пулей.

– Поймали его?

– Зачем поймали? Ушел...

– С подстреленной ногой?

– Может, это еще вранье - про ногу-то... Говорю, ушел, да и как не уйти, коли стражники сами боятся в лес заходить! А нам зачем этакого человека ловить?

– Вы по лесу и ходили?

– Вроде облавы сделано было. Он, видишь, в том лесу был, между зимником да трактом, под самыми Вершинками. В пруд этот лесок выходит. Вот его и оцепили и по тракту до плотины народ поставили. В случае если пруд переплывет, так тут его и схватят. Мы с Илюхой против Перевозной горы пришлись. Только и видели, что стражники по дороге ездят да покрикивают: "Эй, не спишь?" А сами-то и проспали. Он знаешь что сделал?

– Ну?

– Переплыл, видно, пруд да к перевозу и пробрался. Там взял лодку потихоньку - да прудом прямо к господскому дому. Ищи теперь! На Яшу Лесину приходят, почему лодку не уберег, а он говорит: "Тут три стражника сидело, я и не караулил. Они спать завалились, а я сиди! Как бы не так!" Лодку-то оглядывают теперь, не осталось ли следов каких... Подходили мы с Ильей. Сережку какую-то там нашли да панок-свинчатку. У нашего Егораньки такой же есть. Зеленым крашен.

– Ты, Егорушко, этот панок выбрось и не сказывай, что у тебя такой был,- посоветовала бабушка. Отец расхохотался:

– Что ты, мать! Не будут же ребячьи бабки перебирать. Мало ли крашеных панков.

Отцовский смех меня успокоил. Надо все-таки ребятам сказать, чтобы про мой зеленчик не поминали. Будто я еще с весны его проиграл. Эх, какой паночек-то был! И как это он выскользнул?

Успокоенный, я стал собираться.

Бабушка, как всегда, отрезала мне хлеба, а мама напомнила:

– Смотри, не по-вчерашнему! Глубоко-то от дороги не ходите. Там и ягод нет. К пруду ближе держитесь.

Колюшка уже поджидал на завалинке, но Петьки еще долго не было. Мы понимали, почему он долго не выходит. Ему надо незаметно пронести корзинку с запасами для раненого. Петька же взялся разыскивать посудину, которую мы могли спокойно оставить. Ждали терпеливо. Петька вылетел наконец и сразу набросился на нас:

– Вы что тут расселись, ровно воробьи на жердинке! Про Сеньку-то узнали? Может, он с голубятни караулит, а они сидят! Драться-то, поди, нам сегодня не с руки! Беги, Егорша, хоть к Потаповым ребятам. Посмотри из огорода, не видно ли Сеньки либо еще каких первоглинских.

– Ну-к, что бегать-то, так пройдем.

– Говорю - не с руки нам сегодня драться. В это время из проулка показалась лошадь, запряженная в телегу. На телеге - старик и три женщины, за телегой - привязанная хромая лошадь. Это был удобный случай. Мы сейчас же забежали с левой стороны и пошли рядом с телегой, один за другим.

Немолодая женщина спросила:

– За какими, ребята, ягодами-то?

– Какие попадут.

– За брусникой-то рано ведь.

– Черника еще попадает. А вы куда?

Этот разговор был нам тоже на руку - будто мы знакомые. Нам надо было со взрослыми пересечь улицу Первую Глинку.

В Горянке тогда был дикий обычай: ребятишки одной улицы были в постоянной вражде с ребятами двух соседних улиц. Почем зря тузили один другого за то, что живут на улицах рядом.

В той стороне, куда мы шли, врагами нашими были ребята Первой Глинки. Во Второй Глинке уже были наши друзья, которые тоже воевали с Первой Глинкой.