Повести

– Немцы!

Как ужаленный он отпрянул к порогу, за какую-то долю секунды все же успев схватить взглядом

нескольких вооруженных людей, стоящих на кладбище. Они именно стояли, а не шли, хотя он даже не

понял, куда были обращены их лица, - он только увидел их силуэты с торчащими из-за спин стволами

винтовок.

Сотников поднялся в углу, зашарил возле себя рукой, стараясь схватить оружие. Хозяйка как стояла,

так и замерла, кровь разом отхлынула от ее лица, вдруг ставшего совершенно серым. Рыбак сначала

бросился к двери, но тут же вернулся, чтобы еще раз взглянуть в окно.

– Идут! Трое сюда идут!

Действительно, трое с кладбища не спеша шли вниз к стежке, как раз, наверно, по их недавним

следам. Как только Рыбак увидел это, внутри в нем все сжалось в щемящем предчувствии беды. Никогда

он не пугался так, даже сегодняшней ночью в поле. Казалось, самым разумным теперь было бежать, но

он бросил взгляд на скорченного на скамье Сотникова, сжимавшего в руке винтовку, и остановился.

Бежать было нельзя. Дёмчиха, наверно, также поняла это и вдруг затвердила паническим шепотом:

– На чердак! На чердак! Лезьте на чердак!

Ну, разумеется, на чердак, где же еще можно спрятаться в крестьянской избе. Они сунулись в

темноватые сени, в углу которых чернел квадратный лаз на чердак, но лестницы под ним не было, и

Рыбак вскочил на каменные круги жерновов. Там он перебросил на чердак винтовку и оглянулся.

– Давай твою!

Сотников, расставив руки, перебирался через порог, Дёмчиха поддерживала его. Он подал винтовку, и

Рыбак также сунул ее в темную дыру чердака. Затем, едва не опрокинув жернова, втащил на них

191

Сотникова. Верхнее бревно отсюда было еще высоко, но Рыбак все-таки дотянулся до него и, гремя по

стене сапогами, как-то взобрался наверх. Тут же ухватил за протянутые руки Сотникова. Дёмчиха все

время усердно, хотя и не в лад, помогала снизу; Сотников ослабело карабкался, напрягаясь из

последних сил, и наконец перевалился через верхнее бревно стены.

– Там пакля! За паклю лезьте!
– подсказывала снизу хозяйка.

Рыбак пробежал по мягкой чердачной засыпке. Тут, как и в сенях, господствовал полумрак, хотя из-

под крыши и сквозь маленькое слуховое окошко во фронтоне пробивалось немного света, в котором был

виден широкий столб кирпичной трубы, какие-то обноски на длинном шесте, сломанная прялка внизу.

Поодаль под крышей он рассмотрел порядочный ворох пакли.

– Сюда давай!

Сотников, подобрав винтовку, на четвереньках подался под скос крыши в угол, куда указал Рыбак, и

тот, поддев сапогом, навалил на него ворох пакли. Потом и сам затиснулся под крышу за спину

товарища.

Замерев, они лежали, едва справляясь с дыханием. В нос шибало резким пеньковым запахом, костра

из пакли обсыпала лицо и кололась за воротником. Напрягая слух, Рыбак старался понять, шли немцы

по их следам или так просто направлялись в деревню. Если по следам, то, разумеется, будут искать.

Тогда вряд ли им тут отсидеться. В груди Сотникова громко хрипело, это мешало слушать, и все же они

старались не пропустить ни одного звука снаружи. Голоса раздавались уже так близко, что Рыбака

охватила оторопь: немцы заговорили с Дёмчихой.

– Привет, фрава! Как жисть?

Оказывается, это были полицаи, Рыбак узнал их с первого слова. Не останавливаясь, они прошагали

по двору, кажется направляясь к двери. Дёмчиха почему-то молчала, и Рыбак весь напрягся, страстно

желая, чтобы они прошли мимо.

– Что молчишь? Зови в гости, - глуховато донеслось снизу.

– Пусть вас на кладбище зовут, таких гостей, - был им ответ.

«Э, не надо так, - с сожалением пронеслось в голове у Рыбака. - Зачем задираться!» Чутко

вслушиваясь, он почти со страхом переживал грубые слова хозяйки и очень опасался, что та каким-

нибудь неосторожным словом разозлит их, и тогда не миновать беды.

– Ого! Ты что, недовольна?

– Довольна. Радуюсь, а как же!

– То-то! Водка есть!

– А у меня лавка, что ли?

– Тогда гони пару колбас!

– Еще чего захотели! Из кошки я их вам наделаю? Подсвинка забрали, а теперь колбас им!

– Вот как ты нас встречаешь!
– ехидно заскрипел другой голос.
– Партизан так, наверно, сметанкой

кормила бы.

– Мои дети полгода сметаны не видели.

– А мы сейчас это дело проверим!

Ну конечно, нельзя было так задиристо обращаться с ними, вот они и не прошли мимо - их тяжелые

шаги затопали уже в сенях. Но, кажется, дверь в избу еще не открывали, и Рыбак похолодел от

неожиданного и такого естественного теперь предположения: а вдруг полезут на чердак за колбасами?

Но нет, пока что стучали в сенях, наверно, откинули крышку сундука, что-то там упало и с громким

жестяным стуком покатилось на пол. Боясь шевельнуться, Рыбак тихо лежал, вперив глаза в сухое,

почерневшее стропило, и думал: нет, пришли не за ними. Ищут продукты - обычный полицейский

промысел в деревне, а на кладбище, по всей вероятности, пост-засада - будут караулить дорогу.

Они все еще шарили в сенях, как Сотников рядом неестественно напрягся, в груди у него что-то

ужасающе всхлипнуло, и Рыбак почти обмер в испуге - показалось, закашляет. Но он не закашлял, как-то

сдержался, притих, а они там, внизу, уже стукнули дверью, и вскоре их голоса приглушенно зазвучали в

избе.

– Где хозяин? В Московщине?

– А мне откуда знать?

– Не знаешь? Тогда мы знаем. Стась, где ее мужик?

– В Москву, наверно, подался.

– О, сука, скрывает! А ну врежь ей!