Повести

свидетельствовали о крайнем нерасположении к этим непрошеным гостям. Рыбак все думал, не зная,

как наконец подступиться к Дёмчихе с тем главным разговором, ради которого он дожидался ее.

– Тут, видишь ли, тетка, товарищ того...

Она разогнулась, подозрительно взглянула на Сотникова в углу. Тот двинулся, попытался встать и

заметно подавил стон. Дёмчиха на минуту замерла с веником в руках. Рыбак поднялся со скамьи.

– Вот видишь, плохо ему, - сказал он.

Сотников минуту корчился от боли в ноге, обеими руками держась за колено и сжимая зубы, чтобы не

застонать.

– Черт, присохла, наверно.

– А ты не дергайся. Лежи. Тебя же не гонят.

Пока Рыбак устраивал на скамье его ногу, Дёмчиха все хмурилась, но мало-помалу резковатое

выражение на ее лице стало смягчаться.

– Подложить что-нибудь надо, - сказала она и пошла за перегородку, откуда вынесла старую, с

вылезшими клочьями серой ваты, измятую телогрейку.
– На, все мягче будет.

«Так, - мысленно отметил Рыбак.
– Это другое дело. Может, еще подобреет эта злая баба». Сотников

приподнялся, она сунула телогрейку под его голову, и он, покашливая, тут же опустился снова. Дыхание

его по-прежнему было частым и трудным.

– Больной, - уже другим тоном, спокойнее сказала Дёмчиха.
– Жар, видно. Вон как горит!

– Пройдем - отмахнулся рукой Рыбак.
– Ничего страшного.

– Ну конечно, вам все не страшно, - начала сердиться хозяйка.
– И стреляют вас - не страшно. И что

мать где-то убивается - ничего. А нам... Зелья надо сварить, напиться, вспотеть. А то вон кладбище

рядом.

– Кладбище - не самое худшее, - кашляя, сказал Сотников.

Он как-то нехорошо оживился после короткого забытья, наверно, от температуры резко

раскраснелись щеки, в глазах появился лихорадочный блеск, неестественная порывистость сквозила в

его движениях.

– Что же еще может быть хуже?
– допытывалась Дёмчиха, убирая со стола миски.
– Наверно ж, в пекло

не верите?

– Мы в рай верим, - шутливо бросил Рыбак.

– Дождетесь рая, а как же.

Забрякав заслонкой, хозяйка полезла в печь, задвигала там чугунами. Однако похоже было на то, что

она уже успокоилась, даже подобрела. Рыбак чувствовал это и думал, что, может, как-либо все еще

устроится.

– Нам бы теплой водички - рану обмыть. Ранили его, тетка.

– Да уж вижу. Не собака укусила. Вон всю ночь под Старосельем бахали, - как бы невзначай сообщила

она, опершись на ухват.
– Говорят, одного полицая подстрелили.

190

– Полицая?

– Ну.

– А кто сказал?

– Бабы говорили.

– Ну, если бабы, то верно, - улыбнулся на конце скамейки Рыбак.
– Они все знают.

Дёмчиха сердито оглянулась от печи.

– А что, нет? Бабы-то знают. А вы вот не знаете. Если бы знали - не спрашивали.

Она подала им воду в чугунке и направилась за занавеску к детям.

– Ну, вы уж сами. А то не хватало мне еще вам портки снимать.

– Ладно, ладно, - согласился Рыбак и ступил к Сотникову.
– Давай бурок снимем.

Сотников сжал зубы, вцепился руками в скамью, и Рыбак с усилием стащил с его ноги мокрый,

окровавленный бурок. Дальше надо было снять брюки, и Сотников, поморщившись, выжал:

– Я сам.

Видать по всему, ему было мучительно больно, и все же, расстегнув, он сдвинул до коленей также

окровавленные штаны. Среди подсохших кровавых подтеков на теле Рыбак увидел наконец рану. Она

оказалась совсем небольшой, подпухшей, с синеватым ободком вокруг и с виду вовсе не страшной -

типичной пулевой раной, которая еще чуть-чуть кровоточила. С другой стороны бедра выхода не было,

что значило: пуля застряла в ноге. Это уже было похуже.

– Да, слепое, - озабоченно сказал Рыбак.
– Придется доставать.

– Ладно, ты же не достанешь, - начал раздражаться Сотников.
– Так завязывай, чего разглядывать.

– Ничего, что-то придумаем. Хозяюшка, может, и перевязать чем найдется?
– громче спросил Рыбак, а

сам мокрым полотенцем начал отирать с тела подсохшую кровь.

Нога Сотникова болезненно вздрагивала, тот, однако, напрягался и терпел, и Рыбак подумал, что, в

общем, ранение не слишком тяжелое, если только пуля не задела кости. Если пулю извлечь, то за месяц

все зарастет. Куда важнее было этот месяц где-то перепрятаться, чтобы не попасть к немцам.

Вскоре Дёмчиха появилась в дверях с чистым полотняным обрывком в руках, и Сотников

стеснительно съежился.

– Не бойтесь! Нате вот, перевязывайте, чем нашла.

Все время, пока Рыбак бинтовал бедро, Сотников, сжимая зубы, подавлял стон и, как только все было

окончено, пластом свалился на скамью. Рыбак сполоснул в чугунке руки.

– Ну вот операция и закончена. Хозяюшка!

– Вижу, не слепая, - сказала Дёмчиха, появляясь в дверях.

– А что дальше - вот загвоздка. - Рыбак с очевидной заботой сдвинул на затылок шапку и

вопросительно посмотрел на женщину.

– А я разве знаю, что у вас дальше?

– Идти он не может - факт.

– Сюда же пришел.

Наверно, она что-то почувствовала в его дальнем намеке, и они пристально и настороженно

посмотрели друг другу в глаза. И эти их недолгие взгляды сказали больше, чем их слова. Рыбак снова

ощутил в себе неуверенность - что и говорить: слишком тяжел был тот груз, который он собирался

переложить на плечи этой вот женщины. Впрочем, она, видать, не хуже его понимала, какому

подвергалась риску, если бы согласилась с ним, и потому решила стоять на своем.

В довольно беглом, до сих пор ни к чему не обязывающем разговоре наступила заминка. Сотников

выжидательно притих на скамье, а Рыбак озабоченно взглянул в окно.