Повинуюсь и слушаю

— Мамочка, сказать, что она о тебе думает?

— Не надо, Матильдочка. У неё и так всё было написано на лице, когда она хотела меня перекрестить.

Солнце посылало жгучие лучи на Землю с огромной скоростью. Солнечные зайчики мчались наперегонки. Эти сорванцы пролезали сквозь переплетение веток лип и через колючие изгороди сосен для того, чтобы удариться о теплый асфальт или утонуть в лужах. В одной из луж купалась стайка воробьев. Серо-коричневые птахи мылись с таким остервенением, будто только что вынырнули из бассейна с «Head&Sholders» и теперь пытались избавиться от перхоти.

Люди прогуливались по парку и радовались погожему деньку. Дети пускали кораблики и спорили — кто из них самый главный адмирал. Влюбленные парочки заняли скамеечки в глубине парка и теперь там раздавались чавкающие звуки, будто кто-то с аппетитом поедает гамбургеры. Когда-то и мы с Масудом сидели на похожей лавочке…

Воздух свеж и даже выхлопы машин за оградой не могли перебить аромат листвы. Я уже почти дошла до выхода, когда раздался голос Матильды:

— Мамочка, за нами кто-то следит.

Я остановилась, поправила пеленку и дала дочке бутылочку с молоком. Сама же в это время аккуратно оглянулась по сторонам. Люди проходили мимо, шли по своим делам и на нас обращали внимания не больше, чем на клумбу, в которой сражаются за место под солнцем ноготки и ромашки. Ничего подозрительного.

— Матильдочка, ты уверена?

— Молочный зуб даю! Следит с тех пор, как ты подошла к той тетке, которая обозвала тебя…

— Да-да, я знаю, как она меня обозвала. А кто это?

— Не знаю, мам. Я вижу лишь силуэт человека. Он словно одет в цельнометаллическую броню, которая не пропускает мысли.

— А это мужчина или женщина?

— Тоже не знаю. Похоже, что на нем бронетрусы, и я не могу разглядеть половые признаки.

— И что же нам делать?

— Как что делать? Конечно же храбро линять отсюда.

Я уперлась в ручку коляски, и мы покатили прочь из парка. Прочь из места, которое неожиданно стало опасным. Мне передался образ от Матильды — черное существо, которое размыто напоминало человека. Такой образ можно увидеть, если нарисовать карандашом на листе бумаги человечка, а потом макнуть его в воду.

Сколько бы я не оглядывалась по сторонам — нигде не видно ничего похожего на переданный образ. Зато взгляд наткнулся на плакат, с которого улыбался очередной кандидат в депутаты.

И где же их берут, таких мордатых?

Словно по отбору: влезла голова в обрезанный овал — не подходишь, не влезла — пожалуйте в депутаты. Надпись на плакате гласила: «Нам хорошо жить в России!» Я улыбнулась, когда увидела снизу приписку баллончиком с краской: «А народу?»

Стальными фургончиками мимо проносились разноцветные машины. Я стояла на Советской у светофора и терпеливо ждала, когда загорится изумрудный глаз светофора.

— Мамочка, он вроде бы отстал от нас. По крайней мере, я перестала его ощущать, — раздался в голове голос Матильдочки.

— Ути мой маленький, кто это у нас тут? — улыбнулась стоящая рядом женщина и заглянула в коляску.

— Агу-агу, — храбро отозвалась Матильда и показала тетеньке «козу», ту самую, которую делают металлисты на концерте. Ох, не надо было сажать её рядом во время просмотра «Нашествия».

— Ух, как он пальчики сложил, неужели хочет в «козу рогатую» поиграть? — тетенька тоже сделала «металлическую козу» и протягивает руку к пузику Матильды.

Неужели тетенька не может понять, что если ребенок в розовой кофточке и под розовым покрывалом, то очень маловероятно, что это мальчик?

Дочка нахмурилась, скуксилась, вот-вот заплачет. Это плохой знак. Да, мне эта женщина тоже не нравилась — крючковатый нос, седые пряди нагло вылезали из-под черного парика. Она пыталась стоять прямо, но было видно, что горбатой ей ходить привычнее. О стеклянный взгляд поцарапаться можно. Ей бы широкополую островерхую шляпу, черную хламиду до земли и метлу в руки — была бы вылитая наша дворничиха тетя Фрося.

— Мам, скажи этой тете, что она меня уже забодала. Пусть не тянет ко мне свои залежи плодородной земли под ногтями, а то буду кричать до самого дома.

— Простите, пожалуйста, моя дочка не любит, когда к ней прикасаются, — я пыталась быть вежливой, но сама оттерла телом тетеньку от коляски. Ага, легче фонарный столб сдвинуть — она даже не шелохнулась.

— Дочка? Ты сказала — дочка? — лицо женщины скукожилось и стало похоже на печеное яблоко, которое забыли под диваном. Надолго забыли.

— Женщина, простите, я бы поговорила ещё, но загорелся зеленый и нам пора…

Я не успела договорить, как женщина щелканула двумя пальцами. Раздался треск сломанной сухой ветки и следом громкие сигналы машин — светофор сменил цвет на красный…

— Мамочка, скажи тетеньке, чтобы она научила тебя этому фокусу, — попросил голос Матильды.

— Я думала, что у них будет наследник, а тут… Точно дочка? — с умирающей надеждой переспросила женщина.

— Точнее не бывает. А у кого это у них? Неужели… — ахнула я.

— Да, Хлопарь просил передать тебе привет. Пока что ему некогда — он находится на войне. Но обещал, что как только выпадет свободная минута, то тут же примчится к любимой… Он пока ещё не знает — какую свинью ему подложила любимая. Эх ты! — укоризненно покачала головой женщина.

— Эй, мам, скажи ей, что я не свинья. В крайнем случае — поросенок. Скажи-скажи, а то я сама встану и всё ей выложу. Разберемся по-бабьи, — Матильдочка и в самом деле села в коляске и сделала вид, что хочет встать.

— Ну что ты, маленькая, не бойся. Тетя больше не будет тебя пугать, — я уложила малышку обратно и повернулась к непонятной женщине. — А Хлопарь…

Мои слова провалились в пустоту — женщины нигде не видно. Лишь клуб дыма уплыл по направлению парка, но скоро и он развеялся. Скорее всего, это закурил мужчина у края тротуара. Посмотрела налево, потом направо, нет, как будто и не бывало никакой женщины. Я даже под ноги посмотрела — вдруг она в канализационный люк провалилась?