Повести. Рассказы

— Лыткин утверждает, что видел вас.

Клячко пожал плечами.

— Значит, видел. Я ни от кого не прятался.

— А вы его?..

— Нет. Я уже сказал — нет…

Лыткина Звонарев нашел у дверей лазарета, где все еще толпились люди, переговаривались вполголоса, волновались за судьбу Зины.

— Можно вас на минутку? — Звонарев легко тронул Лыткина за рукав кителя.

— Разумеется, — весело согласился Лыткин. — Я вас слушаю.

— Вот вы говорили, что около девяти видели Клячко и Шуранову?

— Время не помню.

— Девять. Это установлено. Как все было?

— Я спускался по трапу, — без запинки пояснял Лыткин, — а они поднимались. Я посторонился, пропустил Зину, потом Клячко и побежал своей дорогой.

Они как раз подошли к двери, ведущей на злополучный трап.

— Прошу! — вежливо предложил Лыткин.

— Нет, уж сначала вы, — сказал Звонарев.

Лыткин усмехнулся, шагнул на трап. Пройдя марш, он остановился, повернулся к Звонареву.

— Здесь.

Звонарев смотрел на него снизу вверх.

— Клячко утверждает, что он вас не видел.

— Значит, один из нас врет, — вкрадчивым голосом произнес Лыткин. — Поскольку Клячко уже освободили, я полагаю, вы больше верите ему!..

— Почему же?.. Я верю, что вы их видели. Больше того, я даже убежден в этом. Только мне кажется, что все происходило немножко не так, как вы рассказываете…

— Не надо мне помогать, — натянуто улыбнулся Лыткин. — А то я и так похож на человека по пояс в болоте. Вы мне протягиваете тонкий прутик вместо палки, я делаю лишние движения и еще больше погружаюсь в трясину.

— Образно, но слишком сложно для нормального общения. Моя же мысль проста. Мне кажется, что вы Клячко видели, а он вас — нет.

— Все было так, как я сказал.

— Хорошо. У Клячко или Шурановой что-нибудь было в руках?

— Вроде бы нет. Впрочем, если не считать маленького сверточка с контрабандой.

— Не ёрничайте, Лыткин. Это ведь допрос.

— Давно понял, гражданин следователь.

— Откуда, кстати, знаете про контрабанду?

— Весь теплоход знает…

Звонареву вдруг показалось, что сейчас Лыткин ударит его ногой. Он внутренне собрался, чтобы перехватить и отвести от себя удар. Но Лыткин повернулся к нему спиной и пошел вверх. На ходу спросил:

— Куда теперь меня поведете?

— Если не возражаете, на минуту зайдем к капитану.

— Не возражаю, — усмехнулся он.

Они вышли на пустынную верхнюю палубу и повторили весь путь, пройденный два часа назад импровизированным следствием. В районе трубы Звонарев остановился, шагнул в темное пространство между двумя шлюпками. Встал у борта. Лыткин удивленно посмотрел на него. — Узнаете? — спросил Звонарев.

— Что я должен узнавать?

— Ситуацию. Вот тут стояла Шуранова. Вы появились откуда-то оттуда. Она повернулась на звук шагов. Вы зажали ей рот ладонью, чтобы не кричала, и скинули в воду. Где сверток?

Несколько секунд Лыткин являл собой крайнее изумление. Наконец он покрутил пальцем у виска и спросил:

— А вам к доктору не надо? Вот что, — раздраженно заговорил он, — или мы сейчас идем к капитану, или я пойду спать. Вы уж один упражняйтесь в своих умозаключениях…

Он отвернулся, и Звонарев увидел, как обострился его профиль, словно бугры мышц до предела натянули на себя кожу.

— Привет вам, кстати, от Француза! — вдруг сказал Звонарев.

Лыткин не дрогнул.

— Ошибок много наделали, гражданин Лыткин, — продолжал наступление Звонарев. — Дорогим шампанским разбрасываетесь — не по карману! А на бутылочке-то наклейка вашего ресторана…

И вдруг Лыткин побежал. Не очень быстро, как показалось Звонареву, высоко поднимая ноги, словно на физзарядке. «Куда он? Кругом море…» — подумал Звонарев и громко крикнул:

— Стой!

Лыткин завернул за угол палубной надстройки. В несколько прыжков Звонарев был у этого места. Он успел подумать, что, наверное, попался на грубую приманку, увидел подставленную ногу, и, падая, в полете уже, попытался сгруппироваться, чтобы не разбить голову о железные механизмы на палубе. Спиной Звонарев больно ударился обо что-то острое, перевернулся через левое плечо, хотел вскочить, но тут огромная многотонная масса обрушилась ему на голову, и он погрузился в спасительную, снимающую боль темноту.

Когда глаза его открылись, над ним висело лицо Сашки Тюрикова, губы того шевелились, но Звонарев ничего не слышал. Липкая кисло-сладкая пена застыла на губах. Звонарев долго нес руку к лицу, чтобы отереть пену со рта, но и рукав был весь в этой мерзкой, смешанной с кровью пене.

Сашка догадался, слава Богу: платком вытер ему губы, приподнял голову.

— Допрыгался, детектив… — Голос Сашки плыл издалека, слова доплывали с большим опозданием. — Встать сам сможешь?

Размытое пятно за Сашкиной головой приблизилось к глазам Звонарева, он узнал капитана.

Поддерживаемый двумя парами рук, Звонарев перевернулся, встал на четвереньки. Перед ним в белой пене валялся огнетушитель с пятном черной крови на нем. Его крови. Пена уже стала застывать, Звонарев автоматически взглянул на часы.

Капитан потряс его за плечо.

— Кто?

— Лыткин. — Звонарев выдавил из себя единственное слово, и снова пошли круги перед глазами…

Медсестра перевязывала ему голову, Звонарев сидел голый, в белом халатике, грязная одежда его скомканной кучкой лежала в углу.

— Сейчас я простирну маленько, высохнет мигом. — Руки сестры кружили вокруг лица Звонарева, его голова все больше походила на гипсовый слепок. — А вам пока придется в халате погулять…

— Таня, — спросил вдруг Звонарев, — вы Лыткину говорили, что Шуранова без сознания? Сестра вздрогнула, отвела взгляд.

— Нет. С чего вы взяли?

— Так… Показалось…

Она помедлила, завязывая бантиком конец бинта. Горько усмехнулась:

— Кабы у человека на лбу написано было, сволочь он или добрый человек… Как теперь людям в глаза смотреть?

— У тебя роман с ним был?

— Жениться просил, кобель гнусный…

Звонарев тронул ее за рукав.

— Вы меня не утешайте! — Таня отвела руку.

— Я и не утешаю. Плюнь. Радуйся, что он тебе жизнь не успел сломать…

— Чайку бы сообразить! — мечтательно сказал доктор, выходя из комнаты, где лежала Шуранова.

— Как Зина? — спросил Звонарев.

— Порядок!

Сладкая тошнота подступила к горлу.

— Вы прилягте. — Таня осторожно опустила ему голову на подушку. — Вон как побледнели…